— А что если он убит?! — вскричала донья Флора в ужасе.
— Убит? Он-то? — пожал плечами флибустьер. — Видно, что вы не знаете его, сеньорита! Не настолько он неловок.
— Все же его могли ранить, — прибавила донья Линда.
— Ранить? Его? Это невозможно. Во-первых, сражение — это его стихия, он счастлив только там.
— Но а все же? — настаивали девушки.
— Ну, что я вам говорил? — бесцеремонно перебил их Мигель. — Вот он возвращается — такой же веселый и бодрый, как будто ездил на прогулку. Вы его видите?
— Да, да, это правда! — с живостью сказала донья Флора, бледное лицо которой вдруг вспыхнуло.
— Действительно, это он, — прибавила донья Линда вполголоса. — Странно, — докончила она про себя, — он совершенно преобразился, какая гордая осанка! Я совсем не знала его до сих пор!
Она вздохнула и отвернулась.
— Прости Господи! — весело вскричал Мигель Баск. — Его сиятельство граф захватил еще и добычу — десять превосходных лошадей! Только он способен на такие штуки.
Действительно, Прекрасный Лоран возвращался мерным галопом, такой спокойный, как будто ровно ничего не случилось. За ним Шелковинка и Гуляка гнали захваченных ими лошадей.
Когда опасность миновала, к дону Хесусу Ордоньесу вернулись его обычное хладнокровие и достоинство.
Он проехал несколько шагов навстречу молодому человеку.
— Что там происходило? — спросил он с живостью.
— Почти то, что вы предполагали, сеньор дон Хесус, — равнодушно ответил Лоран, раскланиваясь в то же время с дамами. — В путь, Мигель, надо спешить и наверстать, если возможно, потерянное время.
Группа всадников опять двинулась в дорогу. Лоран по-прежнему ехал возле доньи Флоры. Шелковинка и Гуляка, сдав пеонам лошадей, также вернулись на свои места.
— Как, граф, — вскричал асиендадо, — это были флибустьеры?
— Да, — ответил Лоран. — С помощью пятнадцати беглых негров они подготовили нам премиленькую встречу, и если бы один из моих передовых случайно не заметил их, мы провели бы очень неприятный часок, полагаю.
— О-о! И вы совершенно уверены граф, что эти черти убрались?
— Как нельзя более, дон Хесус, будьте спокойны. Правда, осталось еще несколько…
— Что вы говорите? — в испуге перебил асиендадо.
— Но так как они мертвые, — продолжал граф, — то не очень страшны…
— Это другое дело!
— Сколько их было, граф? — спросила донья Линда дрожащим голосом.
— Признаться, сеньорита, — засмеялся Лоран, — мне некогда было считать, быть может, человек двадцать, а пожалуй, и больше, в точности определить не могу.
— Здесь пробежало человек десять, — заметила донья Флора.
— А! Они бежали в эту сторону?
— Да, там, поодаль от дороги.
— Сейчас за поворотом вы увидите почти такое же число убитых; следовательно, я не ошибался, их было человек двадцать.
— А вас всего двое да еще ребенок? — с удивлением произнесла донья Линда.
— Извините, сеньорита, этот ребенок — мужчина, когда надо защищать меня; он храбро сражался. Стало быть, нас было трое.
— Трое против двадцати! — вскричала донья Флора восторженно.
— Нас оказалось вполне достаточно, чтобы обратить их в бегство.
— Просто фантастика! — вскричал дон Хесус чуть ли не с благоговением. — О-о! — прибавил он с чувством. — Мы, испанцы, просто львы!
— Подчас, — договорил молодой человек, улыбаясь.
— Но вы ранены! — вдруг вскричала донья Флора в ужасе.
— Ошибаетесь, сеньорита, я не ранен.
— Но ведь вся ваша одежда в крови!
— Простите, сеньорита, мне совестно за то, что так получилось. Благодарю вас за участие, которым вы удостаиваете меня, но не тревожьтесь, эта кровь не моя.
— Вы уверены в этом, сеньор дон Фернандо?
— Как нельзя более, сеньорита, — засмеялся Лоран, — меня забрызгал, падая, какой-то олух, черт бы побрал этого неуча!
— Он достаточно поплатился за свою неловкость, — с невольной улыбкой сказала девушка, — зачем же бранить его в придачу? Великодушному врагу этого делать не следует.
— Правда, сеньорита, но он получил по заслугам. Донья Линда ничего не говорила, она углубилась в свои мысли.
Девушка испытывала странное волнение, сердце ее сжималось, глаза были полны слез, она не понимала, что с ней происходит и какое неведомое чувство наполняет ей душу. Жадно вслушивалась она в каждое слово Лорана и по временам украдкой бросала на него загадочные взгляды.
Вскоре путники достигли того места, где произошла схватка. Трупов двенадцать с искаженными до неузнаваемости лицами были разбросаны как попало в лужах крови.
— Вот где было сражение, — прошептала донья Линда.
— О, сеньорита, это была просто мелкая стычка.
— Какое побоище! — вскричал дон Хесус с удивлением. — Ей-Богу, граф, вы просто герой!
— Вы слишком снисходительны, — скромно возразил молодой человек.
— Мы обязаны вам жизнью!
— Полноте, сеньор дон Хесус, вы ничем не обязаны мне за то, что я проучил негодяев. Напротив, это для меня было счастьем оказать вам такую незначительную услугу.
— Незначительную услугу!
— Кстати, — внезапно сказал Лоран, желая переменить тему разговора, который все вертелся вокруг одного и уже начинал ему надоедать, — знаете ли, сеньор дон Хесус, кого я увидел в числе этих разбойников?
— Откуда же мне знать, граф, если никого из них я и в лицо не видывал.
— Ошибаетесь, сеньор дон Хесус, одного, по крайней мере, вы видели.
— Я? Вы, верно, шутите?
— Ничуть, напротив говорю очень серьезно, клянусь вам.
— И вы утверждаете, что я знаю одного из этих презренных воров?
— Отлично знаете.
— Мне это нравится!
— И тем не менее это так.
— Впрочем, я стольких знаю!
— Хотите я назову его?
— Сделайте милость, граф.
— Это индеец, заклинатель змей, некто…
— Каскабель! — вскричал асиендадо, бледнея.
— Вы сами назвали его, сеньор дон Хесус! Стало быть, вы его знаете.
— Совсем мало, — возразил асиендадо в очевидном смущении.
— Что вы говорите, отец, — наивно остановила его донья Флора, — вы очень хорошо знаете этого гадкого человека, недели не проходит, чтобы он не приходил раза два или три на асиенду.
— Возможно, — пробормотал асиендадо, растерявшись от такого неожиданного разоблачения и потому сам не зная, что говорить, — но что же это доказывает?
— Ровно ничего, — вмешался Лоран, который узнал то, что хотел выведать.
— Он убит? — спросил дон Хесус.
— К несчастью, нет.
— Но, верно, тяжело ранен?
— Да. Юлиан, мой паж, раздробил ему ружейным выстрелом руку у самого плеча.
— Скажите, какой молодец! — покровительственным тоном заметил асиендадо. — Признаться, если бы он и убил его, то потеря для света была бы не особо велика.
— И я так думаю. Но не пеняйте слишком на моего пажа, сеньор дон Хесус, — продолжал он, улыбаясь, — мальчик сделал, что мог, и если не убил его, то в недостатке усердия винить его нельзя.
— Мне?! Пенять на прелестного ребенка, так горячо преданного своему господину?! — вскричал с живостью дон Хесус. — Вы не должны говорить так, граф, и в доказательство, — прибавил асиендадо, сняв с себя великолепную бриллиантовую булавку, — я прошу его принять эту безделицу на память от меня и в награду за храбрость, проявленную им сегодня.
Паж, колеблясь, взглянул на своего господина.
— Можешь принять подарок, Юлиан, — сказал ему тот, — отказом ты оскорбишь сеньора дона Хесуса.
Шелковинка взял булавку и горячо поблагодарил асиендадо.
— Да, да, — продолжал между тем дон Хесус, — слуг я вознаградить могу, но их господина — нечем.
— Их господин, — ответил флибустьер с серьезным видом, — знатного рода, сеньор дон Хесус, так что и речи быть не может о каком-либо вознаграждении, тем более что он только исполнил свой долг дворянина.
— Боже мой, граф! — наивно вскричал асиендадо. — Я так недавно имею честь знать вас, а между тем не перечту всего, чем вам обязан.
— Тише, сеньор дон Хесус, — остановил Лоран, бросив на него значительный взгляд, — не говорите этого, сперва надо ближе узнать друг друга, а потом уж выносить окончательное суждение.
— О! Вас-то, граф, благодарение Богу, я знаю хорошо!
— Может, вы ошибаетесь на мой счет и со временем перемените свое мнение!
— Это невозможно.
— Кто знает?
— Вы странный человек, любезный граф, — сказал асиендадо, немного помолчав.
— Я не понимаю вас, сеньор дон Хесус, — возразил Лоран с легким оттенком надменности.
— Видите ли, то что я хочу сказать, довольно трудно выразить.
— Вы сильно возбуждаете мое любопытство этими вашими вступительными оговорками, сеньор дон Хесус.
— Вы меня простите, если я буду вполне откровенен с вами?
— Все прощаю вам заранее, сеньор. Итак, говорите смело.
— Вот что, граф… Сам не знаю, отчего, но порой мною овладевает престранное чувство в вашем присутствии: разумеется, я питаю к вам живейшее сочувствие, я стольким вам обязан…
— Дальше, дальше.
— Однако иногда в разговоре с вами, вот как сейчас, например, я совсем теряюсь, такое грозное выражение мгновенно принимает ваше лицо, так сверкает молнией ваш взгляд!
— Неужели я так страшен?
— Для меня — очень.
— Благодарю, сеньор.
— Как прикажете, граф, это не в моей власти! И, наконец, даже ваша речь…
— Ну вот, и разговор мой страшен?
— Да как бы вам сказать… у вас тон такой, что придает особенное значение каждому слову, насмешливая улыбка то и дело мелькает у вас на губах; когда вы говорите мне любезность, она звучит в моих ушах, точно угроза; если вы оказываете услугу, мне, наперекор очевидности, так и сдается, что услуга ваша превратится для меня в смертельную обиду. В эти минуты…
— Что же в эти минуты?
— Вы наводите на меня такой страх, что кровь стынет в жилах.
— Уж не предчувствие ли это, сеньор дон Хесус? — ответил Лоран, даже не моргнув. — А ведь предчувствия посылаются Богом, ими пренебрегать нельзя.