Нас интересовало все, связанное с обороной Ленинграда. В. И. Рутковский представил меня своим товарищам — работникам оперативного управления фронта. Они рассказали, как город готовится к обороне. Можно было лишь изумляться тому, как много успели сделать ленинградцы. По зову партийных и советских организаций более 80 тысяч человек трудились на строительстве оборонительных сооружений. За короткий срок было возведено около 400 бронированных точек для орудий и около 700 пулеметных гнезд. Создано несколько тысяч бомбоубежищ, дотов и дзотов. На окраинах выросли баррикады: город готовился к уличным боям.
— Надеемся, что флот поддержит нас артиллерией, — сказал полковник из оперативного управления. — Много у вас ее?
В распоряжении флота было 338 орудий кораблей, фортов и железнодорожных батарей калибром от 100 миллиметров и выше, в том числе 78 орудий калибром от 180 до 406 миллиметров. Цифры солидные.
Стекла в окнах звенели от гула тяжелых орудий, стрелявших на Ржевке с Морского полигона. Могучая музыка.
4 сентября чуть свет в штаб флота прибыл контр-адмирал И. И. Грен — начальник артиллерии морской обороны Ленинграда.
Как многие старые артиллеристы, Иван Иванович был слегка глуховат, однако его друзья посмеивались, уверяя, что вещи ему приятные он слышит лучше, а все неприятное доходит до его слуха с большим трудом… Вспоминали случай в Кремле на приеме военных моряков. Сталин высказал критические замечания по поводу выбора калибра орудий для новых кораблей. Иван Иванович сидел безучастно, по всей видимости, ничего не слышал. Он был тогда в звании капитана 1 ранга. Заметив молчаливого командира, Сталин настороженно спросил, кто это такой. Нарком ВМФ объяснил, что это очень знающий артиллерист, до самозабвения влюбленный в свою профессию и сделавший большой вклад в развитие морской артиллерии. На это Сталин негромко сказал, обращаясь к Наркому: «В таком случае ему надо дать более высокое звание». Иван Иванович при этих словах вскочил и громко отчеканил: «Служу Советскому Союзу!»
На редкость вежливый и предупредительный, И. И. Грен был небольшого роста, худой, почти всегда с приятной, располагающей улыбкой, не любил многословия, говорил тихо, приглушенно, иногда останавливал собеседника: «Говорите, пожалуйста, тише… Я вас хорошо слышу».
На сей раз контр-адмирал Грен прибыл в Кронштадт по весьма важному делу. Требовалось организовать управление огнем нескольких сот орудий флота, а это значит — обеспечить надежную связь, быстро назначать цели, выбирать калибр для их поражения, регулировать расход боезапаса. Еще в августе в Ленинграде было создано управление артиллерией морской обороны Ленинграда. Теперь, учитывая, что весь флот базировался на Ленинград и Кронштадт, это управление укрупнялось до флотского масштаба. Контр-адмирал Грен был назначен начальником артиллерии флота и оперативно подчинялся командующему артиллерией фронта. Все заявки штабов фронта и армий на артиллерийскую поддержку сосредоточивались в этом новом управлении. Командный пункт И. И. Грена располагался в подвальном помещении Военно-морской академии на Васильевском острове.
Сейчас нам предстояло наметить артиллерийские позиции для кораблей и железнодорожных батарей, а также определить районы, по которым будут вести огонь береговые батареи. Нужно было наладить четкую и надежную связь между сухопутными частями и штабами корабельных соединений и фортами, договориться о единых сигналах. Нам очень помог опыт, накопленный при обороне Таллина, и скоро все вопросы были решены. В этой работе кроме артиллеристов участвовал большой коллектив офицеров — операторов штаба, связисты флота, специалисты шифровально-штабной службы офицера Кашина. Чтобы улучшить взаимодействие нашей артиллерии с сухопутными частями, в штаб каждой из приморских армий был назначен в качестве офицера связи морской артиллерист.
И. И. Грен придавал особое значение организации корректировки огня, что опять-таки требовало опытных артиллеристов и связистов. А людей не хватало. Много моряков потеряли в Таллине, еще больше отдали в морские бригады… Пришлось предельно сокращать «аппетит» Ивана Ивановича, он сердился и увещевал:
— Поймите, я хочу стрелять по фашистам, а не по площадям… Давайте мне людей для наблюдательных пунктов!
Мы вздыхали, опять подсчитывали свои возможности и, увы, вынуждены были огорчать И. И. Грена.
Все же почти все корабли и батареи создали по два НП: один, главный, — на переднем крае обороны и второй, запасной, — в ее глубине.
Корабли мы разбили на три группы. Первая группа— Отряд кораблей реки Невы состоял из новых эсминцев, канонерских лодок, сторожевых кораблей, тральщиков и катеров, занимавших позиции между Смольным и Усть-Ижорой. Командовал отрядом некоторое время капитан 1 ранга Чероков, а затем всю осень и зиму капитан 1 ранга Солоухин. В состав второй, Ленинградской группы кораблей входили крейсер «Петропавловск» (недостроенный), стоявший в районе Угольной гавани Торгового порта, крейсер «Максим Горький» (у Хлебного мола) и несколько эсминцев, занявших позиции в районе Торгового порта. Третью группу образовали корабли района Кронштадт — Ораниенбаум: линкор «Октябрьская революция» (на позиции против Стрельны), крейсер «Киров» в Кронштадте, несколько эсминцев и канлодок — в Ораниенбауме и на Кронштадтских рейдах, линкор «Марат» — в ковше Морского канала.
Северные форты Кронштадта представляли собой отдельную мощную артиллерийскую группу с орудиями до 10-дюймового калибра включительно.
И наконец, совсем особую группу составляла железнодорожная артиллерия и артиллерия военно-морского научно-испытательного полигона. Это были десятки батарей с орудиями калибром от 100 до 406 миллиметров.
Такова была схема организации артиллерии флота, находившейся в оперативном подчинении контр-адмирала И. И. Грена. В совокупности это была крупная сила, существенная поддержка сухопутному фронту под Ленинградом.
Весь день в штабе кипела работа по составлению и согласованию документов, необходимых для надежного управления большой массой флотского огня.
— Иван Иванович! Получается, что теперь у тебя огня больше, чем было у нас в Таллине?! — шутя заметил я.
— Могло быть еще больше! — ответил ненасытный Грен. — Весь наш резерв на складах и пушки с «Авроры» мы отдали на фронт. Около двадцати орудий в Пулково, Дудергофе и столько же отправили вместе с отрядом матросов под Москву…
Флот, чем мог, помогал армии, Ленинграду, Москве.
В течение дня наша работа дважды прерывалась срочными донесениями. В двенадцатом часу из штаба морской обороны Ленинграда сообщили, что тяжелая артиллерия противника обстреляла станцию Витебская-сортировочная, заводы «Салолин» и «Красный Нефтяник». Затем пришло донесение об обстреле завода «Большевик» и Пятой ГЭС. Это были первые снаряды, упавшие в Ленинграде. Неожиданный варварский артналет принес большие жертвы. Огонь вели 240-миллиметровые орудия из района Тосно.
Я позвонил по телефону своим родным. Из разговора с ними понял, что первый обстрел произвел на ленинградцев удручающее впечатление. Мой престарелый отец, Герой Труда, потомственный ленинградец, с укоризной сказал мне:
— Что ж, сынок, теперь, значит, и выйти на улицу нельзя? Неужели вы не можете их обуздать, проклятых?..
— Надо было вовремя эвакуироваться…
Старик перебил:
— Я тебе уже говорил: Ленинград — моя родина. Никуда я отсюда не поеду!
И сердито положил трубку.
Так закончился уже не первый наш разговор с отцом насчет эвакуации. И точно так отвечали властям многие тысячи ленинградцев.
Одновременно с централизацией управления огнем артиллерии армии и флота произошла и централизация управления всеми силами и средствами противовоздушной обороны. Истребительная авиация флота, корабельная и береговая зенитная артиллерия включились в единую систему ПВО Ленинграда. Откровенно говоря, такая организация нас тогда не устраивала, о чем комфлот не раз докладывал командующему фронтом. Дело в том, что если корабли, стоявшие в границах Ленинграда на Неве, целиком входили в зону ПВО города и одновременно прикрывались ею, то линейные корабли в Невской губе и Кронштадтская крепость с кораблями не имели достаточной защиты от ударов с воздуха. Жизнь требовала создания здесь самостоятельной системы ПВО флота и крепости. В те жаркие дни наши претензии не принимались всерьез, нас пытались даже обвинять в том, что мы, моряки, всегда находим «специфические» особенности флота и поэтому склонны к своеобразному сепаратизму.
Что же получилось?
Система ПВО города действовала надежно, а корабли в Кронштадте оставались почти беззащитными. Забегая вперед, скажу, что, пока противник не нацеливался на флот, все у нас было хорошо. Но, как только начались воздушные налеты на Кронштадт, мы стали нести весьма ощутимые потери. Но об этом дальше…
Авиация флота в оперативном отношении была подчинена командующему ВВС фронта генерал-майору А. А. Новикову. Ставка считала тогда необходимым все воздушные силы флота и фронта сконцентрировать в одних руках для наиболее эффективной обороны Ленинграда. И против этого трудно было возражать.
И вообще, в те дни было не до споров. В Кронштадте не стихал гром двенадцатидюймовок линкора «Марат». Ему вторили орудия линкора «Октябрьская революция». Корабли Отряда реки Невы стреляли из района Усть-Ижора. Они вели огонь по фашистским войскам, подошедшим уже к Ивановским порогам. Две канлодки беспрерывно поддерживали войска 23-й армии в районе Сестрорецка.
Гитлеровцы пошли на страшную подлость. Они обрушивали на город сотни снарядов утром, когда рабочие отправлялись на работу, и вечером, когда люди возвращались с заводов. Так было 5 сентября. Сотни мирных жителей были убиты и ранены. Многие дома на Роменской и Глазовой улицах превратились в руины. Это было дикое варварство. Только оголтелые враги человечества могли решиться на такое. Ненависть и жажда мести за невинные жертвы жгли сердца советских солдат и матросов.