Федотов закончил свой короткий рассказ и посмотрел на Сергея, как бы спрашивая: "Интересно?" А Сергей Дружинин тихо произнес: "Все сходится". Но таксист Федотов это не расслышал.
Когда Дружинин вернулся в Управление, часы показывали 8 вечера. Его в кабинете дожидался Малышкин.
— Как успехи, лейтенант?
В ответ Виктор приподнял полиэтиленовый пакет.
— Это что еще за вещдоки? — спросил Сергей.
— Щетка для одежды, бутылка и рюмка, ими пользовался Гюрза, — гордо пояснил Малышкин. — На них должны остаться его отпечатки.
Сергей почувствовал, как его больно кольнуло: отпечатки надо было снять раньше, в тот день, когда Дронов явился с повинной. Правда, за домом могли следить, и он не решился. Но отпечатки… важнейшая улика. Хорошо, если они сохранились.
— У Дронова нашел?
— У него, сам передал. Кстати, Дронов на нас в обиде. Давненько его никто не навещал.
— Это дело поправимое.
— Щеткой Гюрза воспользовался, когда уходил. Запачкался о стену в прихожей.
— А сам Дронов не брал в руки щетку?
— Говорит, что нет. А вот на бутылке отпечатки Дронова должны быть. Но самое верное это рюмка. Ее брал в руки только Гюрза.
Сергей Дружинин взял пакет, внимательно рассмотрел:
— Неосмотрительно для такого разведчика, как Гюрза. Надо снять отпечатки.
— Уже сняли, пока вас дожидался, — не без гордости ответил Малышкин. — Что касается неосмотрительности, то я задал такой вопрос Дронову. Он считает, что Гюрза хотел показать, что пришел к нему с открытой душой. Поэтому скрывать опечатки не было смысла.
Дружинин молча одобрительно кивнул, что означало понимание. Потом глянул на часы: 21.30.
— Что, по домам?
— А вдруг шеф придет? — засомневался Малышкин. — Обещал сегодня вечером или завтра утром. Придет, а нас нет.
Сомнения развеял телефон. Звонила секретарь Кострова Маргарита Витальевна:
— Товарищ полковник просил передать, что его сегодня не будет, — строгим голосом произнесла она.
— А завтра во сколько? — спросил Сергей.
— Такой информацией не располагаю, — прозвучало в трубке в ответ.
Что оставалось? По домам?
— Ну что, лейтенант, до завтра, — сказал Сергей, и, видя, как Малышкин то и дело посматривает на часы, добавил: — Насчет свидания не спрашиваю — догадываюсь.
Радостный Виктор Малышкин быстро удалился, а Сергей, оставшись один, решил позвонить Марине. Голос дежурной по этажу гостиницы, чем-то по строгости напоминавший голос Маргариты Витальевны, был краток:
— Инженера Каретиной нет. Когда будет? Не знаю.
"Наверное, ушла на яхте. А может, просто не желает говорить", — грустно подумал Сергей. Что остается? Сыграть несколько партиек с Вольским".
Но Костров не появился и утром следующего дня. Едва Дружинин переступил порог приемной, как тут же услышал строгий голос Маргариты Витальевны:
— Товарищ полковник будет в 14.00.
Помня вчерашние трофеи Малышкина с отпечатками, Дружинин решил в оставшееся до приезда шефа время наведаться в санаторий "Волна", еще раз поговорить с Богословским и показать ему фото Лещука — того самого, что поручил ему забрать "Спидолу".
У ворот санатория Сергея встретил один из дежуривших оперативников:
— Богословский уехал, — сообщил он. — Отбыл домой сегодня утром.
Сергей был немало удивлен:
— Ничего себе… ему же еще целую неделю лечиться!
Оперативник молчал. Похоже, ему нечего было сказать.
— А за "Спидолой" так никто и не пришел?
— Ничего подозрительного. Ходил на процедуры, гулял, мило беседовал с женщинами. Но в город не отлучался.
— А может, он в город собрался сейчас, у него же там дядя?
— К дяде с чемоданом? Зачем? Да и утром рабочего дня?
— Тоже верно, — согласился Сергей и спросил: — На чем он уехал?
— На такси. Каждое утро у ворот санатория дежурят 2–3 машины. Первый автобус до города отходит только в 11.00.
Что оставалось делать? Единственным человеком из обслуживающего персонала, с кем Дружинин немного знаком, был директор Краснолобов. К нему и направился Сергей.
Дверь кабинета директора была слегка приоткрыта, и Сергей мог видеть, как Краснолобов, сидя в кресле, разговаривает с женщиной в белом халате. Вот она сообщила ему о приезде какой-то комиссии…
— Опять комиссия, опять мне ответ держать, — директор санатория развел руками и пропел: "О, жалкий жребий мой!"
— У вас чудный голос, Витольд Валерьянович, — улыбнулась женщина. — Вам бы на сцене петь.
— Попоешь тут, — тяжело вздохнул Краснолобов. — Замучили проверками.
Сергей постучал, вежливо попросил разрешения войти, на что Краснолобов сразу же отреагировал, отпустив врача:
— Прошу, прошу… ждал вас.
— Ждали меня? — удивленно спросил Дружинин, присаживаясь напротив.
— Конечно, ждал. Вы же пришли по делу Богословского?
— Вы правы, мне нужен был Богословский. Но он уехал, спешно уехал. Может быть, вы мне сможете ответить почему?
Краснолобов выглядел вежливым, но слегка озабоченным.
— Конечно, смогу. У нас рядом с санаторием почтовое отделение. Сегодня утром, сразу после открытия принесли телеграмму на имя Богословского примерно такого содержания: "Срочно приезжай. Мама в плохом состоянии".
— Вы что, читали телеграмму?
Краснолобов замялся, виноватая улыбка появилась на его ухоженном лице.
— Письма мы, конечно, не вскрываем, а вот телеграммы иногда просматриваем.
— Мы — это кто?
— Дирекция. Наш санаторий на самом краю приграничной области. Мало ли что… И это не моя прихоть, — Краснолобов оценивающе посмотрел на Сергея; тот понял, что имеет в виду директор. — Телеграмму я тут же вручил Богословскому, и наш уважаемый звукорежиссер с "Мосфильма" немедля отбыл домой.
— Телеграмма осталась у Богословского?
— Конечно, у него могли возникнуть проблемы с транспортом, а срочная телеграмма хорошее подспорье в этом деле.
Дружинин поднялся:
— Понимаю… Ладно, спасибо. Вы многое прояснили.
— За что спасибо? — директор санатория "Волна" поднялся вслед за ним.
— За бдительность, — сказал Дружинин и, похоже, едва заметную иронию в его голосе Краснолобов уловил.
У самой двери Сергей неожиданно повернулся:
— Простите, последний вопрос, — он достал фото Лещука, сделанное уже не с фоторобота, а увеличенное с фотографии в паспорте. — Здесь, на территории санатория вам этот человек не встречался?
Краснолобов взял фотографию, внимательно осмотрел:
— Среди отдыхающих точно не встречался.
— А может, кто из посторонних?
— Ну какие здесь могут быть посторонние? Я ведь вам уже сказал, что мы находимся на самом краю приграничной области.
— Что ж, еще раз благодарю за бдительность!
Едва вернувшийся из санатория Дружинин присел за стол в своем кабинете, как дверь раскрылась, и на пороге появилась крупная фигура полковника Кострова. Начальник Управления возвратился почти на час раньше намеченного.
— Работаем? Зайди ко мне! — скомандовал он.
Но в приемной Дружинина остановила Маргарита Витальевна:
— Товарищ полковник просил подождать.
— А кто у него? — недовольно спросил Сергей.
— Воронцов.
Начальник радиотехнической службы подполковник Воронцов считался самым молчаливым сотрудником в Управлении. Выйдя через 10 минут из кабинета Кострова, он только обменялся с Дружининым традиционным "Здравия желаю" и загадочно кивнул на дверь начальника Управления, что означало: "Тебя тоже касается".
Костров успел прочитать рапорт о неудавшейся погоне. Поэтому когда Дружинин взялся пересказывать прошедшие события, Костров отмахнулся:
— Отставить, знаю. Ты лучше доложи, что вы делали в мое отсутствие?
Дружинин стал подробно излагать все, что произошло вчера и сегодня утром: про найденный труп Лещука-Хриплого, про разговор с Гусевым, про визит в таксопарк к Федотову и карточку туриста, о "вещдоках", которые Малышкин взял у Дронова и, наконец, про спешный отъезд Богословского и разговор с Краснолобовым. Не успел только сказать про помятое крыло служебной "Волги". Начальник Управления хмурился, но слушал внимательно, не перебивал. Когда Сергей закончил, он выдержал паузу, закурил и произнес:
— Значит, ниточка оборвалась?
— Не совсем. На щетке, бутылке и рюмке должны быть отпечатки пальцев.
Это Кострова задело. Выпустив струю дыма, он ударился в рассуждения:
— Отпечатки это хорошо, это шаг вперед. Но что они дают для поимки Гюрзы? Ничего не дают! Мы что, будем у каждого жителя города брать отпечатки и сверять? А Гюрза тем временем свалит за бугор! — Костров стал понемногу распаляться. — Что мы о нем знаем? Да ничего не знаем! С какой целью явился — не знаем! Что ищет — не знаем! И настоящего имени тоже не знаем, ведь в разведшколу он попал будучи нашим военнослужащим. А призрака в виде лодки на гусеницах как будем ловить? Получается, наша граница дырявая? Плохо работаем!
Костров сделал паузу, притушил недокуренную папиросу:
— Не догадываешься, что только что сообщил мне Воронцов?
— Передатчик?
— Да, мой дорогой. Передатчик. И не простой, который бы мы засекли в два счета, а ускоренно передающий информацию — так называемые радиовыстрелы.
— Засекли?
— При наших возможностях засечь такой невозможно. Такие в доли секунды передают очень краткую информацию.
Костров прошелся несколько раз взад-вперед по кабинету, потом остановился и сжал кулаки:
— Я пять лет возглавляю Управление. И до недавнего времени не было ни одного случая шпионской радиопередачи. В соседней Литве были, пока не выловили "лесных братьев". А у нас в области — нет! В общем, повторяю: плохо работаем! Это относится не только к твоей группе, но и ко мне.
Дружинин молчал, понимая, что возразить нечего. Единственное, на чем можно было заострить внимание Кострова, так это на карточке туриста, которая, похоже, не особенно его заинтересовала. И Сергей Дружинин решился:
— Простите, товарищ полковник, но я согласен с вами только наполовину. Ниточка обрывается, но окончательно не оборвалась. Я имею в виду карточку туриста в гостинице "Каспий" в Баку, — Дружинин протянул карточку. — Если Гюрза держал ее при себе, значит, она ему дорога. И у нас пока нет другой зацепки. К тому же таксист Федотов говорил, что его пассажир упоминал о городе Баку в разговоре. Может, не будем отбрасывать бакинский след?