Левой рукой старшина вырвал орудие нападения, а правой дал тому в лоб. На этот раз ресторатор снес стойку.
Выйдя наружу и глотнув свежего воздуха, моряки допетрили, что пересолили, в связи с чем решили делать ноги. А для этого разойтись веером и прибыть в часть окольными путями.
Петька с Сашкой исчезли в одном переулке, а Дим вразвалку направился в другой, где у встретившегося фонаря обнаружил в руке вырванный саквояж. Он хотел его швырнуть в сторону, но не успел. Сзади набегала толпа венгров с явно недружескими намерениями. Впереди, топая по-слоновьи, с топором в руке в руке пыхтел хозяин заведения.
– Ну, держись, суки, – скрипнул зубами старшина и рванул из кармана парабеллум.
Двух выстрелов поверх голов было достаточно, чтобы герои разбежались, а он свернул за угол и прибавил ходу. Между тем мушкотай с шардоне делали свое дело. Ноги у старшины стали заплетаться, навалилась усталость, и Дим решил немного передохнуть на свежем воздухе.
Узрев в свете луны возникшую меж домов каменную ограду, он из последних сил махнул через нее и оказался в старом саду, душисто пахнущем ночной сыростью. Забросив в кусты никчемный саквояж, Дим улегся под раскидистым деревом на траву, после чего сад огласился богатырским храпом.
Проснулся старшина от боли в кистях рук и, перевернувшись на бок, попытался подняться. В следующий момент, его сгребли под микитки, и перед ним возник пехотный капитан, а по бокам два держащих моряка под локти солдата.
– Так значит, грабим потихоньку? – скривил губы капитан и ткнул в лицо Диму открытый саквояж, набитый разноцветными кредитками.
– В морду одному венгру дал, – взглянул на офицера исподлобья Дим. – А грабежа никакого не было.
– Не было говоришь? – щелкнул застежкой офицер и приказал бойцам: Ведите!
– Давай топай, – сделал шаг в сторону один, передернув затвор автомата.
Как оказалось, «отдыхал» моряк на территории особняка, в котором находился отдел контрразведки Смерш армейского корпуса.
В ходе последующего общения в помещении дежурного задержанный рассказал капитану все, что случилось накануне, не упоминая других участников, после чего тот немного подобрел.
– Судя по наградам, парень ты лихой, – кивнул на форменку Дима, – а поскольку разной хренью мы не занимаемся, передам-ка я тебя в гарнизонную комендатуру.
После чего вызвал конвой, и старшину отправили по принадлежности.
А там уже лежали заявления потерпевших. Мол, учинил в ресторане дебош и отобрал у хозяина крупную сумму, а затем едва всех не перестрелял. Просим наказать и все такое.
Военная Фемида тут же завертелась. Опросив, Дима поместили в камеру, где обретался еще десяток служивых различных родов войск, совершивших правонарушения, а чуть позже состоялась встреча со следователем.
Тот был преклонных лет майор, в пенсне[80] и с бородкой, чем-то похожий на Всесоюзного старосту Калинина.
– Ну как же ты так, батенька? – изучив несколько бумаг в тонкой папке, снял майор пенсне и протер носовым платком стекла. – Нехорошо получается. Давай рассказывай все как на духу.
После чего водрузил пенсне на место.
– Нехорошо, – вздохнул Дим и повторил то, что говорил ранее, более подробно.
– А как фамилии тех двоих, что были с тобою?
– Я их не знаю, товарищ майор. Встретились случайно. (Дим принял решение не путать ребят «в историю» и взять все на себя. Как часто было на фронте).
– Ну-ну, – качнул седой головой майор, после чего достал из стола бланк и стал заполнять протокол допроса.
А когда выяснил, что старшина москвич, оживился.
– Где жил в столице?
– У Чистых прудов, на Солянке.
– Выходит, земляк, я с Ордынки, – взглянул на Дима следователь. А потом, заполнив анкетную часть протокола, заявил следующее.
– Вооруженный разбой в твоих действиях и тех, кого покрываешь, налицо. Показания мадьяр, бумага из Смерша и обнаруженный саквояж это подтверждают. И за него тебе светят десять лет или высшая мера социальной защиты.
– Расстрел? – заиграл желваками Дим. – Я правильно понял?
– Правильно, – повертел в руках «вечное перо» майор. – А теперь слушай и мотай на ус. – Скрипнул стулом). – Тех двоих, что были с тобой, я искать не буду, хотя ясно, что вы из одной части. Закрою глаза и на стрельбу во время погони. В результате у тебя будет только разбой. За него до пяти лет лишения свободы.
– Я понял, товарищ майор, – кашлянул Дим. – Все так и было.
– Только так, – нахмурился тот и заскрипел пером по бумаге.
На последующих допросах потерпевший со свидетелями начисто забыли приметы двух других, бывших с Димом, а заодно и применение теми оружия. В один из таких дней майор сообщил, что разрешил свидание с подследственным двум его сослуживцам.
Ими, как и следовало ожидать, оказались Морозов с Вишневским.
– Пять минут, – буркнул заведший их помещение с зарешеченным окном сержант-охранник. Вслед за чем вышел.
– Ты прости нас, Димыч, – сказал Петька спустя минуту. – Мы, как только узнали, что ты здесь, сразу пришли к следователю с повинной.
– А он нам вставил фитиль, разъяснил, что к чему, и выпер, – продолжил Сашка.
– Правильно сделал, – последовал ответ. – Все троим нам светила «вышка».
– Кстати, – поглядев на дверь, наклонился к Диму Петро. – Того венгра с его шоблой мы предупредили, что если будут болтать лишнее, кабак взорвем, а их передавим как крыс.
– Так они и не болтают, – чуть улыбнулся старшина. – Лишнего.
– В дежурке мы для тебя оставили вещмешок, следователь разрешил, – шмыгнул носом Петька. – Там жратва, ватник с робой и яловые сапоги. А у них в голенища зашиты пять тысяч рублей. Наши собрали.
– Спасибо, – ответил Дим, и у него запершило в горле.
Вскоре майор сообщил подследственному, что дело завершено и направлено в трибунал, а его отзывают в Москву, к новому месту службы.
– Если есть желание, могу передать весточку родным, – предложил он Диму.
– Буду обязан, – кивнул тот, после чего продиктовал адрес, а заодно попросил завести матери оставшиеся в части его личные вещи, фотографии и документы. Следователь согласился и, как выяснилось потом, все выполнил. Встречались и такие.
Военную Фемиду впечатлило боевое прошлое старшины, отмеченное шестью орденами не считая медалей, но на приговоре это не сказалось.
Диму влепили пять лет лагерей, а заодно лишили наград и воинского звания.
После этого теперь уже осужденного, его переодели в робу, ватник и сапоги, вслед за чем отвезли в городскую тюрьму, для отправки «в места не столь отдаленные». Лишенцев там было как сельдей в бочке. И в основном, военная братия.
Соседом по шконке[81] у Дима оказался старший лейтенант-танкист, которого подловили и отметелили ночью дружки хахаля его венгерской подружки. «Старшой» обиделся, влез в свой «ИС»[82] и снес дом хахаля, задавив того насмерть. Дали голубю за то семь лет, для перевоспитания.
А напротив, на верхней у окошка лежал, глядя в потолок, бывший летчик и Герой Советского Союза. Комэск на вечеринке повздорил со штабным начальником, после чего офицеры учинили дуэль. Начальник промахнулся и получил пулю в лоб, а майора приземлили на десятку.
Помимо «романтиков», вроде Дима и этих двух, в камере сидели насильники с мародерами, воры и грабители, а также другие «антисоциальные элементы».
Утро начиналось с подъема, умывания и очереди к параше[83], затем следовал скудный завтрак, состоявший из куска черного хлеба, каши-размазни и пахнущего соломой чая, после чего проводилась перекличка и тянулась резина времени, муторная своей однообразностью.
Когда тюрьма набрала норму, Дима вместе с другими подлежащими отправке, партиями погнали в баню. Она располагалась на первом этаже в смежном корпусе. Арестантам выдали по четвертушке стирального мыла, в гулком зале на каменных скамьях имелись жестяные тазы, в кранах наличествовала вода. Горячая и холодная.
– Ну что, смоем грехи перед дальней дорогой, – сказал танкист и первым потянул жестянку.
Мылись по-фронтовому быстро и хмуро. Впереди ждала неизвестность. В жидком пару светлели военные тела, многие с отметками от пуль и осколков, изредка соседи перебрасывались фразами типа «Потри спину».
– Где ж тебя так размалевали, парень? – натираясь вехоткой, покосился на Димкин, изукрашенный наколками торс сидящий рядом пожилой дядя.
– На флоте, отец, – обрушил тот на голову таз с водой, после чего довольно крякнул.
– А в центре на спине малец с крылышками и трубой, это, что, навроде ангел?
– Точно, – кивнул бывший старшина. – Ангел-хранитель.
– Не уберег, он тебя, – вздохнул пожилой. – Как и меня молитвы.
– А ты за что сюда попал, отец? – спросил Дим. – Если не секрет, конечно.
– Какой секрет, – махнул рукой сосед. – Мне дали срок за мародерство.
– И чего же ты намародерил?
– Пару недель назад вызывает меня к себе ротный и говорит: «Готовься, дед, в запас». Я был автоматчиком в пехотном взводе. Ну, ребята, кто помоложе, надарили мне разного шмотья, а к нему золотой портсигар с сережками. А потом в казарме случился шмон, все это обнаружили, подключилась прокуратура, и мне влепили три года.
– Это они умеют, – сжал губы Дим. – А чего же твой ротный и те дарители? Очко сыграло?
– Через сутки, как меня забрали, нашу часть отправили в другое место, – вздохнул солдат. – Так что вступиться за меня было некому.
– Ясно, – ответил старшина. – Налицо закон подлости.
Еще через несколько минут в зал вошел охранник и заорал: «Все на выход!» Помывка закончилась.
Спустя сутки эшелон с бывшими военными, а ныне заключенными, двинулся на восток. Гремели колеса на стыках, паровоз тревожно ревел в ночи, мирным сном почивала освобожденная Европа.