Проходя мимо того места, где все случилось, заключенные поворачивали в сторону головы и мрачнели снова. На обочине, подплывая кровью, вверх лицом лежал молодой парень, а второй, чуть постарше, понурив голову, стоял перед лейтенантом.
– Не повезло ребятам, – вздохнул шагавший рядом с Димом сосед в защитном ватнике. – Быстро они их. – И перекрестился.
Спустя еще некоторое время впереди, на возвышенности показался целый комплекс характерного вида зданий (то была тюрьма), которые почти не носили на себе следов войны и были целыми.
– Это ж надо, – сказал кто-то из идущих впереди. – Город вдрызг, а кича[90] вот тебе, пожалуйста.
На этом, свершившим очередной перелом судьбы Дима объекте, следует немного остановиться.
Харьковская холодногорская тюрьма уже в то время, имела весьма мрачную историю. Учрежденная по велению императрицы Екатерины, во времена Александра I она превратилась в целый тюремный замок. С 1893 по 1903-й, оттуда гнали каторжан в Сибирь и на остров Сахалин, после революции она стала закрытой тюрьмой ВЧК-НКВД, а в годы войны, оккупировав Харьков, немцы устроили там Шталаг-364, где замучили и убили 30 тысяч советских граждан. В тюремных камерах и подземельях сидели в свое время члены южных групп «Народной воли», революционеры Артем и Камо, убийца Котовского Мейер Зайдер, а также сподвижники батьки Махно и белогвардейские офицеры.
У глухих железных ворот в высокой каменной стене колонна остановилась, потом их створки распахнулись, и ноги зашаркали по булыжнику. Перед глазами вновь прибывших открылся пустой обширный плац, со сторожевой вышкой на стене, окруженный двух и четырехэтажными корпусами.
Вслед за этим по плацу гулко разнеслись команды «Стой!», а потом «Направо!», после чего состоялись передача конвоем заключенных тюремной администрации. При этом убитого, доставленного вместе со всеми, отнесли в тюремный морг, а живого беглеца увели два тюремных, с наганами на поясах, цербера[91].
Хмуро проследив за действом, представитель местного начальства в звании капитана обозрел новых подопечных, покачался с пятки на носок, а потом выдал короткий спич[92].
– Сейчас вас разведут по корпусам и камерам! Сидеть тихо, иначе карцер! Вопросы?! Таковых не было, и капитан бросил подчиненным:
– Выполняйте.
– Первая шеренга, шаг вперед! заблажил стоящий рядом с ним младший лейтенант. – Напра-во!
Шурх – шурх, нечетко стукнули сапоги, и шеренга потянулась к одному из корпусов под бдительным оком стражей. Дим оказался в ней и по привычке внимательно осмотрелся.
Плац со всех сторон был окружен серыми коробками зданий с железными решетками на окнах, между ними имелись несколько хозяйственных построек, а в противоположной от ворот кирпичной стене имелись еще одни, чуть поменьше и с караульной будкой.
«Да, отсюда подорвать сложно», – подумал он, переступая вслед за соседом порог дверного проема.
Навстречу пахнуло спертым воздухом, сыростью и карболкой.
Изнутри корпус представлял из себя открытый многоярусный колодец с железными этажными переходами и лесенками. На дне, в боковых стенах виднелись уходящие вдаль, перегороженные решетчатыми дверьми коридоры.
Партию направили в один из них, стоявший у двери охранник загремел ключами и та с ржавым скрипом отворилась.
– Пошел! – буркнул один из сопровождающих, сержант, после чего все двинулись под арочным, с тускло горящими вверху фонарями сводом.
В коридор выходил длинный ряд обитых железом дверей с волчками[93], кормушками[94] и засовами, вдоль которых прохаживались два охранника.
– Стоять! Лицом к стене! – приказал сержант, после чего состоялось распределение по камерам.
Дим и еще четверо попали в седьмую, а когда дверь за ними затворилась, остановились в проходе.
Открывшаяся им картина впечатляла.
Метрах в десяти напротив вверху светлело забранное решеткой окно, под ним, в центре, вмурованные в бетон, стояли стол и две лавки в углу, неподалеку от двери, из-за фанерной перегородки воняло парашей, а по всему периметру вдоль стен высились трехярусные нары, откуда на новичков с интересом взирали многочисленные обитатели.
– О! Еще рекрутов пригнали, – раздался со стороны окна глумливый голос. – Ну што, довоевались, ерои!?
Стоявший рядом с Димом худой солдат было дернулся вперед, но тот уцепил его за рукав – не надо.
Когда же прибывшие стали искать свободные места, с нижних нар Вонлярскому кто-то прогудел:
– Давай, корешок, сюда, мы потеснимся!
Подошел, и в груди потеплело.
В секции расположилась трое моряков. Два в робах, а один в форме три[95] со споротыми погонами.
– Падай рядом, – кивнул на нары тот, что был в «тройке», а другие чуть подвинулись.
– Благодарствую, – швырнул тощий «сидор» Дим в глубину секции, после чего уселся на нары.
Далее состоялось знакомство. Тех, что в робах, звали Олегом и Васькой, а третьего Зорень. Парни были с Черноморского флота. Первые, как выразился Олег, «загремели под фанфары» за то, что раскурочили гирокомпас и выдули оттуда спирт, Зорень же, приехав на неделю в отпуск, кончил бывшего полицая.
Все они, как и Дим, прошли войну (Олег с Васькой служили на эсминце, Зорень летал стрелком-радистом на торпедоносце) и, узнав, кем был их новый товарищ, прониклись к нему уважением.
– Рубать[96] хочешь? – поинтересовался бортстрелок. – Мне тут с воли недавно притаранили передачу.
– Хочу, – сглотнул слюну Дим. – Со вчерашнего дня ни жравши.
После этого Зорень потянулся к лежавшей у изголовья полотняной торбочке, достал оттуда шмат сала с ломтем ржаного хлеба и протянул Диму:
– Кушай.
А когда старшина быстро все уничтожил, Васька извлек из кармана щепотку махры с четвертушкой газеты, завернул козью ножку и чиркнул спичкой.
Все трое поочередно затянулись, а потом Алексей протянул ее Диму.
– Спасибо, ребята, я не курю, – улыбнулся старшина. – На фронте менял табак на сахар.
– Потому ты и такой здоровый, – отщелкнул ногтем Олег ползущую по стене мокрицу. – Не то, что мы. Соплей перешибить можно.
Впрочем, то было явное лукавство. Они с Васькой были ребята хоть куда, а Зорень чуть поменьше Дима.
После еды того стало клонить в сон, и заметив это, новые знакомцы предложили:
– Покемарь, старшина, ты с дороги.
Глава 3. Побег
«Установлено, что за последнее время среди заключенных, содержащихся в тюрьмах НКВД, участились попытки к организованным побегам путем нападения на тюремную охрану.
В некоторых тюрьмах НКВД попытки к побегу не были своевременно пресечены ввиду слабости проводимой в них агентурной работы, недостаточной оперативно-боевой подготовки личного состава охраны и нарушений в организации охраны заключенных.
В связи с этим ПРИКАЗЫВАЮ:
1. Народным комиссарам внутренних дел союзных и автономных республик и начальникам управлений НКВД краев и областей обеспечить усиление агентурной работы по предупреждению побегов и нападений заключенных на тюремную охрану, пресечению организованных враждебных выступлений заключенных в тюрьмах, своевременному вскрытию преступной связи отдельных работников тюрем с заключенными. С этой целью пересмотреть существующую осведомительную сеть и провести необходимые дополнительные вербовки.
В больших общих камерах иметь специальное сторожевое (против побегов) осведомление, вербовка которого должна осуществляться с санкции начальника тюрьмы, с последующим утверждением начальника тюремного отдела.
2. Запретить всем без исключения тюремным работникам входить в камеры заключенных, имея при себе ключи от дверей коридоров и корпусов.
3. Запретить начальникам тюрем, их дежурным помощникам (по тюрьмам), а также лицам, инспектирующим тюрьмы, входить в камеры заключенных вместе с постовым надзирателем, наблюдающим за данной группой камер, и оставлять дверь камеры незапертой на время своего пребывания в камере.
4. При распределении по сменам надзирательского состава каждую смену обеспечивать необходимым количеством коммунистов, комсомольцев и старослужащих опытных надзирателей.
5. Принять к руководству объявляемую при этом «Инструкцию о действиях начальствующего и надзирательского состава тюрем в случаях тревоги».
Инструкцию тщательно изучить всему личному составу охраны тюрем.
Приказ объявить начальствующему и оперативному составу тюрем до зам. нач. тюрьмы и пом. оперуполномоченного включительно».
Проснулся Дим от толчка в бок.
– На, – сказал Олег, протягивая ему мятую алюминиевую миску с блином парящей кашей.
– Ужин, – догадался Дим, потянув из голенища ложку. Каша была так себе – размазня, но за последнюю неделю он ел горячее впервые.
– Да, паек явно не наркомовский, – очистив свою миску, пробубнил сидящий на нарах рядом с молча жующим Зоренем Васька.
– А кто эти? – отставив в сторону миску, кивнул Дим на компанию за столом, откуда раздавались веселые матерки и хохот.
– Блатные, – недобро покосился туда бортстрелок. – Им тюрьма, что родная мама.
Потом, отдав миски дневальным, пили из жестяных кружек называемый чаем кипяток и неспешно беседовали.
– Имя, у тебя интересное, Зорень, – сделав очередной глоток, утер выступивший на лбу пот Дим. – Никогда не встречал такого.
– То не имя, фамилия, – последовал ответ. – Просто меня все так зовут. С детства.