Весьма любопытная встреча произошла у Гарри Пиджена в марте 1925 года, после того как был пройден Панамский канал. В небольшом порту Бальбоа у выхода Панамского канала в Тихий океан он встретил француза Алена Жербо, который только что пересек Атлантику на тендере «Файеркрест» и намеревался плыть дальше. Мореплаватели побывали друг у друга в гостях, и каждый остался при мнении, что его суденышко лучше.
31 октября 1925 года «Айлендер» бросил якорь в Лос-Анджелесе. Кругосветное путешествие Гарри Пиджена длилось без трех недель четыре года. За кормой «Айлендера» осталось около тридцати пяти тысяч миль.
За свое выдающееся одиночное плавание Гарри Пиджен был награжден специальной медалью Американского морского клуба. Теперь он постоянно жил на борту «Айлендера», расставаясь со своим детищем только на самое короткое время. Даже когда ему предложили за десять тысяч долларов совершить турне по Соединенным Штатам с лекциями о кругосветном путешествии, Пиджен, хотя редко располагал даже одной десятой долей этой суммы, отказался, не желая оставлять «Айлендера».
Ежегодно Пиджен совершал переходы в Тихом или Атлантическом океанах, а летом 1928 года принял участие в парусной гонке Лондон — Бермудские острова и получил первый приз по своему классу яхт.
В 1934 году шестидесятишестилетний мореплаватель начинает готовиться к новому кругосветному рейсу. «Я очень хочу вновь увидеть своих старых друзей в разных частях света, которые так тепло встречали меня во время моего первого плавания через три океана», — говорил Пиджен.
И действительно, новое его плавание во многом повторяло первое, но были и отличия. Так, в Тихом океане в декабре 1934 года он прежде всего зашел на Гавайские острова, а затем взял курс на Порт-Морсби (Новая Гвинея). Такой «диагональный» маршрут, естественно, сэкономил массу времени. После Порт-Морсби путь «Айлендера», за некоторыми исключениями, совпал с маршрутом первого рейса. В ноябре 1936 года он гостит у своих друзей в Кейптауне. «Здесь я встретил так много знакомых, что чуть было не утонул в апельсиновом соке», — говорил потом Пиджен. После пересечения Атлантики «Айлен-дер» нашел пристанище у Лонг-Айленд-Сити, куда Пиджен прибыл для участия в октябрьской встрече членов знаменитого клуба путешествий, а затем встал на якорь в один из американских портов на Атлантическом побережье. После этого отплыл на Виргинские острова и другие острова Карибского моря. Лишь в июле 1941 года «Айлендер» вернулся в родной Лос-Анджелес. Таким образом, если быть абсолютно точным, второе кругосветное плавание продолжалось около шести лет, а по существу оно закончилось в октябре 1937 года.
В семидесятипятилетнем возрасте Гарри Пиджен сильно удивил своих многочисленных друзей. В мае 1944 года он женился на Маргарет Гарднер и последующие свои плавания совершал вдвоем. Знаменитый же «Айлендер» погиб на скрытых под водой рифах у Новых Гебрид в 1948 году. Последнее плавание Гарри Пиджен вместе с женой предпринял на вновь построенной им яхте «Лакемба» в 1954 году. Знаменитому одиночному мореплавателю в это время шел восемьдесят шестой год.
Третьим человеком, совершившим одиночное кругосветное плавание под парусом, был француз Ален Жербо. Его кругосветный рейс как бы подразделяется на два этапа. На первом этапе (в 1923 году) Жербо на небольшом тендере «Файеркрест» пересекает Атлантику. Это была своеобразная тренировка перед многолетним кругосветным плаванием к романтическим островам Южных морей.
Человек соленой воды
5 июля, когда до Нью-Йорка было примерно две с половиной тысячи миль, Ален Жербо сделал неприятнейшее открытие. Он обнаружил, что пресная вода в двух бочонках испортилась. Вода стала красной, словно в нее подмешали марганцовку, и горькой на вкус. Жербо пытался ее кипятить и фильтровать через несколько слоев марли, но безуспешно. По-видимому, бочонки были сделаны из слишком свежего дуба и дубильная кислота, содержащаяся в древесине, совершенно отравила воду. В третьем, старом бочонке и в канистре из оцинкованного железа в общей сложности оставалось пятьдесят литров пресной воды.
Жербо проклинал себя за беспечность: тремя днями раньше ручьями лили дожди и можно было промыть бочонки и наполнить их до краев. Естественно, что теперь пришлось установить жесткий режим: один стакан воды для питья и еще один для приготовления кофе, что касается остальной стряпни — все делать на морской воде. Итак, пятьдесят литров на две с половиной тысячи миль; причем львиная доля из этих миль — в жарких тропиках, где каждая дождевая капля на вес золота. Правда, в последние дни «Файеркрест» неизменно проходил по пятьдесят миль в день и если бы удалось сохранить эту скорость, то до Нью-Йорка оставалось бы плыть около семи недель. Но кто может поручиться, что ветер сохранит свою силу или не обрушится встречный шторм, который отбросит маленький тендер обратно к востоку?!
«В полдень солнце почти в зените, и лучи его обжигают меня. На судне все высохло, чувствую сильные боли в горле и все время испытываю жажду», — записал Жербо в своем дневнике 6 июля, на другой день после введения «водяного режима».
«Файеркрест» шел в зоне пассатов. Синева небесного свода, по которому плыли похожие на клочья ваты кучевые облака, сливалась с синевой океана. Работяга-пассат мощным и ровным дыханием-выгибает парус. Плавать под таким ветром одно удовольствие, если только у корабля хорошие надежные паруса. У Жербо, к сожалению, таких парусов не было. Больше года он плавал на «Файеркресте» в Средиземном море. Прежде чем выйти в трансатлантический рейс, совершал небольшие переходы между портами Франции, Италии, Испании. Жербо эта тренировка, несомненно, пошла на пользу: он почувствовал, что физически и морально готов вынести все тяготы дальнего пути. «Файеркрест» оказался крепким орешком, способным противостоять любым ударам волн, однако паруса, которым тоже доставалось, порядком износились. И вот теперь в Атлантическом океане они не выдержали могучего напора ветра и беспрестанно рвались. Только Жербо спускал для починки большой парус и поднимал на его место трисель, как лопался трисель и приходилось проделывать операцию в обратном порядке.
«Я не склонен к суеверию, но пятница 13 июля была исключительно неудачна для меня», — записал в дневнике Жербо.
Утро, как обычно, началось с починки парусов. Заметив зияющую дыру в главном парусе, Жербо стал спускать его, как вдруг фал фока лопнул и парус упал в океан перед носом «Файеркреста». Жербо стал осторожно передвигаться по бушприту, чтобы вытащить парус, и только поставил ногу на одну из поперечин — она с треском обломилась, и мореплаватель полетел в воду. Ему все же при падении посчастливилось ухватиться за ватерштаг и затем, подтянувшись на руках, выбраться на борт парусника.
После неожиданного купания в океане крошечная палуба «Файеркреста», беспрестанно заливаемая солеными волнами, показалась Жербо весьма комфортабельной и уютной.
Отдышавшись и как следует придя в себя, Жербо продолжил операцию по спасению паруса, лежа на палубе тендера. Наконец, тяжелая промокшая парусина водворена на борт.
Через две с половиной недели, после того как обнаружилось, что пресная вода в двух бочонках испорчена, Жербо заболел. У него страшно распухло горло, и он мог глотать с огромным трудом только воду и сгущенное молоко. У Жербо едва хватило сил, чтобы спустить все паруса и добраться до койки. «Файеркрест» был предоставлен самому себе…
Когда Жербо очнулся и буквально выполз на палубу, яркое тропическое солнце ослепило его. Начались галлюцинации. Он стал всматриваться в горизонт: что за чудо! Земля! Жербо закрыл глаза и открыл снова — земля исчезла.
А «Файеркрест» был молодцом. Маленький отважный кораблик с завидным постоянством продолжал держаться своего курса, будто Жербо правил им все время. Нет, сухопутным людям не понять, когда моряк говорит о своем корабле, как о живом существе, наделенном разумом!
На палубе было легче, чем в душной каюте, но она так мала, что негде было спрятаться от солнца. От жары и боли в горле жажда стала невыносимой. Жербо выпил залпом несколько стаканов тепловатой невкусной воды, но жажды так и не утолил. Хотел окунуться в воду, но побоялся, что не удержится ослабевшими руками. Его страшно раздражал запах от бочонка с солониной — тропическое солнце сделало свое дело. Не в силах вынести смрада Жербо резко толкнул бочонок за борт. Последние запасы пищи пошли на дно. Теперь вся надежда на рыбную ловлю.
После пятидесяти четырех дней океанского плавания «Файеркрест» находился примерно на 29°30′ северной широты и 50° западной долготы. До Нью-Йорка оставалось все еще 1700 миль. И вот тогда-то разразился первый после бесчисленной череды жарких дней ливень. Но он был столь кратковремен, что Жербо не успел собрать даже стакана дождевой воды. И опять засияло жаркое раскаленное добела солнце.
Напрасно мореплаватель всматривался в горизонт: не появятся ли черные дождевые тучи? Но вместо них по небу плыли пушистые, как шерсть барашка, облачка. Переведя утомленный взгляд на воду, Жербо вдруг заметил трех довольно больших золотистых рыбин. Это были корифены. Жербо вытащил удочку, наживил в качестве приманки маленькую летучую рыбку, случайно залетевшую на палубу «Файеркреста». Однако корифены не обращали на приманку никакого внимания. Потеряв всякую надежду на успех, Жербо занялся хозяйственными делами: решил перемыть гору посуды. Уселся поудобнее на борт, свесил ноги и только приготовился зачерпнуть котелком воду, как произошло неожиданное: любопытные корифены развернулись и, словно звено реактивных истребителей в атаке, стремительно понеслись к спущенным за борт человеческим ногам. Жербо проворно схватил трезубчатую острогу и пронзил самую крупную корифену, которая первой оказалась у его ног. Через мгновение метровая рыбина лежала на палубе. Умирая, она из золотистой постепенно становилась серебристо-зеленой с черными пятнами, а в конце концов сплошь серебристо-белой.
Однако в последующие дни, когда вокруг «Файеркреста» плавали корифены, Жербо напрасно сидел с опущенными в воду ногами в надежде возбудить любопытство рыб. Надо было придумать что-нибудь новое. Жербо погрузил в воду белую столовую тарелку, и тотчас корифены приблизились к борту. Снова расчетливый удар острогой — и еще одна рыбина пополнила припасы «Файеркреета». Теперь свежей пищи предостаточно, но водная проблема оставалась неразрешенной. Жербо бережно процеживал через марлю остатки пресной воды, но вкус ее от этого не улучшался.