его ветви кустов Дронова. Тот, видимо, тоже волновался, но слова его прозвучали четко:
— Это он. И голос похож.
…Через час Дружинин уже был в приемной Кострова.
— У товарища полковника совещание, — назидательно предупредила Маргарита Витальевна.
Но ведомый порывом удачи, Дружинин не собирался спрашивать разрешения. Когда он приоткрыл дверь кабинета Кострова, в котором сидело четыре человека, начальник Управления вопросительно поднял голову. В ответ Дружинин слегка утвердительно кивнул, — что означало — срочно!
Через пару минут после того как полковник Костров прекратил совещание, Сергей Дружинин сидел напротив него и докладывал. Начальник Управления КГБ слушал, положив перед собой любимый портсигар; взгляд его был суровым и слегка ироничным.
— Все? — единственное, что произнес он после того, как Сергей закончил.
— Так точно, все…
Костров взял портсигар, закурил, и Сергей Дружинин, втайне рассчитывавший на похвалу, почувствовал, что похвалы не будет.
— Ты отдаешь себе отчет, на кого ты замахнулся? — грозно спросил Костров. — Краснолобов уважаемый в области человек, член партии. У него все партийное и хозяйственное руководство лечится и отдыхает. И не только местное, люди из Москвы, из министерств приезжают.
— Но улики, товарищ полковник…
— Улики? Какие улики? Пусть Дронов Краснолобова вроде как опознал. Но санкции на арест дает прокурор. А кому он поверит: уважаемому человеку или бывшему агенту германской разведки, который опознал только через 20 лет?
— Раскаявшемуся агенту…
— Это к делу не пришьешь. А наш уважаемый Борис Сергеевич Иванников, прокурор с многолетним стажем, очень осторожен в таких делах. Если обвинение окажется ложным, то не только нам, но и ему не поздоровится. Нет, ордера на арест он не даст.
— Думаете?
— Уверен! Или возьмем показания другого агента. Ну нарядим мы Краснолобова в рыбацкий плащ с капюшоном, попросим сказать несколько слов. Возможно, Исмаилов и опознает, но по голосу. Да Иванников высмеет нас!
— Но мы можем сначала допросить Краснолобова, причем самым серьезным образом, а потом требовать у прокурора разрешения на арест и обыск.
— Отставить! Допросить серьезным образом? — Костров выпустил струю дыма. — Запомни, капитан Дружинин: сейчас не 37-й год. Это тогда можно было допросить с пристрастием, и человек через полчаса подписывал бумагу, соглашаясь, что он уругвайский или австралийский шпион. Сейчас не те времена.
— А как насчет отпечатков пальцев? — Сергей достал фотографию Лещука. — Ее при мне держал в руках Краснолобов. Отпечатки совпадают с отпечатками на внутренней поверхности стула в каморке Лещука.
— И что? Краснолобов не имеет права зайти в комиссионный магазин? Вот если бы его отпечатки остались на недопитой бутылке коньяка с отравой? Или кто-то видел бы, как Краснолобов заходил вечером к Лещуку?
— Хорошо, давайте вспомним передачу "Спидолы". Лещук сагитировал Богословского забрать "Спидолу", будучи в санатории "Волна", где за всем мог присматривать Краснолобов. Я уверен, именно Краснолобов, как стоявший над Лещуком, поручил тому найти кого-нибудь для получения "Спидолы", и Лещук нашел Богословского. И еще: Богословского мы допрашивали в кабинете Краснолобова, который нам его любезно предоставил.
— Может быть, может быть, но это домыслы. — Костров продолжал курить. — Вот если бы ты обнаружил передатчик…
— Но для этого нужен ордер на обыск.
Костров положил в пепельницу дымящуюся папиросу:
— Да не даст Иванников ордер, не даст! Надо еще что-то более весомое. Был бы жив Лещук, он быстро бы "раскололся" и дал показания на Краснолобова. Вот с ним-то, уголовным типом, можно было говорить по-другому.
— Не сомневаюсь, что Лещука убрал Краснолобов.
— Ещё раз повторяю, это домыслы!
— Мы еще работаем по линии телефона, — заметил Сергей.
— И как дела?
— Малышкин выяснил: варианты односторонней связи бывают. За определенную мзду, разумеется… Но куда и кому звонил Исмаилов и кто такую связь организовал, определить пока не удалось.
— Так работайте, работайте! За Краснолобовым установите "наружку". Но будьте осторожны: если он действительно резидент, то при первой же нашей оплошности заметит слежку.
Их разговор прервал голос Маргариты Витальевны:
— Товарищ полковник, телефон…
Костров недовольно взял трубку:
— Слушаю, — и тут же переменился в лице. — Алексей Дмитриевич, ты? Когда? Завтра утром? Конечно, встречу!
Самолет, гудя моторами, медленно подкатил и остановился вблизи здания аэровокзала. Через несколько минут был подан трап, стали выходить пассажиры.
— Разрешите, Ольга Сергеевна, — Костров осторожно взял большую сумку из рук жены своего фронтового друга и только потом громко произнес: — Рад приветствовать московских друзей на Балтийской земле!
Улыбки, рукопожатия…
— Молодцы, что приехали, — в эти минуты Сергей Костров, казалось, забыл о делах насущных. — Надолго к нам?
— На две недели, как и положено курортникам, — улыбнулся Алексей Балезин. — И по твоей наводке в санаторий "Волна".
— Совсем здорово!
Ольга Сергеевна тем временем окинула взглядом голубое небо:
— А мне говорили, что у вас все время дожди.
— Бывают и дожди, — заметил Костров. — Но сегодня специально для вас солнечно и тепло.
— Даже жарко, — Балезин достал платок и вытер вспотевший лоб.
Москвичи прошли в специальное помещение, где проходили процедуру проверки документов и регистрацию все приезжие в закрытый город Калининград. Через полчаса супруги Балезины были уже на стоянке автомашин, где их поджидала новенькая "Волга".
— Прошу, — Костров вежливо распахнул двери.
Балезин вопросительно глянул на него:
— Послушай, Сергей Петрович, я хоть и в отставке, но знаю, что Шелепин запретил использовать служебные машины в личных целях.
— Но это моя собственная "Волга", купил три месяца назад.
— Твоя? Молодец… А вот мы с Ольгой Сергеевной…
— …который год ездим на дачу на стареньком "москвиче", — грустно заметила Ольга.
Костров специально вел машину не спеша, чтобы его фронтовой друг, закончивший войну в Восточной Пруссии, мог осмотреть город.
— Я помню его полностью разрушенным, — признался Балезин. — Многое восстановлено, но развалины кое-где просматриваются.
— Англичане постарались.
— Эти могут. Здесь, как и в Дрездене, не было военных объектов, — заметил Балезин. — А что осталось?
…Санаторий "Волна" встретил их приветливо. Некоторые отдыхающие уже приняли утренние процедуры и прогуливались по аллеям парка, другие сгруппировались вокруг шахматных досок, третьи просто стояли на берегу моря, глядя в даль, вдыхая соленый морской воздух.
Костров, Балезин и Ольга уже подходили к корпусу, где на первом этаже разместилась регистратура, как им навстречу вышел представительного вида человек.
— А вот и директор санатория товарищ Краснолобов, — кивнул в его сторону Костров.
Вежливо поздоровавшись с начальником Управления и окинув беглым взглядом Балезина, директор продолжил идти уверенным шагом, очевидно торопился.
— Если бы не одно обстоятельство, я тебя бы с ним познакомил, — остановившись и посмотрев ему вслед, добавил Костров.
— Спасибо, с одним Краснолобовым я уже был знаком, — Балезин тоже глядел вслед уходящему.
— Кто такой?
— Военврач в нашем Отряде особого назначения.
— Не помню…
— Ты не мог его помнить, потому что он со своей бригадой докторов появился сразу после твоего ранения и отправки в тыл. Краснолобов Витольд Валерьянович — ВВ, как мы его любили называть. Хирург от Бога! С того света бойцов возвращал.
— Стоп! — воскликнул Костров. — Но директора санатория тоже зовут Витольд Валерьянович! И он тоже участник войны, воевал где-то здесь в Восточной Пруссии.
Теперь настал черед удивляться Балезину:
— Не может быть! Фамилия, имя, отчество редкие. Тут совпадений быть не должно!
Все это срочно нужно было выяснить. Друзья-фронтовики присели на ближнюю лавочку. Ольга Сергеевна недовольно вздохнула и отошла к фонтану, который журчал в конце аллеи.
— Послушай, Алексей, — Костров был необычайно взволнован. — Ты уверен в том, что мне сообщил? Дело очень и очень важное.
На лице полковника КГБ в отставке Алексея Балезина обозначилось удивление:
— Как мне не быть уверенным, если настоящий Краснолобов вынул из меня две пули? Да если бы это был тот ВВ, мы сейчас сдавили бы друг друга в объятиях!
— Постой… а куда же делся тот Краснолобов, который тебя оперировал?
— А вот никто не знает. Исчез, причем средь бела дня. Было это в марте 45-го в городке… забыл название… только заняли. Поехал наш ВВ на склад за медикаментами — склад располагался на окраине, и… поминай как звали…
— Может, немецкая разведгруппа?
— На войне все возможно.
Недовольный голос Ольги Сергеевны послышался рядом:
— Ну, скоро вы? Хоть бы на время отдыха о делах не говорили.
Но Алексей Балезин не обратил внимания на реплику жены:
— Ты его в чем-то подозреваешь? В деле той самой лодки-танка? — озадаченно спросил он. — Можешь не отвечать. Молчание — знак согласия.
Но фронтовой друг Сергей Петрович Костров ответил: он в знак согласия утвердительно кивнул.
Он тихо сидел за письменным столом в своем кабинете. Он сидел, обхватив голову руками, заперев дверь на ключ. Он никого не принимал. То, что с ним произошло, можно было охарактеризовать двумя словами: случай и стресс. Против случая бороться бесполезно, случай это судьба. А вот выход из стресса он знал для себя один — спеть. Именно пение приводило в порядок его нервы. Он попытался что-то негромко напеть из оперетт Штрауса, но не получилось.
Витольд Валерьянович Краснолобов ясно понимал, что он на грани провала. Час назад состоялась встреча, которая, возможно, совершит крутой поворот в его деятельности, о таких говорят — один шанс из тысячи. Человек, шедший рядом с начальником Областного КГБ Костровым, проходя мимо него как-то загадочно задержал на нем взгляд. А потом, отойдя, они остановились, и вновь прибывший стал Кострова о чем-то расспрашивать. О чем-то или о ком-то. Он это хорошо видел, благодаря небольшому зеркальцу, спрятанному в носовой платок. Секрет простой: нужно остановиться, достать по необходимости платок и, не оборачиваясь, увидеть все, что происходит за спиной, даже если объект наблюдения находится на приличном расстоянии. Это старый известный способ, но результативный. Так, на основе вопрошающего взгляда, Витольд Валерьянович Краснолобов понял, что им интересуются, а значит, подозревают. А подозрение для разведчика — первый шаг к провалу. Кто интересуется, это было несложно выяснить. Придя спустя несколько минут в регистратуру санатория, он без труда установил, что среди прибывших отдыхающих есть супружеская пара из Москвы — Алексей и Ольга Балезины. Он профессор одного из вузов, она на пенсии, домохозяйка.