К вечеру, когда на окраине Радвани они встретили ожесточенное сопротивление какой-то отборной эсэсовской части, бригадная, своевременно подтянутая туда артиллерия нанесла по ней сокрушительный удар, способствовавший удачной атаке.
Последнюю, отчаянную попытку сорвать наше наступление предприняли немецкие зенитчики. Изготовив орудия к стрельбе по наземным целям, они в очередной раз попытались отсечь передовой отряд от переправляющихся на чехословацкий берег других частей и подкреплений.
Однако участь гитлеровцев – как и судьба всего сражения – была уже предопределена. Большинство из них было перебито. А те, что уцелели, начали поспешный отход из города.
Поздно вечером, когда эпицентр боя окончательно переместился на высоты за ним, корабли флотилии перебросили в Радвань не только всю бригаду, но и штаб соединения во главе с полковником Смирновым.
С «батей» Димыч столкнулся в тот день еще на правом берегу, когда передав в штаб флотилии пленных, спешил на очередной катер, чтобы вернуться к своим ребятам.
На кургане, у спуска к Дунаю, старшина едва ли не нос к носу столкнулся с комбригом. В полковничьей папахе с морским крабом, в шинели, перетянутой тугими ремнями, тот стоял в окружении офицеров и пристально следил в бинокль за ходом идущего за рекой боя. А чуть в стороне, на склоне рядами лежали на земле погибшие морские пехотинцы, снятые с возвращающихся с левобережья катеров.
Конечно, война вещь жестокая. И гибель на ней – действовал ли ты выполняя чей-то приказ, или просто напоролся на «косую» сам – факт печальный но, увы, обычный.
И все же.
Не слишком ли щедро устилался путь к победе солдатскими телами?
Над этим Дим стал задумываться. Но не находил ответа.
Бригада тем не менее поставленную задачу выполнила. Своими действиями в Радвани морские пехотинцы дезорганизовали всю оборону гитлеровцев на чехословацком берегу. В результате 7-я гвардейская армия, наступавшая до этого очень медленно и оплачивавшая каждый свой шаг по дунайскому побережью ценой большой крови за один день продвинулась аж на двадцать пять километров, выйдя на ближайшие подступы к Комарово – стратегически важному пункту, от которого открывался прямой путь на Братиславу.
Глава 13. Последние залпы
«Мы, нижеподписавшиеся, действуя от имени Германского Верховного Командования, соглашаемся на безоговорочную капитуляцию всех наших вооруженных сил на суше, на море и в воздухе, а также всех сил, находящихся в настоящее время под немецким командованием, – Верховному Главнокомандованию Красной Армии и одновременно Верховному Командованию Союзных экспедиционных сил.
Германское Верховное Командование немедленно издаст приказы всем немецким командующим сухопутными, морскими и воздушными силами и всем силам, находящимся под германским командованием, прекратить военные действия в 23–01 часа по центрально-европейскому времени 8-го мая 1945 года, остаться на своих местах, где они находятся в это время и полностью разоружиться, передав всё их оружие и военное имущество местным союзным командующим или офицерам, выделенным представителям Союзного Верховного Командования, не разрушать и не причинять никаких повреждений пароходам, судам и самолетам, их двигателям, корпусам и оборудованию, а также машинам, вооружению, аппаратам и всем вообще военно-техническим средствам ведения войны.
Германское Верховное Командование немедленно выделит соответствующих командиров и обеспечит выполнение всех дальнейших приказов, изданных Верховным Главнокомандованием Красной Армии и Верховным Командованием Союзных экспедиционных сил.
Этот акт не будет являться препятствием к замене его другим генеральным документом о капитуляции, заключенным объединенными нациями или от их имени, применимым к Германии и германским вооруженным силам в целом.
В случае, если немецкое Верховное Командование или какие-либо вооруженные силы, находящиеся под его командованием, не будут действовать в соответствии с этим актом о капитуляции, Верховное Командование Красной Армии, а также Верховное Командование Союзных экспедиционных сил, предпримут такие карательные меры, или другие действия, которые они сочтут необходимыми.
Этот акт составлен на русском, английском и немецком языках. Только русский и английский тексты являются аутентичными.
Подписано 8 мая 1945 года в гор. Берлине.
От имени Германского Верховного Командования: Кейтель, Фриденбург, Штумпф».
Лязгая траками, рыча моторами и оставляя за собой синеватые выхлопы, колонна «тридцатьчетверок» с десантом на броне двигалась по булыжному шоссе в сторону чешского города Брно, который предстояло взять сходу. На первой броне, уцепившись руками за скобы и лязгая зубами на рытвинах, сидел Дим с отделением разведчиков.
– Угробят нас эти ползуны[69] еще до боя, – едва не сорвавшись вниз на очередной рытвине, пробубнил Петька Морозов.
– Ага, угробят, – поддержал его Володька Ганджа. – Одно слово – смертники.
В конце первой декады апреля бригаду сняли с катеров Дунайской флотилии и пересадили на танки. Пойти на этот неординарный шаг командование заставила крайняя нужда. Взятый наступающей Красной Армией высокий темп следовало поддерживать маневром и огнем крупных танковых соединений с десантом. А у шестой гвардейской танковой армии генерал-полковника Кравченко этого самого десанта не было. Вот тут в очередной раз и прибегли к помощи вечной «палочки-выручалочки» – 83-ей бригады морской пехоты.
Данную новость бойцы восприняли без особого энтузиазма.
Аллергия на сухопутную бронетехнику у них проистекала из опыта личного общения с самоходками САУ-76. В силу какой-то особой невезучести «саушки» подбивали чаще других, при этом доставалось и следующему на них десанту.
Встреча сторон состоялась в буйно зеленеющем лесном массиве, который примыкал к шоссе, где расположилось одно из танковых соединений гвардейской армии.
Десантники подвезли на студебеккерах.
Первое, что они увидели на опушке – несколько замаскированных лапником бронированных машин, у одной из которых в кругу парней в темно-синих комбинезонах наяривала гармошка.
Танк танкетку полюбил,
В лес ее гулять водил,
От такого романа
Вся роща переломана..!
– лихо выдавал гармонист, а вся компания дружно гоготала.
При появлении первого грузовика все дружно повернули головы к колонне, а певец еще больше проникся и выдал:
Столько пыла и огня
Было в их наружности,
Не осталось даже пня
На десять верст в окружности!
– Во, морпехов привезли! – заорал молоденький танкист. – А где ваши коробки, братва, че, все перетопили?!
– Утри сопли, пацан! – пробасили из кузова. – Сам ты коробка!
Далее колонна встала, последовала команда «К машинам!».
Весельчаки тут же испарились, десант выстроили, затем появилось начальство, и два полковника (сухопутный и морской) пожали друг другу руки.
Чуть позже состоялось распределение батальонов и рот по танковым подразделениям, а также более тесное знакомство.
– Старший лейтенант Марков, – ответил на приветствие Вонлярского, подведшего пятерых своих разведчиков к указанной им машине, стоявший у нее низкорослый крепыш со шрамами на лице и в кожаной тужурке. На башне танка значился намалеванный белилами номер «213», а на стволе орудия лучились пять звездочек.
Из открытых люков тут же возникли две головы в шлемофонах и оттуда выбрались еще два танкиста.
Чуть позже представители двух видов сил, усевшись на траве подле машины, дымили сигаретами и махрой которыми угостили друг друга.
– Давно на войне? – оценивающе оглядел старший лейтенант Дима.
– С осени 41-го. А ты?
– Я с июля. Первый бой принял под Киевом. Этот конь у меня, – хлопнул рукой по траку, – третий по счету.
– Выходит везунец, – прикусил травинку Дим.
– А это у тебя для форсу? – продолжил Марков, кивнув на торчащую из голенища сапога Дима блестящую рукоятку.
– Вроде того, – извлек старшина кортик и ловко подбросил на ладони. – Я им приколол пяток фрицев. В поиске.
– Так вы разведчики? – высоко поднял брови старший лейтенант. – Так бы сразу и сказали.
Затем Марков (он был командир роты) вынул из планшета карту, развернул ее на траве и рассказал Диму с десантниками все, что касалось марша.
– Ну а как развернемся для атаки, держитесь крепче за броню, – улыбнулся железными зубами. – Подобьют, сразу сигайте с танка.
– Чего-чего, а сигать мы умеем, – пробубнил Сашка Вишневский. Быть подбитыми им не улыбалось.
К утопающей в цветущих садах окраине Брно, соединение подошло утром и тут же развернулось в боевые порядки.
Затем в ларингофонах послышалось «Вперед!», вслед за чем бронированная армада, лязгая траками, тронулась с места. Навстречу из садов тут же блеснули яркие вспышки.
Танк Маркова сразу же набрал ход и, умело маневрируя, понесся к центру обороны.
Далее последовала короткая остановка – выстрел. Новый рывок – выстрел, а потом справа ухнул взрыв, и одного из моряков снесло на землю. Остальные, прижимаясь к броне, вели огонь на ходу, ориентируясь по вспышкам. На их глазах вырвавшаяся вперед «тридцатьчетверка» вспыхнула факелом, и с нее посыпался горящий десант, который тут же расстреляли бьющие в упор пулеметы. Спустя еще несколько минут, снеся встречные деревья, танк Маркова взлетел на бруствер траншеи, где, крутнувшись, раздавил ДЗОТ[70], а Дим с ребятами, метнув в стороны по гранате, обрушились вниз. Там закипела боевая работа.
Нескольких оглушенных фрицев старшина срезал из пулемета, после чего Сашка с Петькой швырнули за угол по «лимонке», и моряки вломились в ответвление. Там был дворик минометного расчета с разметанными на земле телами и пытающимся отползти в сторону офицером с перебитыми ногами.