Еще в 44-м, сразу после освобождения главной базы флота, командование Приморской армии установило на вершине горы скромный памятник погибшим при ее штурме бойцам и командирам. Вместо памятника взору поднявшемуся на вершину Диму открылся тридцатиметровый обелиск, одетый в светлый гранит, на плитах которого были выбиты номера частей и соединений, освобождавших Севастополь.
– Здорово ребята, – отвердев лицом, склонил голову перед мертвыми. Ответом был свист ветра в вышине, запах степной полыни и вселенская тишина горных отрогов. Проведя в молчании полчаса и прочтя фамилии двухсот сорока Героев Советского Союза, удостоенных этого звания за освобождение города, Дим нашел там знакомые имена и вспомнил уже ставшие тускнеть образы.
– Ну, отдыхайте, – тихо сказал, еще раз обведя глазами обелиск. – До встречи…
Глава 2. В обществе развитого социализма
1. Преданность делу коммунизма, любовь к социалистической Родине, к странам социализма.
2. Добросовестный труд на благо общества: кто не работает, тот не ест.
3. Забота каждого о сохранении и умножении общественного достояния.
4. Высокое сознание общественного долга, нетерпимость к нарушениям общественных интересов.
5. Коллективизм и товарищеская взаимопомощь: каждый за всех, все за одного.
6. Гуманные отношения и взаимное уважение между людьми: человек человеку друг, товарищ и брат
7. Честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни.
8. Взаимное уважение в семье забота о воспитании детей.
9. Непримиримость к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству.
10. Дружба и братство всех народов СССР, нетерпимость к национальной и расовой неприязни.
11. Нетерпимость к врагам коммунизма, дела мира и свободы народов.
12. Братская солидарность с трудящимися всех стран, со всеми народами.
Над страной веяли ветры перемен.
Упокоился в мавзолее рядом с вождем мирового пролетариата «отец народов», организатор всех побед и вершитель судеб товарищ Сталин, в результате политических интриг был низвергнут сменивший его на посту Генсека, обличитель культа Хрущев, и на Кремлевский олимп вознесся Леонид Ильич Брежнев.
В отличие от своих предшественников-волюнтаристов, он был детерминистом, и Страна Советов перешла с галопа на более спокойный темп развития. А еще Леонид Ильич объявил учрежденный еще в 1945 году Сталиным и им же запрещенный праздник День Победы выходным днем и повелел отмечать его как должное. Парадом, возложением венком на могилы павших солдат, а заодно народными гуляниями. Очень уж любил будущий Генералиссимус и многократный Герой боевое прошлое. В первую очередь – свое. Что и описал в будущих же мемуарах. Желание нового Генсека Партией тут же было воспринято как идеологическое и Страна вступила в период юбилеев, памятных дат и вечеров воспоминаний о Великой Отечественной. Появились мемуары высших военачальников, художественная литература о войне, теле – и радиожурналистика по теме.
Не обошлось в некоторых публикациях и без упоминания об отчаянном, бравом моряке-разведчике. Словом, приоткрыли Вонлярского общественности. Стали просить дать интервью. Приглашать вместе с другими ветеранами на пионерские сборы и вечера встреч с молодежью поделиться прожитым и пережитым.
По настоянию жены, Димыч эти приглашения принимал. Кстати, он нашел все-таки свою любовь. И снова женился. Девушку звали Лидой, была она на десяток лет моложе и имела двоих детей от первого мужа. Однако, как говорят, «срослось-слюбилось». Жили весело и дружно: по выходным Дим водил полюбившихся пацанят (мальчика и девочку) в зоопарк, цирк или кафе-мороженое. Всей семьей посещали аттракционы в парке Горького или выезжали в Серебряный бор на природу.
Теперь о встречах. Чувствовал себя Димыч на этих мероприятиях крайне неуютно. И частенько, не дослушав рассказ очередного героя – ветерана, «лично подбившего четырнадцать танков», уже на «шестом» тихонько покидал аудиторию. Тщеславное вранье слушать было неловко. А правду (не столько о себе, сколько о тех, кто сражался рядом с ним на той войне) сказать не мог. Потому что, в конце концов, неизбежно бы пришлось отвечать на вопрос: «А где же ваши боевые награды, дядя?»
Ну что тут было объяснить востроглазым пионерам на сборе или благочестивой публике в зале, где, между прочим, иногда присутствовала и мать. Как ветеран трех войн и орденоносец. Ответить – наград, мол, лишен, как неправедно осужденный? А дальше что? Фиксой блеснуть да наколки показать? Того же ангела.
С настойчиво интересующимися в частном порядке было проще. В такой ситуации Дим моментально одевал на себя маску «героя обороны Ташкента» и пускал в ход байку о том, что войну, де, прослужил хлеборезом в тыловой части. Для особо доверчивых, явно клюнувших на эту ахинею, приберегал на финал еще и резюме:
– Вот почему я такой здоровый! Продукты выдавать это вам ни хухры-мухры. В атаке с автоматом куда проще.
С нормальной аудиторией было сложнее. Там «вола пасти» не хотелось.
Как-то не выдержал, пошел в Центральный военторг и купил наградные планки (в этом специализированном универмаге они продавались свободно). Приладил к выходному костюму и стал в таком однозначном виде являться на публику. Но хотя их расцветка строго соответствовала действительным наградам, лучше Димыч себя не почувствовал. Скорее, наоборот. Стало еще гаже. Как от россказней «о четырнадцати подбитых танках».
И все же правда о Вонлярском и его фронтовом прошлом на свет божий вырвалась. В первую очередь, из публикаций однополчан. Того же Михаила Ашика. Который оказался не только храбрым воином, но и талантливым литератором. Или адмирала И. И. Азарова, опубликовавшего свои мемуары. Последний, кстати, на одной из ветеранских встреч подарил Димычу книгу с дарственной надписью в духе «Наполеон верному Мюрату»: «Храбрейшему их храбрых». Но этим не ограничился. А употребил в защиту бывшего старшины весь свой немалый авторитет и обширные связи. В результате чего, аккурат накануне празднования 20-летия Победы Вонлярский получил вызов в Главную военную прокуратуру. Что воспринял с недоумением.
Явившись по повестке в это строгое учреждение на улице Кирова, Димыч предстал перед высоким, генеральского чина начальником. Прокурор в алых лампасах был не столько строг, сколько раздумчив. Для начала пригласил посетителя сесть и внимательно обозрел его. Как некий интересный экспонат. Одушевленного порядка.
– Вот листаю ваше дело, – глубокомысленно начал он, опустив глаза на толстенный, с синими штампами талмуд. – И никак не пойму. С одной стороны вы – бандит, с другой – патриот. После освобождения никого не убивали?
– Никого, – внутренне дивясь прокурорскому простодушию, ответил Дим. Где-где, а уж в этом-то учреждении, конечно, знали практически всю его подноготную.
– И не бежали? – продолжал гнуть свою линию генерал.
– А куда мне бежать? – пожал плечами многократный ударник коммунистического труда.
– По нашим сведениям, вы уже и заграницу успели съездить! – С подтекстом заметил хозяин кабинета.
– Да, ездил, – начал потихоньку заводиться Дим. – Туристом. По местам боевой славы.
– Ну, а вот когда в сорок пятом из харьковской тюрьмы бежали, как жили? – Наконец-то ввернул свой главный вопрос прокурор. – И на что? Мне интересно.
– Не хлебом единым! – не поведя бровью, коротко ответил Вонлярский.
– Да, но ведь кормиться как-то надо было? Генеральские глаза-буравчики вкрадчиво впились собеседнику в переносицу.
– Просил, – внешне спокойно отреагировал Дим, хотя внутри его все клокотало и плавилось.
– По вам видно, что «просил», – недоверчиво и вместе с тем как-то примиряющее проворчал генерал…
Потом выдержал паузу, полистал дело и, отложив в сторону, снова поинтересовался:
– И все же! Кто вы? Бандит или патриот?
– А это уж вам решать, – жестко подвел линию Вонлярский. – Хотите «бандит» тире «патриот». А хотите, «патриот» тире «бандит».
На том без сожаления и расстались. Отметив внизу у дежурного повестку, Дим вышел в городской шум и для успокоения души посидел в ближайшем сквере. Там прогуливались мамы с колясками, в майской листве чирикали воробьи, ярко светило солнце.
– Хотел бы бежать – бежал – сказал себе Дим, вспомнив свою зарубежную поездку.
Он копил на нее три года, а потом отправился из Одессы в круиз по Дунаю. В составе туристической группы по маршруту Варна – Белград – Будапешт – Братислава – Вена. На белом теплоходе. В составе туристической группы.
Теперь Дунай был именно голубой, а не такой, каким видел его Дим с товарищами. Европейские столицы впечатляли красотой и помпезностью, и там еще помнили, кому обязаны жизнью. В Варне турист попил одноименного вина и пообщался с «братушками», а в столицах побывал на мемориалах советских солдат, высеченных в граните и отлитых в бронзе.
– Да, сколько ж мы положили за вас ребят, – думалось каждый раз. И становилось мучительно обидно…
Через некоторое время Вонлярского вызвали в районный военкомат. «Для получения правительственной награды» гласило приглашение. Димыч удивился, но пошел. Было интересно. Принявший его начальник отделения – юркий майор сразу же взял быка за рога:
– В соответствии с постановлением партии и правительства, одобренным лично Леонидом Ильичом Брежневым, мы сейчас решаем очень важный вопрос. Многие фронтовики имеют ранения, но не награждены. Это, конечно, несправедливо. По вашим документам значатся три ранения. А где награды, написано – «не награжден». Хотя воевали с сорок первого. И боевой путь – будь здоров. Сначала Москва, потом Керчь с Севастополем, форсирование Днестра. Опять же взятие Белграда и Будапешта. Поэтому есть решение – наградить! – Командирски воззрился на ветерана.
– Мне не надо! – возразил Вонлярский.
– Как это? – опешил военный клерк, делая квадратные глаза. – Не понял?