не сидел на месте и все-таки толстел и толстел. Курагин обучал меня азам производства и до поры до времени опекал…
— Я предупреждал строителя: прежде чем собирать гребное устройство, согласуйте все с Регистром, не надо спешить, вас никто не подгоняет.
Меня бесит его привычка ловко врать. Однажды я поспорил с ним, доказывая, что не надо торопиться с подготовкой дока для плавбазы «Луч». И когда мы выставили клетки и погрузили док, оказалось, что надо было ставить «Достоевского». Курагин стоял на пирсе, невозмутимо улыбался и что-то объяснял главному инженеру. Увидев меня, он сказал:
— А вот и виновник! Борис Андреевич, как же так, ведь я сто раз вам говорил — не надо спешить. — И, уже обращаясь к главному: — Молодые, надо учить, лезут не в свое дело…
Но в принципе его задору, его напористости можно позавидовать. Не раз его назначали на самые сложные участки — «кидали на прорыв», и везде он своего добивался: суда сдавал в срок, оборудование чудом доставал и, главное, людей умел увлечь делом.
Эти способности Курагина оценены, он заместитель главного инженера и действительно необходимый для завода человек.
После диспетчера докладывали начальники цехов, и каждый утверждал, что его цех сделал все, что нужно, но вот подвел — другой.
Каждый по-своему был прав, но я так и не понял, из-за кого же «Сормово» все еще стоит на заводе.
— Безобразие, товарищи, — сказал Курагин, — с каких это пор не работают краны на доках?
В это время дверь в кабинете приоткрылась, и секретарь директора Анна Сергеевна сказала:
— Извините, товарищ Курагин. Вас просил к себе Андрей Иванович.
— Все ясно, товарищи? — спросил Курагин. — Спасибо, вы свободны. — У выхода из кабинета Курагин догнал меня и неожиданно мягко сказал: — Ну как там, Борис Андреевич, без меня? Нормально? Вот видите, с «Загорском» наши расчеты оправдались, не правда ли? Все прошло как по маслу? На днях вы получите землечерпалку. Если что нужно, обращайтесь прямо ко мне. У вас должен быть порядок. Кстати, вы захватили с собой приказ на увольнение крановщицы?
— Погорячились у нас в цеху, — сказал я, — думаю, приказ ни к чему.
Вечер был теплый, час пик уже прошел, и ровно в семь полупустой автобус подвез меня к дому.
Зина стояла у окна в моем любимом сиреневом платье, черные волосы забраны на затылок. Сейчас она была точно такой, как в тот вечер в институте, когда я заметил ее у белой колонны и долго смотрел очарованный, не умея и не смея начать разговор.
В комнате пахло маникюрным лаком, на стуле висел мой отутюженный выходной костюм. Я сразу вспомнил, что мы собирались в театр, но теперь даже на такси не успеть.
— Извини, — сказал я, — тут неожиданно совещание…
— Мог бы позвонить мне на работу. — Она отвернулась к окну. На подоконнике сидел соседский котенок, огненно-рыжий и пушистый. Она взяла его на руки.
— Весна, — сказал я, — пора бы и окно открывать.
— Попробуй открыть, если оно заклеено… Так я и знала, что мы никуда не пойдем!
Я взял со стола подставку для утюга, выбил шпингалеты и резко отворил окно. Бумажные ленты и клочья ваты упали на подоконник.
Я собрал мусор, отнес его на кухню и вымыл руки. Зина села на диван и отпустила котенка.
— Ты же знаешь, как трудно дозвониться через коммутатор, — сказал я и стал перебирать журналы, сложенные на тумбочке.
— Испортил вечер и читаешь как ни в чем не бывало. Весь в мазуте, хоть бы переоделся. Господи, и когда все это кончится, — сказала она, — почему мы торчим в этой клетушке, которую тебе подсунули вместо квартиры. Вот Сергей пишет, что построил двухкомнатную квартиру, а у него сначала даже прописки не было! В Ленинграде мы тоже могли бы вступить в кооператив. Я нисколько не удивлюсь, если Сергей защитит диссертацию. Он уже руководит сектором и зовет тебя к себе, почему ты не отвечаешь? Он ходит на выставки, в театры.
Я молчал и думал, что Зина вот-вот заплачет.
— Свари кофе и успокойся, — сказал я, — все будет как ты хочешь, я сегодня же отвечу Сергею.
— Это ты говоришь, чтобы отвязаться от меня.
— Я говорю серьезно. Мне тоже все надоело до чертиков!
Зина удивленно посмотрела на меня и неуверенно сказала:
— Ты серьезно? У тебя очень усталый вид. — Она взяла у меня журнал и отложила в сторону. — Ты что-то скрываешь от меня. Что с тобой происходит?
Ну вот, подумал я, теперь она не отступится, пока не узнает все. И рассказал ей о разговоре с Курагиным и своем злосчастном рапорте. Рассказал ей главное, что смущало меня в этой истории: то, как Курагин покровительствовал Зосе и как теперь неожиданно решил убрать ее с завода моими руками.
— Сам виноват, — вздохнула Зина, — твой Курагин вертит, как хочет, он наглец, я бы ему прямо так и сказала.
Она вытерла глаза и ушла на кухню.
…С верхней палубы дока было хорошо видно, как маляры красят «Загорск», от валиковых кистей на борту лоснятся полосы красного сурика, становясь гладкими, они вспыхивают на солнце и тут же тускнеют. Голоса и треск воздушных молотков эхом повторяются между доковыми башнями. Пахнет ацетоном и резиной. Все разошлись из дежурки, остались мы вдвоем с Владимиром Ивановичем.
— Надо бы на первый док позвонить, были там пожарники уже или нет? — сказал мой помощник.
— Да вряд ли они приедут сегодня, — успокоил я его, и он ушел на склад за сальниковой набивкой.
Я оказался не прав. Через полчаса после его ухода к доку, громко трезвоня, подъехали пять ярко-красных машин и зеленый «газик». Из «газика» выскочил мой друг, начальник пожарной охраны Адик Скрипченко, и резким тенором стал выкрикивать команды. Пожарники опустили шланги в воду, подняли лестницы на машинах и начали поливать водой башни дока. Мутные потоки воды сбегали с цементных бортов. Блестели мощные струи, рассыпались, рождая радугу. Потом пожарники в сверкающих металлических касках быстро засеменили по лестницам и начали перепрыгивать на верхнюю палубу дока.
Адик вбежал в пульт, с самым серьезным видом снял телефонную трубку и сообщил:
— На пятом доке пожар! Горит судно, траулер «Загорск». Очаг в носовом трюме. Срочно.
Это он по заранее намеченному плану вызывал городских пожарников. В пульт вошел Питилимов. Мы почти одновременно посмотрели на часы. Ровно через две минуты еще пять машин подъехали к доку.
— Не могли они за это время доехать из города, — сказал Питилимов. — Они наверняка у заводских ворот в полной готовности стояли, а с начальством у них связь по радио, сигнал условный. А случись настоящий пожар — через сколько времени они приедут, это еще как сказать. Верно, Андреевич?
Мы с Адиком не стали возражать Питилимову. Я засмотрелся на слаженную работу пожарников, здорово у них все получалось: сильные молодые ребята играючи тащат шланги, расшвыривают баграми доски!
Городские пожарники тоже перебрались на палубу дока, готовят лестницы, подтаскивают брандспойты.
— А теперь проверим готовность доковиков! — резко прокричал Адик. — Даю вводную: пожар во втором насосном отделении!
В нашем пульте висит на переборке расписание действий по пожарной тревоге, четко определено в нем, что должен делать каждый: один звонит в пожарную охрану по 01, другой включает насос, третий растягивает шланги, четвертый работает с огнетушителями и так далее. Но сейчас в пульте нас только двое: я и Питилимов.
— Брось ты, Адик, эти шутки, — говорю я.
Но Адик сохраняет серьезный вид, подмигивает мне и показывает в сторону окон. Я взглянул туда и увидел пожилого майора, начальника городской пожарной охраны, который с довольной улыбкой читал противопожарные надписи на большом красном щите, сооруженном моим помощником у входа в дежурку.
— Пожар! — громко выкрикнул я и включил сирену.
— Насос задействуй, — подсказал Адик.
Мы с Питилимовым выскочили на палубу и стали растаскивать шланги. Не заладилось у нас сразу: роторные гайки ни в какую не хотели соединяться, брезентовые шланги спутались, перекрутились. Но это было полбеды. Внезапно заработал насос, шланги мгновенно вырвало у нас из рук, а майор и Адик не успели отбежать в сторону и попали под струю. Их окатило с головы до ног. Наконечник вырвало из шланга. Шланги извивались по бетонной палубе, как змеи. Адик был неумолимым и поставил нам «плохо» по подготовке.
Когда об этом узнал мой помощник, прибежавший на док, он долго не мог успокоиться. Особенно его разозлило, что я взял новые шланги, те, что были намотаны на катушки. Оказывается, их никогда не снимали и берегли на случай настоящего пожара, а для учебных тревог специально был приготовлен изношенный пожарный рукав, который был заранее растянут вдоль борта, и соединять его вовсе не надо: включил насос — и порядок.
Успокоился Владимир Иванович только в заключительный день смотра. В этот день, в обед, на доке никого, кроме дежурного, не было. Я сразу догадался: наши парни тренируются. Другие команды, стремящиеся победить наш док в тушении домиков, так и делают, да не один день, а целый месяц. Их командиры устраивают участникам соревнований разминки, пробежки, прыжки в высоту через планку, ходят они и по бревну, лазают по шведским стенкам в заводском спортзале — доводят себя до седьмого пота, и все равно им далеко до нашей команды. Сегодня, чувствуя свою вину, я тоже решил посмотреть на тренировку и пошел вдоль пирса туда, где в прошлом году проходили соревнования. Еще издали на пустыре, у белых домиков, сколоченных из свежеоструганных досок, я увидел их: моего помощника, боцмана, Петрова, Питилимова. Они стояли вокруг кучи песка, и мой помощник что-то чертил на земле. Меня они не замечали. Владимир Иванович взял рулетку и вместе с Питилимовым промерил расстояние от домиков до навеса, от которого обычно стартуют участники.
— Валентин прав, — сказал он, закончив измерения, — надо обязательно выбрать крайнюю дорожку.
— И домик крайний, сырой еще, не сразу схватится, — заметил Петров.
— Можно водичкой сейчас намочить, — предложил Питилимов.