Морские робинзоны — страница 19 из 30

Наконец, ночью 4 августа, мореплаватель увидел, как на западе небо прорезают молнии. Темные грозовые тучи, гася одну звезду за другой, надвигались на «Файеркрест». После долгих жарких дней Жербо с радостью ожидал предстоящей перемены погоды. Вскоре крупные дождевые капли заплясали на палубе тендера.

Старая морская пословица советует опасаться дождя, который начинается раньше ветра. И действительно, вскоре вслед за первыми каплями дождя налетел страшный шквал, резко накренивший «Файеркрест». Ветер терзал хрупкое суденышко, снасти угрожающе скрипели, а подхваченные ветром брызги больно били по лицу. Когда порыв ветра ослаб, пошел настоящий ливень — целая стена пресной воды.

Используя в качестве резервуара большой парус, Жербо набрал около пятидесяти литров воды. А с чем сравнить наслаждение, которое испытал он, обросший солевой коростой, принимая освежающий пресный душ. Теперь у него было все: небо, посылало ему воду, а море — пищу. И как хорошо, что до Нью-Йорка еще не менее полутора тысяч миль! Еще по крайней мере две недели прекрасной жизни морского робинзона, мудрой и простой жизни вдали от цивилизации.

Дождь кончился. Небо снова прояснилось. Над головой у Жербо сверкала Вега, дальше на западе — Альтаир, а на южной стороне небосвода — созвездие Рыбы. Остаток ночи он просидел у руля, вспоминая эпизоды своей жизни, которые, соединяясь, словно звенья единой цепи, привели к тому, что теперь Ален Жербо оказался лицом к лицу с ночным безбрежным океаном.

…Большую часть детства Жербо провел в деревне около бретонского порта Сен-Мало. Здесь он навсегда полюбил море, волны и шум прибоя. Потом лицей и высшее учебное заведение в Париже. Во время первой мировой войны летчиком. Воздушный океан, так же как и море, опьянял его и, пробиваясь на своем утлом летательном аппарате сквозь облака, он чувствовал, что никогда не сможет заточить себя в каменные джунгли городов с дымными фабриками и заводами. Он чувствовал, что европейская цивилизация ему чужда и враждебна. И юношеская мечта о далеком плавании к мало затронутым этой цивилизацией островам в Тихом океане овладела всем его существом. Жербо поделился своими планами с двумя близкими друзьями — тоже авиаторами. Они восторженно приняли предложение Жербо и дали клятву отправиться после войны на маленьком парусном судне в романтические Южные моря. Но случилось так, что после войны только Жербо остался в живых. Верный своим идеалам и клятве, он решает совершить плавание через океаны в одиночку. К этому времени Жербо получает наследство хотя и небольшое, но достаточное для покупки парусника. Долго и упорно он искал во всех французских портах подходящее суденышко, с которым можно было бы легко управляться в одиночку. И вот весной 1922 года Жербо навещает в Плимуте своего друга — морехода-одиночку Ральфа Стока, на его плавучем доме — яхте «Дрим-Шип». В плимутской гавани Жербо увидел то, что ему нужно — тендер «Файеркрест». Он был построен из крепкого дуба и тика, имел длину одиннадцать метров, а ширину — два метра шестьдесят сантиметров. Тендер стал плавучим домом Алена Жербо. На борту «Файер-креста» Жербо держал все то, что ему дорого: любимые книги, некоторые вещи из родительского дома, призы, полученные им за победу в теннисных турнирах, и всевозможные коллекции. Больше года Жербо плавал на «Файеркресте» по Средиземному морю, готовил себя и суденышко к дальнему переходу. И наконец 26 апреля 1923 года «Файеркрест» поднял паруса в южном французском порту Канн, взяв курс на Гибралтар, куда и прибыл 15 мая. А 6 июня начался переход через Атлантический океан.

…Между тем забрезжил рассвет. Начался шестьдесят третий день плавания. Наскоро приготовив на керосинке кофе, Жербо принялся за починку парусов. Было бы гораздо легче сделать новые паруса, если бы он захватил побольше парусины, но сейчас запаса парусины хватало лишь на починку. Катастрофически уменьшался запас иголок и ниток.

За работой незаметно пролетело время, и в полдень Жербо, вооружившись секстантом, стал определять координаты. Инструмент у него в руках. Где же горизонт? Горизонт в зеркальце секстанта стремительно поднимается на дыбы. Это огромная волна резко положила на борт «Файеркрест». Потеряв равновесие, Жербо скатился по скользкой палубе и чуть было не оказался за бортом. Только когда тендер кратчайшее мгновение находился на гребне волны, удалось сделать наблюдение. Теперь скорее в каюту, чтобы отметить точное время по хронометру.

«Конечно, если на небольшом судне удается определить положение с точностью до десяти миль, то это уже можно считать отличным приближением», — записывает Жербо в свой дневник.

9 августа «Файеркрест» плыл примерно в пятистах милях от Бермудских островов и на расстоянии тысячи двести миль от Нью-Йорка. Судно входило в полосу бурь.

«Я никогда не жаловался на плохую погоду, я был готов к ней, она дает возможность моряку проявить свою ловкость и выносливость, а судну — свою стойкость, — говорил Жербо. — Меня далеко не подавляло величие разбушевавшегося океана, наоборот, приближение боя вдохновляло меня: у меня был опасный противник, и среди бури я радостно распевал все морские песни, приходившие мне на память».

20 августа во время бури волны снесли наружную часть бушприта. Были и другие повреждения. Самое разумное было бы направиться к Бермудским островам (они находились примерно в трехстах милях) и там привести в порядок тендер. Но Жербо, не колеблясь, отверг эту мысль, решив продолжать рейс без остановок.

Как только буря утихла, он приступил к ремонту. Ему пришлось висеть вниз головой, уцепившись ногами за оставшуюся часть бушприта. И когда нос «Файеркреста» погружался в волны, в воде оказывался и Жербо. Удалось закрепить сломанную часть бушприта, исправить другие повреждения. Плавание в Нью-Йорк продолжалось.

Ночью 28 августа мореплаватель впервые встретил залитый огнями пароход, а на следующее утро другой — под греческим флагом. Он поднял французский флаг и просигналил руками: «Яхта «Файеркрест», 84 дня из Гибралтара». На пароходе, по-видимому, не поняли его сообщения. Во всяком случае, пароход стал приближаться к «Файеркресту» и застопорил машину на слишком опасном расстоянии для тендера. Корпус парохода экранировал ветер, и «Файеркрест» не мог двигаться, а волны все подталкивали и подталкивали его к стальному гиганту. Жербо угрожала опасность аварии куда большая, чем во время любого из пережитых им самых жестоких штормов. Чтобы уйти из мертвой безветренной зоны, Жербо попросил вручную протянуть тендер вдоль парохода. С парохода бросили ему конец, и он закрепил его у основания мачты «Файеркреста». К удивлению морехода; он услышал, что вновь заработали пароходные машины. Тщетно кричал Жербо греческим морякам, что его не надо брать на буксир и что до Нью-Йорка он доберется своим ходом. В конце концов он обрезал конец. К счастью, тендер вдруг послушался руля и Жербо направил его прочь от парохода. Он полагал, что теперь-то уже оставят его в покое. Однако он увидел, что с навязчивого «грека» спускают моторную лодку. Два молодых офицера в пышных мундирах, расшитых золотом, как у швейцаров дорогих отелей, подошли к «Файеркресту» и стали выяснять все же, что необходимо одинокому моряку. Жербо объяснил, что вовсе не хотел останавливать пароход, а был намерен только попросить сообщить о нем в Нью-Йорке. Несколько озадаченные офицеры отбыли обратно.

Когда пароход скрылся за горизонтом, Жербо облегченно вздохнул; наконец-то он снова один.

«Могут подумать, что мне было очень тяжело выносить одиночество, ничего подобного, — рассказывал потом Жербо. — То, что мне не с кем было говорить, нисколько не смущало меня. Я привык быть своим единственным спутником: все счастье мое заключалось в обретенной свободе среди стихий».

…15 сентября в 14 часов дня «Файеркрест» благополучно прибыл в Нью-Йорк. Любопытно, что последние семьдесят два часа Жербо не выпускал из рук румпеля, опасаясь столкновения со встречным кораблем.

«Три года назад я в первый раз вышел в море на своей яхте: теперь я знаю, что оно навсегда завладело мною», — записал Жербо в свой дневник вскоре после прибытия в Нью-Йорк.

«Что бы ни случилось, я вернусь к нему, и я предвкушаю тот счастливый день, теперь уже очень близкий, когда мы с «Файеркрестом» снова поплывем, на этот раз к Тихому океану, к его прекрасным островам, и стихи английского поэта не выходят у меня из памяти:

Опять меня тянет в море, и каждый пенный прибой

Морских валов, как древний зов, влечет меня за собой.

Мне нужен только ветреный день в седых облаках, небосклон,

Летящие брызги и пены клочки и чайки тревожный стон.

Д. Мейсфилд

И этот день наступил. 2 октября 1924 года «Файеркрест» вышел из Нью-Йорка в кругосветный рейс. Первым пунктом на пути должен был быть панамский порт Колон. Однако случились события, заставившие изменить планы.

Около часу ночи 5 октября, когда Жербо, закрепив паруса, отдыхал в каюте, страшный удар сотряс тендер. Он быстро выскочил на палубу и увидел ярко освещенную громаду удаляющегося парохода. Удар пришелся по бушприту. Якорные битенги, поддерживающие бушприт, оказались вывороченными из палубы, и сейчас в ней зияли дыры. Кое-как закрепив бушприт и законопатив палубу, Жербо продолжает плавание. Но для более капитального ремонта он решает зайти на Бермудские острова. Это ближайшая суша. Стремительный Гольфстрим уже отнес тендер далеко от материка на восток. В условиях резко ухудшившейся погоды целых шестнадцать дней потребовалось поврежденному «Файеркресту», чтобы, наконец, прибыть в порт Сент-Джордж на Бермудах.

Лишь 27 февраля 1925 года на «Файеркресте» снова подняты паруса. Курс на панамский порт Колон — преддверье знаменитого канала. Пройдя его, Жербо, как некогда испанец Васко Нуньес де Бальбоа, открыл для себя Южное море. Для Жербо названия «Южное море» и «острова Южных морей» символизировали свободу. Но до романтических островов предстоял еще трудный путь через необъятные океанские просторы.