— А этому пожилому таксисту можно верить?
— Он парторг таксопарка, участник войны.
Костров задумался:
— Немецкие дачи, говоришь… Я о них слышал, но особо не интересовался. У тебя есть данные о них?
Дружинин присел напротив шефа и, вынув из своей кожаной папки приличных размеров карту-схему, разложил ее на столе. Затем достал несколько поясняющих фотографий. Начальник Управления не спеша стал их рассматривать:
— Ну и зачем этому Гюрзе потребовались Немецкие дачи?
— Таксисту Федотову он сказал, что его отец воевал в этих местах и он собирает материал для газеты.
Костров оторвал взгляд:
— В этих местах боев не было. А вот где сам так называемый Баркая-Гюрза воевал, мы знаем. И на чьей стороне воевал, тоже знаем.
Начальник Управления продолжил изучать карту-схему области, на которой были обведены интересующие объекты.
— Это?.. — провел он карандашом.
— …дача Геринга, — Дружинин показал соответствующую фотографию. — Правда, как пояснил глава местных краеведов, раньше этой дачей владел кайзер Вильгельм. Но это только слухи.
— Это?..
— …охотничий домик, где рейхсмаршал, большой любитель охоты и застолья, принимал друзей. Домик сгорел, а фотография 1943 года.
— А вот это чья резиденция?
— Гауляйтера Коха. В его имении под названием Гросс-Фридрихсбург, кроме двухэтажного дворца с подземным ходом к глубокому бункеру, были еще тир, бассейн, оранжерея, различные хозяйственные постройки, парк и озеро. Сейчас от имения остался лишь домик привратника, а сама территория пребывает в запустении.
— Ну а этот красивый особняк?
— Это имение Красной графини.
— Красной графини? Слышал про такую, но информация скудная.
— Графиня, полное имя которой Марион Денхоф-Фридрихштайн, известная в свое время аристократка, род ее регулярно давал Восточной Пруссии героев. В 1944-м она была близко знакома с организаторами покушения на Гитлера. Но ее не тронули. А в январе 45-го она спешно бежала, спасаясь от нашей армии, бросив все имущество и ценности. Кстати, особняк Красной графини единственная из Немецких дач, которая сохранилась до наших дней. Там сейчас областная организация лесоводов. Остальные сгорели или лежат в руинах.
Костров оторвался от карты:
— Это к ним было паломничество кладоискателей, любителей найти спрятанные ценности?
— Так точно. Но это было лет десять назад. Сейчас как-то все поутихло.
— Поутихло, говоришь. Но ведь этот Гюрза что-то искал?
— Искал и не только тут. Есть еще один объект, о котором, похоже, все забыли. — Дружинин очертил на карте небольшой кружок. — Вот здесь… Я имею в виду дачу или имение — можно как угодно называть — самого Бисмарка. Она тоже лежит в развалинах.
Сергей достал из папки соответствующую фотографию. Костров взял в руки и быстро вернул:
— Да тут рассматривать-то нечего, одни руины.
— Дача Бисмарка находится недалеко от поселка Пионерский на берегу моря. Интересно, что Гюрза попросил Федотова остановить такси, не доезжая Пионерского, после чего исчез больше чем на два часа.
— Сокровища искал?
— Кто его знает… Но на осмотр остальных Немецких дач он затратил меньше часа.
Костров закурил, потом с оттенком торжества в голосе произнес:
— Вот видишь, все легко объясняется: у Гюрзы откуда-то появилась информация, что на даче Бисмарка спрятаны ценности. Он надеется их найти и готовит канал передачи через мастерскую Дронова. Но Дронов пришел с повинной, и канал связи провален. Гюрза лёг на дно. Вот только куда и где? Уголовка, капитан, уголовка!
Дружинин загадочно смотрел на своего начальника:
— Простите, товарищ полковник, но это не все о даче Бисмарка. Во-первых, никаких документальных подтверждений о том, что "железный канцлер" Германии Отто фон Бисмарк здесь бывал, нет. Зато есть сведения, что во время Великой Отечественной здесь располагался военно-учебный полк Люфтваффе.
— Предположим…
— Но до середины лета 1944 года.
— И что?
— А то, что после ухода летчиков здесь расположился какой-то неизвестный объект, наверняка секретный.
— Секретный? Откуда такие сведения? От местных краеведов?
— Был я у краеведов, спасибо им. Все, что я только что доложил вам, узнал от них. Встречался я с Бородецким Игорем Петровичем, главой общества. Но он не знает или делает вид, что не знает.
— Вот видишь: если такой известный в городе человек, как Бородецкий, не знает, значит, не было там никакого секретного объекта.
— Товарищ полковник, кроме общества краеведов в городе есть еще Управление строительства и архитектуры.
— Это ты к чему?
— Это к тому, что я разговаривал с Вольским, заслуженным строителем.
— У которого ты комнату снимаешь?
— Так точно…
— Знаю Михаила Григорьевича, достойный человек. Кстати, он проектировал здание нашего Управления, где сейчас сидим мы с тобой. Вольский был одним из тех, кто с 1946 года восстанавливал город.
— Он и Немецкие дачи со своими строителями посещал, решали, что подлежит восстановлению, а что сносу. Так вот, вокруг дачи Бисмарка в то время был высокий забор с колючей проволокой, который тянулся до самого берега. Я съездил, посмотрел: от дачи мало что осталось и от забора тоже. Но в некоторых местах поваленные доски забора сохранились. Скажите, зачем курсантам-летчикам высокий забор и колючая проволока?
Костров продолжал курить. По выражению лица было видно, что все услышанное произвело на него впечатление.
— Ты не пытался обо всем этом расспросить кого-нибудь из местных? — спросил он.
— Пытался, но свидетелей почти не осталось. Немцев отправили в Германию, а наши жители пришли сюда в конце 45-го, и знать ничего не знают.
— А те, кто освобождал?
— Попробуй, найди… Двадцать лет прошло, да и многие уже отошли в мир иной. Есть, правда, один человек, мне о нем Вольский говорил.
— Кто такой?
— Некто, Бруно Шульц, смотритель охотничьего двора в хозяйстве Геринга. Рейхсмаршал его очень ценил, доверял. Отец Бруно и Геринг в Первую мировую служили вместе.
— И где сейчас этот Бруно Шульц?
— А вот это вопрос… Есть сведения, что он был осужден, но, отбыв срок, вернулся сюда.
— Сюда? А не в Германию? Странно…
Замолчали. Костров, притушив папиросу, прохаживался по кабинету. Не дождавшись, что скажет начальник, Дружинин заговорил:
— Товарищ полковник, прошу до выяснения, что это за объект, не передавать дело уголовному розыску.
Костров снова опустился в кресло, раздумывал, потом сказал:
— Мало ли какой объект, война все же. Может быть, склад, может быть, что-то еще.
— Но высокий забор, колючая проволока…
Начальник Управления рассматривал назойливого помощника:
— Ладно, последний раз иду навстречу. Даю ровно сутки. Выясняй, что за объект. Но учти, я планирую прикрепить тебя к группе Ляшенко. Плохо у него идут дела, Мозыря упустил.
— Что, Ляшенко вернулся из командировки?
— Вернулся, иди, встречай.
Майор Ляшенко сидел за своим рабочим столом и рассматривал какие-то сводки. Увидев вошедшего Дружинина, он поднялся:
— Здравия желаю, товарищ Гена! — Дружинин, как младший по званию, приветствовал первым.
— Здравия желаю, товарищ Серега! — послышалось в ответ; оба улыбались.
В кабинете, кроме них, никого не было, и они могли себе позволить такие шутливые приветствия, как несколько лет назад в училище, в котором были вместе и закончили в один год. Потом их пути разошлись: Геннадий Ляшенко продолжил службу в КГБ, Сергей Дружинин — на границе, где долгое время служил его отец.
— О, а где же загар? — развел руками Сергей. — Вот тебе и южное солнце Сухуми…
— И ты, Брут… — Ляшенко тяжело вздохнул. — Галка мне уже всю плешь проела по поводу загара. Но что делать, если я уродился блондинистым…
— …скорее, рыже-блондинистым.
— Пусть так. Ну не сидит на мне загар. Год назад, когда мы отдыхали в Крыму, супруга и дочь уже через пару дней ходили, как шоколадные, а я только обгорал. Тьфу, одно мучение! Да и загорать в Сухуми было некогда. Я за пять дней в море только один раз искупался. Все из-за этого упыря…
— Что, упустили Мозыря?
— Ушел мерзавец… из-под носа ушел. Представляешь, мы его ищем в публичных местах: на рынке, на пляже, на вокзале, а он преспокойно работает санитаром в морге при городской больнице. Все, как и полгода назад, когда его искали в Белоруссии, а он в нашей области трактористом в колхозе работал.
— Что ж, Мозырю к трупам не привыкать. Много их он со своими карателями оставил, — заметил Дружинин.
— Представь, Серега, 20 лет Победы. Готовится громкий процесс над измениками Родины. Пятеро из уцелевших карателей пойманы, а главарь ушел… в очередной раз. Москва регулярно названивает, а нам доложить нечего. Костров устроил мне такую головомойку… Ну да ладно… А твои дела как?
Дружинин лишь в общих чертах доложил своему товарищу по службе обо все обстоятельствах, связанных с Дроновым, Гюрзой и радиомастерской.
— И вот, несмотря на очевидные факты, Костров считает, что это обыкновенная контрабанда и дело следует передать уголовке, а меня прикрепить к твоей группе, к делу Мозыря, — эмоционально произнес Сергей.
В отличие от него, Геннадий был спокоен. Налив из термоса в чашку чай, он отпил несколько глотков.
— Брось ты надувать щеки. Шеф всегда прав. Кстати, ты читал сегодняшнюю "Балтийскую правду"?
— Нет, не читал.
— Зря. Учись у Кострова, который начинает рабочий день с чтения газет.
— И что там, в "Балтийской правде"?
— Большая статья Бородецкого. Знаешь такого?
— Знаю, не далее как вчера, встречались.
Геннадий протянул Сергею газету. В статье под названием "Они еще ходят по нашей земле" говорилось о карателях из отряда Мозыря, что свирепствовал в Белоруссии. В конце статьи был намек, что главарь отряда Василий Мозырь, работавший трактористом в Калининградской области, до сих пор не пойман: