Между тем через бруствер впереди перевалили еще две «тридцатьчетверки», а когда парни вместе с другими десантниками, очистив траншею, выскочили оттуда, бой из садов переместился к городской окраине…
Сняв с ног сапоги с перепревшими портянками и привалившись спинами к прогретому солнцем цоколю древней ратуши, Дим с Петькой и еще несколько ребят, остывали после боя и созерцали раскинувшийся перед ними город.
За время сражения, неоднократно подвергаясь атакам с земли и воздуха, он был изрядно разрушен и дымил пожарами. Но жизнь продолжалась. Из подвалов и бомбоубежищ появились тысячи жителей со скарбом, по центральным улицам шли наша техника, маршевые колонны и обозы.
– Ты смотри, конница! – широко раскрыл глаза Сашка Вишневский.
По брусчатке расположенной неподалеку площади двигался целый полк.
Впереди, под развернутым знаменем, группа командиров на рослых жеребцах, а за ними по пять в ряд в полной казачьей форме и при шашках плотная масса кавалеристов. О том, что в штурме Брно участвовало конно-механизированное соединение генерала Плиева, разведчики слышали, но казаков видели впервые.
Когда же колонна заполнила практически всю площадь, над ней родилась песня:
Ты ждёшь, Лизавета,
От друга привета.
Ты не спишь до рассвета,
Всё грустишь обо мне.
Одержим победу,
К тебе я приеду
На горячем боевом коне!
– взлетел к высокому небу звонкий молодой голос.
Одержим победу,
К тебе я приеду
На горячем боевом коне!
– дружно поддержали его еще сотни, и у моряков пошли мурашки по коже.
– Здорово, – прочувствовано сказал кто-то из парней, а остальные, открыв рты, вникали.
– Эх, сейчас бы Жору сюда, – наклонился к Диму Петро. – Вот бы порадовался.
– Ничего, главное, что он живой, – тихо отозвался тот, продолжая слушать.
– Неужели доживем, а, ребята? – утер повлажневшие глаза рукавом Вася Никулин.
– Обязательно доживем, Васек! – встал и шлепнул на голову бескозырку Дим. – Все. Хватит припухать. Айда искать штаб бригады.
Искать, впрочем, долго не пришлось.
Спустя минут десять, когда группа шла по одной из центральных улиц, разглядывая уцелевшие витрины и читая вывески, из-за угла навстречу ей вынесся мотоцикл и резко затормозил. За его рулем сидел Сашка Кацнельсон, бывший теперь связным при штабе, который сообщил, куда следует двигаться.
Местом дислокации бригады был определен брошенный фашистами военный городок на северо-западной окраине, куда теперь стекались все ее батальоны и роты.
– Далековато, – почесал затылок Дим, когда Сашка умчался разыскивать остальных. – Нужен транспорт.
Чуть позже, реквизировав у какого-то гражданского «шпака»[71] военную, запряженную двумя битюгами фуру, разведчики с относительными удобствами тряслись по городской брусчатке.
– Но, родные! – чмокал на коней Петька, который вызвался быть кучером.
Доложив о прибытии командиру роты, который вместе с несколькими взводными составляли список потерь, Дим со своей группой получили «добро» на отдых. Свалив в крайней из пустующих казарм на железные койки оружие с амуницией, ребята наскоро умылись у водопроводной колонки, после чего, захватив котелки, направились к нескольким стоящим на плацу полевым кухням, у которых уже толпились прибывшие раньше краснофлотцы.
Получив у мордастого повара причитающийся им харч и тройную порцию «наркомовской», разведчики вскоре дружно звенели ложками в тени раскидистых лип у кирпичного забора.
– Кормят сегодня от пуза, – сказал Вася Никулин, сыто рыгнув и облизал ложку.
– Само собой, – прихлебывая из крышки сладкий чай, смахнул выступивший на лбу пот Вовка Ганджа. – «Чумички» получали все до боя на списочный состав. А теперь нас стало много меньше.
После этого все замолчали, потом, дернув еще по пятьдесят, выкурили по цигарке и отправились спать в казарму. Когда Дим открыл глаза, за разбитым окном казармы синел вечер, где-то далеко пиликала гармошка. На соседней койке, подложив под голову ватник, похрапывал Лешка Чхеидхе, чуть дальше Сашка Вишневский, Вася Никулин и другие.
Тряхнув головой, прогоняя остатки сна, Дим сел, натянул сапоги и направился к выходу. На широком крыльце, рядом с колонной, на ящике от мин сидел Петька.
– Не спится? – уселся рядом Дим.
– Ага.
– И мне тоже.
В дальнем конце плаца стояли несколько штабных автомобилей с мотоциклами, пушки артдивизиона и обоз (у них расхаживали часовые), а чуть правее горел костер, вокруг которого расположились ездовые.
– А ночи здесь светлые, как у нас в мае, – сказал Дим, глядя на далекий край неба.
– Светлые, – эхом отозвался Петька. – И война на исходе. Вот сижу, думаю, как будем жить на гражданке.
– Хорошо, будем, – уверенно сказал Дим. – Лично я закончу училище.
– А я, наверное, буду пахать землю, – улыбнулся Петр. – Как раньше.
Потом они еще раз обсудили полученное с неделю назад письмо Дорофеева из госпиталя. Жора сообщал, что идет на поправку, но его хотят комиссовать, в связи с чем приглашал друзей после войны в гости. Для чего указал подробный адрес.
Наутро весь личный состав бригады построили и объявили сутки отдыха.
– А потом снова вперед, – сказал полковник Смирнов, оглядев поредевшие ряды. – Добивать фашистских гадов!
Потом состоялись похороны павших, таких набралось больше роты, помывка, обед и приведение себя в порядок.
Ближе к вечеру Дим вместе с Петькой решили навестить знакомцев из танкового полка для укрепления боевого содружества. Тем более что дальше предстояло идти вместе, а полк находился рядом с казарменным городком, в лесу. С собой прихватили фляжку водки, сэкономленную накануне, и двинули.
На импровизированном, устроенном на опушке КПП выяснили, где стоит рота Маркова, и спустя десять минут обнаружили ее машины на одной из солнечных полян, рядом с небольшим озером. Часть танкистов в одних трусах и сапогах драили банниками[72] стволы пушек, некоторые стирали обмундирование, а старший лейтенант с философским видом возлежал на плащ-палатке возле своей машины.
– Здорово, командир! – бодро рявкнули моряки и поручкались с лейтенантом.
– И вам не хворать, – ответил тот, кивая на плащ-палатку. – Располагайтесь.
– Вот, решили навестить и проставиться, что хорошо довезли, – присев рядом сказал Дим, а Петька, устроившись напротив, отстегнул с пояса фляжку.
– Хорошее дело, – покосившись на нее, изрек Марков. – Так вас что, всего двое осталось?
– Четверо, – нахмурился Дим. – Одного убило, второго ранило.
– Ну, это ничего, – вздохнул старший лейтенант. – А вот у меня в роте две машины сожгли, вместе с экипажами. Так что есть повод помянуть. И заорал: – Васька!
От стоящей метрах в десяти второй машины шустро прорысил худощавый рыжий сержант с побитым оспинами лицом и, кивнув морякам, вопрошающе уставился на Маркова.
– У нас гости, – значительно изрек тот. – Давай, пошуруй по загашникам. Да поживее.
– Понял, – кивнул сержант, после чего вскарабкался на борт и исчез в башенном люке.
Вскоре перед гостями появился свиной окорок, ноздреватый круг сыра, хлеб в фольге и темная бутылка.
– Ре-ми мар-тин[73], – взяв ее в руку, по слогам прочел Петька. – Хорошо живете!
– Нарвались на немецкий штабной склад – подмигнул ему сержант. – Случайно.
Чуть позже, помянув друзей, все четверо с аппетитом закусывали. Затем выпили еще по одной, а после третьей закурили.
– Хотите интересный случай? – усевшись по-турецки, затянулся «козьей ножкой» сержант. – Ты как, Олег, не против?
– Валяй, – мечтательно сказал Марков, глядя на верхушки сосен. – Послушаем.
– Было это, – наморщил лоб Васька, – летом сорок третьего под Белгородом. Петрович, – кивнул на старшего лейтенанта, – тогда командовал взводом, а я, как и сейчас, управлялся механиком-водителем на его танке. Готовилось очередное наступление, и мы получили приказ провести взводом разведку боем вместе с нашей пехотой. Целью являлся участок немецкой обороны на берегу Ворсклы[74], где предстояло ее прощупать и выявить огневые точки. Утром, часов в пять, пехота влезла на броню, в небо унеслась ракета, после чего Петрович заорал «Пошел!», и мы рванули с места.
Половину дистанции, прячась в тумане, прошли на предельной скорости, а когда у реки он поредел, немцы ударили с берега так, что всем чертям стало тошно. Десант наш посыпался на землю кто куда, танк Сашки Гамалеи справа задымил и попятился назад, мы же со вторым шпарим вперед и садим по фрицам из орудий с пулеметами. Минут через десять лейтенант скомандовал отход, я врубил заднюю скорость и стал отползать назад в примеченную слева, заросшую кустами низину. Там же как на грех оказалось болотце, я дал газ и стал его форсировать. Но куда там. Траки погрузились в донный ил, замолотили вхолостую, и мы сели на клиренс.
– Давай, давай ходу курва! – стал пинать меня лейтенант сапогом в спину.
Обливаясь потом, я заработал рычагами, дергая машину вправо-влево, и тут нам впечатали снаряд в башню. Машину тряхнуло, в морды нам секануло стальной крошкой, после чего все стихло. Через пару минут, кашляя и матерясь, мы оклемались. Я, утерев морду от крови, стал запускать двигатель – ни в какую.
– Спокойно, спокойно, Васек, – прохрипел командир, сделали вторую попытку – результат тот же.
– Ну, все, – пробасил сзади башнер[75], – сейчас они наведут нам решку.
И точно. Вскоре со стороны немцев показался ихний «Т-3»[76], давший по нам пару выстрелов. Броня выдержала.