Выйдя из штаба, который обосновался в цехах кондитерской фабрики, они прошли на ближайшую улицу и в мешанине брошенных у домов автомобилей нашли подходящий. Это был открытый связной «кюбельваген» с поникшим на руль убитым унтером.
Выбросив окостеневший труп, Дим уселся за руль (Петька рядом, а Юра с рацией позади) и включил зажигание. Мотор дважды чихнул, а потом ровно заработал.
– Так, Юрок, показывай куда! – врубил скорость старшина, и «кюбель» тронулся вперед, объезжая мертвую лошадь с повозкой.
Весь город лежал в развалинах, по еще чадящим дымом улицам гнали колонны пленных, на окраинах еще слышалась далекая стрельба и редкие взрывы.
Спустя полчаса автомобиль въехал с севера в громадный парк: с посеченными осколками вековыми деревьями, перепаханный танками, с раздавленными орудиями и взорванными огневыми точками. Автомобиль миновал траншеи с остатками проволочных заграждений и оказался на обширной площади перед дворцом.
– Вот это да! – заглушив мотор, обглядел уходящий в небо архитектурный комплекс Дим, а Петька восхищенно присвистнул.
– Да, не хило жил их король, – сказал он, выбираясь из машины. – Юрка, давай рацию и веди, щас поглядим эти покои.
Дворец впечатлял помпезностью и размерами. Обнесенный частично разрушенной кованой оградой, он был выстроен в стиле барокко и высился над Дунаем, простираясь на несколько сотен метров. Крепостные стены и башни относились к средневековью и пережили не одно нашествие.
Миновав перепаханную снарядами площадь, где среди баррикад и укреплений валялись тела защитников, среди которых было немало эсэсовцев, моряки вошли в один из проломов и оказались во дворе, носившем следы жестокого штурма. Тут и там стояли обгоревшие бронетранспортеры, все было изрыто воронками и завалено трупами, а в центре, словно катафалк, высился грузовик, набитый замерзшими немецкими ранеными.
Ведомые шустрым юнгой, разведчики нашли довольно быстро в западном крыле дворца и передав капитан-лейтенанту рацию с питанием, Дим поинтересовался, где можно найти командира взвода Ашика.
– Здесь где-то, – пробурчал комбат. После чего махнул рукой: – Не мешайте.
Лейтенанта помог найти Юрка, тот допрашивал двух парней в красноармейских шинелях в одном из смежных помещений.
– Здорово, ребята! – обрадовался Ашик. – Какими судьбами?
– Держи краба, – впечатал свою ладонь в его Дим. – Привезли вам рацию взамен разбитой.
– А это кто? – пожав руку взводному, покосился на парней Петро. – Рожи у них какие-то протокольные.
– Власовцы, – нахмурился лейтенант. – Их немцы использовали при обороне дворца вроде наживки.
– Как это?
– До очень просто. Пускали впереди себя и те орали «Мы свои не стреляйте!», ну а когда наши «клевали», били их в упор, как куропаток.
– С вами все, – поднял глаза на власовцев Ашик и заорал: – Сашка!
Как из-под земли появился Кацнельсон и расплылся в улыбке:
– Кореша! Живые!
– Этих двух предателей в расход, – продолжил лейтенант. – Выведи их во двор и шлепни.
– Топай, гниды, – щелкнул затвором ППШ Кац. И все трое направились во двор. Откуда вскоре глухо стрекотнула очередь.
– А где Жора? – закурив, поинтересовался Михаил. – Вы же всегда вместе.
– Его ранили на дамбе, – вздохнул Дим. – Тяжело. Вот думаем с Петькой навестить в госпитале, как только освободимся.
– Понял, – выдул носом дым лейтенант. – Ну что, организовать вам экскурсию?
Спустя пять минут, они шагали по бесчисленным анфиладам и залам дворца, в которых сновало множество военных различных родов войск и званий.
– Ты смотри, какая история, – скептически взглянул на них лейтенант. – Когда все это захватывали, здесь были подразделения нашей бригады и офицерский штурмовой батальон. А теперь, гляжу, целая армия.
– Не иначе, тоже экскурсанты, – кивнул Петька на двух упитанных солдат, тащивших за штабного вида начальником громадный свернутый в рулон ковер и плащ-палатку, из которой выглядывали золоченые багеты.
– Вроде того, – ответил Ашик, и они поднялись на второй этаж по широкой, частично обрушенной мраморной лестнице.
Первое, что бросилось глаза там – просторное, воняющее лекарствами и мертвечиной помещение, в котором на двух ярусных нарах вперемешку лежали раненые и отдавшие богу душу немцы с венграми.
– Это у них один из госпиталей, – шагая по среднему проходу, над которым висели люстры в позолоте, сказал командир взвода. – Кстати, глядите, кого мы тут еще обнаружили.
У высоких распахнутых дверей с королевскими вензелями лежали несколько прошитых очередями эсэсовцев с желтыми лицами и раскосыми глазами.
– Не иначе калмыки, – тронул одного сапогом Ашик. – Дрались до последнего, как черти.
(Здесь Михаил несколько ошибся. На самом деле, что выяснится много лет спустя, «калмыки» были монахами из Тибета, вывезенными в свое время оттуда немецкой «Аненербе»[60], из отряда известного диверсанта Отто Скорцени[61], участвовавшие в обороне королевского дворца по его приказу).
– Да, тут всякой твари по паре, – сказал Петька. – А что будете делать с живыми?
– Что-что… Сообщим в санроту, – буркнул лейтенант. – Пусть определяют их дальше.
– Кстати, а о каком штурмовом батальоне ты говорил? – поинтересовался Дим. – Впервые о таком слышу.
– Лихие ребята, – оживился Михаил. – В прошлом все офицеры, побывавшие в плену. После фильтрационных лагерей их не судили, а свели в этот самый батальон и дали возможность искупить вину кровью. В солдатских книжках так и записано, красноармеец-лейтенант, красноармеец-майор, сам видел. Дрались как черти, наворотили горы фрицев.
– Чего и следовало ожидать, – отпихнул ногой валявшийся на пути фаустпатрон[62] Дим, и они пошли дальше.
Чем выше поднимались моряки, тем роскошнее становились помещения. На обтянутых штофом и гобеленами стенах висели картины великих мастеров, кругом матово отсвечивали мрамор, хрусталь, бронза и позолота. Впрочем, многое было испорчено пулями и сколками. И везде на полу был так называемый «культурный слой» из натасканной сапогами грязи, тряпья, соломы, окровавленных бинтов, трупов и военного хлама.
Постепенно поднялись на самую верхотуру, обратив внимание на многочисленные пробоины от авиабомб – следы бомбежек союзной авиации.
С крыши, над которой трепетало алое знамя, открывался вид на поверженный, дымящийся развалинами Будапешт.
– Ура! – заорал размахивая бескозыркой Петька, и все трое выпустили в хмурое небо по нескольку очередей. Для полноты ощущений.
На следующий день командование организовало похороны погибших, в которых приняла участие вся бригада.
Ребят опускали в братские могилы при развернутом знамени, гремели прощальные залпы. Далее были короткий отдых и пополнение (на должности убитых командиров взводов и рот назначили восстановленных в званиях офицеров того самого штурмового батальона), а потом Дим с Петром решили навестить Жору.
Задача облегчалась тем, что в санчасти бригады знакомая медсестра Люба Кащенко сообщила им, что госпиталь, куда Дорофеева отправили сразу после боя, находится в городке Кечкемет, расположенном в восьмидесяти километрах юго-восточнее Будапешта.
Туда друзья отправились утром на трофейном «кюбельвагене», испросив разрешение командира роты.
– Чтобы к вечеру вернулись, – сказал тот. – Мой привет Жоре.
Уложив на заднее сиденье туго набитый продуктами «сидор» и плоский бочонок с токаем, разведчики проверили автоматы, после чего тронулись в путь.
День, между тем, удался. В хмуром небе впервые за много дней проглянуло солнце, с крыш закапало, начиналась оттепель. Изрядно поколесив по разбитому, запруженному войсками городу, то и дело сверяясь с картой, моряки выбрались на ведущую в сторону Кечкемета автостраду, после чего сидевший за рулем старшина прибавил газу.
– А где ты так наловчился водить машину? – развалившись на сидении, зевнул Петька. – Ловко управляешься.
– Это еще в парашютном батальоне, – ответил Дим. – Там многому учили.
Время от времени навстречу попадались следующие в сторону Будапешта колонны грузовиков и конные обозы, по обе стороны от разрушенной во многих местах автострады, в полях и рощах чернела сгоревшая и брошенная немецкая техника, а также вмерзшие в грязь трупы.
– Да, намолотили их и тут, – прикрывая ладонями огонек от ветра, закурил сигарету Петька. – Прямо душа радуется.
– У меня тоже, – переключил рычаг скоростей Дим, объезжая очередную воронку.
Километрах в десяти от города, на развилке их обстреляли. Из примыкающего почти вплотную к дороге леска грянула пулеметная очередь, старшина вывернул руль (раздался визг тормозов), и автомобиль влетел в кювет, где едва не перевернулся.
– Из машины! – вывалился наружу с автоматом Дим, а Петька мелькнул тенью по другую сторону.
Когда, изготовившись к бою, они выглянули из кювета, к машине бежали трое со шмайсерами и в черной униформе.
Навстречу им из руки Морозова вылетела «фенька»[63], и в следующий момент грохнул взрыв, куда Дим всадил несколько коротких очередей.
Вслед за этим наступила тишина, на земле, остывая, дымились гильзы, а потом в леске чуть качнулись ветви.
– Прикрой! – заорал Петька, и под треск автомата старшины метнулся на ту сторону.
Еще через несколько минут все было кончено.
Вернувшийся Морозов сообщил, что пристрелил раненого пулеметчика, после чего они с Димом осмотрели подплывающие кровью трупы.
– Ты смотри, совсем пацаны, лет по шестнадцати, – удивился Дим, наклонившись над последним и вытаскивая у него из нагрудного кармана серый «зольдбух».
– Отто Крамер – прочел в нем. – Дивизия СС «Гитлерюгенд».
– Фашистские выкормыши, – нахмурился Петро. – Типа наших пионеров.
После этого Дим завел мотор, и машина с ревом выбралась на дорогу.