Под крыльями самолета заплясало белое пламя, крупнокалиберные пули градом посыпались на подлодку. Один из зенитчиков застонал и рухнул на палубу. Второй медленно осел на колени. Пулеметчики дружно ткнулись лбами в настил. Сильный удар сбил командира с ног; он закрыл лицо руками, и кровь засочилась сквозь пальцы.
Самолет, снизившись, пронесся совсем близко над субмариной. На нее вновь сверкающим дождем полетели гильзы. Зенитчик из второго расчета ринулся куда-то вперед. Его предплечье обвисло, из рукава кожаной тужурки потоком лилась кровь. На носу он развернулся и застыл как вкопанный, глядя безумными глазами на приближающийся самолет. Воздух опять затрясся от пулеметной очереди, и горячая волна, приподняв зенитчика, швырнула его за борт. Последнее, что он увидел, — надвигающуюся стеной и мерно колышущуюся воду…
Еще три раза самолет с бешеной скоростью падал на подлодку, поливая ее огнем из бортового оружия. Пилот устало откинулся на заголовье бронеспинки и с горечью подумал, что у него не осталось больше бронебойно-фугасных бомб наружной подвески. Он повернулся к стрелку, не сводившего глаз с длинного ствола пулемета, выбрасывавшего смертоносные огненные сгустки, и показал ему большой палец. Через несколько минут очереди смолкли, бомбардировщик развернулся и скрылся в облаках.
Выбравшийся первым на мостик врач содрогнулся и какое-то время стоял, обессиленный, навалившись всем телом на поручень. Кровь гулко стучала в висках, по подбородку стекала струйка слюны, голова беспомощно болталась взад-вперед. Он понял, что командир своим грубым намеком спас ему жизнь. Врач издал горлом булькающий звук, с трудом сдерживая рвотный позыв. Рядом двое машинистов с мертвенно бледными лицами перебрасывали через леер трупы. Ординатор скрипнул зубами от отчаянья. Все офицеры, кроме инженер-механика, погибли, и ему не оставалось ничего другого, как, используя довольно скудные навигационные знания, приобретенные за время занятий парусным спортом, попытаться довести лодку до базы.
Под спасительным покровом ночи субмарина достигла Бреста. Утром морской воздух был прозрачен и чист. На синем небе ласково улыбалось солнце, а стоявший на пирсе командующий флотилией был сосредоточен и хмур. Когда сигарообразный корпус подлодки коснулся форштевнем причала, он досадливо повел подбородком и отвел взгляд в сторону. Капитан 3-го ранга считался одним из наиболее рьяных поборников превращения подводных лодок в «ловушки для самолетов»…
Радары и торпеды новой конструкции
Гул моторов в темном небе над Роттердамом постепенно усилился, на землю вместе с гирляндами осветительных ракет посыпались бомбы. Истерично залаяли зенитки, выбрасывая вверх снаряд за снарядом, заметались лучи прожекторов, скрестившихся в вышине на шедшем в пике бомбардировщике. По бокам вспыхнули разрывы, и пылающий самолет, разваливаясь на куски, рухнул вниз.
Первыми к месту падения прибежали зенитчики, вставшие в позе победителей возле обгорелого остова самолета. Затем подъехали грузовики, и офицеры одного из наиболее засекреченных подразделений ВВС, морщась от запаха сгоревших трупов, принялись искать шифровальные таблицы и карты. Остатки непонятного прибора не представляли для них особого интереса. Они приняли его за высотомер оптического типа и на всякий случай захватили с собой. В Управлении военно-технических разработок министерства авиации далеко не сразу поняли, какой ценный трофей, названный по месту находки «роттердамским прибором», попал им в руки. Аппарат оказался радаром, действовавшим на сантиметровых волнах.
С весны 1942 года командиры подлодок постоянно докладывали об участившихся ночных атаках с воздуха. Цифры потерь стремительно росли. В июле — декабре англо-американские самолеты топили по 10–11 лодок в месяц. Их массовая гибель была вызвана применением союзниками локатора нового типа.
Незадолго до начала войны в Германии были созданы первые радиолокаторы. Из-за слишком больших размеров использовать их можно было только на судах типа «линкор», «крейсер» и «эсминец», а также батареях береговой артиллерии. Однако хорошие технические данные позволяли с помощью этих установок легко и быстро определять местонахождение вражеских кораблей в Атлантике. Данное обстоятельство побудило сотрудников Управления вооружений и военной экономики ОКВ временно отказаться от дальнейших разработок в этой области.
Тревогу у офицеров штаба подводного флота вызывал не только «роттердамский прибор». Корабли сопровождения союзников уже были оснащены реактивными бомбометами «Хедгеног», способными в течение секунды обрушить на всплывшую подлодку 24 15-килограммовых снаряда.
В качестве ответной меры в Германии сперва создали прибор раннего оповещения «Метокс», которым с августа 1942 года оснастили все подводные лодки. Вскоре его заменили локатором более совершенной конструкции, но обладавшим электромагнитным полем. Исходившие от него импульсы позволяли точно определить местонахождение субмарины. Тогда в штабе Деница вспомнили, что в системе противовоздушной обороны широко использовались аэростаты, и решили действовать аналогичным образом. С подводных лодок стали запускать обшитые станиолем баллоны, создающие помехи вражеским радиолокаторам.
Летом 1942 года был принят на вооружение усовершенствованный вариант торпед на электрическом ходу «Лут». Чуть позже в специализированной лаборатории разработали опытный образец электрической торпеды «Цаункёниг» («Крапивник»), не оставлявшей пузырчатого следа и реагировавшей на гул винтов корабля-жертвы. Еще через некоторое время в Третьем рейхе приступили к серийному производству этих подводных снарядов.
Дениц и его окружение по-прежнему надеялись добиться коренного перелома в боевых операциях на коммуникациях союзников в Атлантике путем увеличения количества находящихся в боевом строю субмарин и значительного улучшения их тактико-технических данных.
Наметился третий этап подводной войны.
Гибель «Лаконии»
«У-156», вспенивая форштевнем темную воду, сноровисто шла к отведенному ей квадрату в Южной Атлантике и незадолго до заката приблизилась к западноафриканскому мысу Пальмас. Солнце опускалось все ниже и ниже и вскоре коснулось пылающим краем легких облачков. В бортовом журнале скупыми точными словами описывалось появление самолетов в Бискайском заливе и принятие на борт дополнительного запаса горючего и пресной воды. Никаких других особых происшествий в нем отмечено не было. Капитан-лейтенант Хартенштейн окинул критическим взглядом последнюю страницу, захлопнул журнал и стал подниматься по трапу на мостик. Он с наслаждением вдохнул свежий воздух с характерными запахами морской травы и рыбы, и его настроение улучшилось. Тут стоявший сбоку сигнальщик радостно выкрикнул:
— Слева по борту вижу дымок!
Хартенштейн резко обернулся и вскинул к глазам бинокль. Он увидел клубящийся над мелкими, с прожилками пены волнами дымок. У командира мгновенно пересохло во рту. Он чуть склонился над поручнем, напряженно обдумывая ситуацию. Зачастую не следовало устраивать торпедную атаку на пути следования в операционную зону. Противник мог усилить противолодочную оборону или даже нанести упреждающий удар. Хартенштейн нервно щелкнул пальцами и закусил губу. В душе он уже принял решение атаковать и теперь рассматривал еще хорошо различимый в сумерках силуэт грузопассажирского судна водоизмещением приблизительно 20 000 тонн.
— Лево на борт!
Субмарина легла на боевой курс. Силуэт корабля пополз на визирную линейку.
— Первый и второй аппараты, пли!
Взметнулись два отливавших серебром при свете луны водяных столба.
— Моторы — средний вперед!
«У-156» описала круг, подбираясь ближе к тонущему судну. Оно быстро оседало в воде, задирая вверх носовую часть. Через полчаса корабль перевернулся, и Хартенштейн увидел десятки черных точек — головы спасшихся моряков и пассажиров.
— Всплываем! — приказал он.
— Не может быть, — удивился старший помощник, прислушавшись к отчаянным воплям. — Неужели это итальянцы?
Выбравшиеся вслед за офицерами из черной пасти люка несколько матросов, прогрохотав сапогами по деревянному настилу мостика, пробежали по верхней палубе. Хартенштейн прекрасно понимал, что оказывая помощь людям с погибшего корабля, он тем самым нарушает отданный штабом Редера еще летом 1940 года приказ № 154. Его основной раздел гласил: «Вне зависимости от погодных условий и расстояния до береговой линии запрещается принимать какие-либо меры по спасению людей и брать их на борт… В этой войне мы просто вынуждены быть жестокими».
Только сейчас Хартенштейн почувствовал, что безумно устал. Минуту он постоял, сомкнув веки и расслабив мышцы. Затем открыл глаза и щелкнул зажигалкой, поднося огонек к зажатой в чуть подрагивающих губах сигарете. Капитан-лейтенант знал, что наверняка, как минимум, получит взыскание за свой поступок. Он принадлежал к числу немногих командиров субмарин, пытавшихся хоть как-то облегчить участь тех, кто оказался в переполненных шлюпках или беспомощно барахтался в воде.
Хартенштейн тяжело вздохнул и посмотрел на руки. Пальцы побелели, вцепившись в поручень мертвой хваткой. Он нахмурился и, помогая себе жестами, заговорил с вытащенными из воды людьми.
Торпедированное «У-156» грузопассажирское судно «Лакония» должно было доставить 1500 военнопленных итальянцев из Египта через Момбасу на побережье Восточной Африки в один из английских портов. Кроме пленных и конвоя, на борту находились 268 военнослужащих британской армии, направлявшихся в отпуск, а также 80 женщин и детей.
Радист, получив от Хартенштейна текст шифровки, быстро настроился на нужную волну и начал выстукивать позывные штаба Деница в Лориане.
Лишь через три часа на «У-156» приняли ответную радиограмму: «Немедленно сообщите, передал ли корабль сведения о своем местонахождении и сколько человек успело сесть в шлюпки или оказалось в воде».
Хартенштейн зашел в командирскую каюту и обессиленно прислонился к стене. Взгляд его скользнул по лежащей на верхней полке офицерской фуражке с задранной кверху тульей и надолго остановился на фотографии жены и детей в овальной рамке. Он понимал, что если срочно не принять эффективные меры, большинство людей не доживет до утра. Капитан-лейтенант решил рискнуть, в шесть утра распорядился передать открытым текстом призыв ко всем находящимся поблизости кораблям срочно направиться к месту гибели «Лаконии».