Медленно, как долгий выдох, здания рассеялись, и замелькала дикая природа: луг за забором, несколько голых дубов, клочок открытого пространства – а потом оно раскрылось и потянулось до горизонта. Летом это все, должно быть, выглядело иначе, кипело и бурлило жизнью, но даже сейчас меня удивила тихая, приглушенная красота земли, промываемой дождем, пока не остались лишь самые простые, строгие цвета. К вечеру над полями поднялся легкий туман, серебристая аура земли.
То, что я видел сквозь стекло, мне нравилось. На этом пространстве царили тишина и покой.
Мы останавливались на станциях, которые становились все безлюднее и безлюднее. Однажды пришлось пересесть на автобус, потому что железнодорожные пути на этом участке были затоплены. Кто-то говорил, что прогноз погоды обещал продолжительный дождь. Порой я дремал, убаюканный покачиванием поезда, тихим ревом мотора.
Выйдя на маленькой, пустынной станции, я ждал на платформе, зимний свет уже угасал. Я был почти у цели, остался лишь самый маленький отрезок пути. Заморосил дождь, робкий, нерешительный. Майра предложила подвезти меня – тут можно не поймать такси, – но я уверил ее, что справлюсь, мы встретимся на следующий день в деревне и вместе сходим пообедать.
В поездке мир быстро отстает. Я часто думал, что время можно легко изобразить как движущийся поезд. Естественный свет снаружи тускнеет, пока не сравняется с искусственным светом внутри. Пассажир, глядя в окно, видит одновременно две картинки. Размытый пейзаж, проносящийся мимо, и интерьер вагона, отраженный в неподвижных обитателях.
Движение и покой. Одновременно. Движение и покой.
Когда я приехал, тьма уже плотно обернула день. Дверь поезда распахнулась, вышли несколько человек. Я отошел в сторону, давая пройти пожилой даме с магазинной тележкой. Не считая открытых ворот, все на станции казалось закрытым и пустым, погруженным в себя. Я шагнул в странный, крошечный мир, во всех отношениях полностью противоположный Лондону. Меня пронзила дрожь от холода и мимолетной паники. Я еще никогда не чувствовал себя настолько одиноким.
Майра была права, никаких такси поблизости не было. Другие пассажиры сели в ожидавшие их машины и уехали в темноту. Я тоже побрел туда, вооруженный картой на случай, если забуду указания: налево от станции, по Саус-стрит, потом направо на Лонг-стрит и еще раз направо на Милл-Лейн. Мимо проехало пустое такси, и на один безумный миг я подумал, сколько будет стоить доехать до Лондона. Громкий, неконтролируемый смех чуть не вырвался из моего рта. В воздухе витала тишина, какой я никогда раньше не слышал ни в своем родном городе, ни в Дели, ни в Лондоне. Холодная, зимняя тишина холодной страны. Машина прибавила скорость и повернула в мою сторону, ослепив меня ярким светом фар, охватившим все вокруг. Он свернул, и внезапно остались только я, скользкая мокрая дорога и дождь, размываемые желтым светом фонарей. Старые дома, склонившиеся над тротуаром. Неуместное здание эпохи Тюдоров среди каменных фасадов, паб, где горел свет, закрытые магазины. Мое пальто не защищало от холода. Мне хотелось сытного обеда, теплой ванны и кровати с белыми простынями. Именно в таком порядке.
Гостиница стояла среди огороженных частных домов с садами. Добравшись до нее, я увидел в тусклом свете лужайку, заставленную и заваленную странными предметами. Ковры, обломки какого-то кривого дерева, оловянные сундуки и высокое, жуткое, сияющее зеркало в полный рост.
Видимо, тут решили устроить блошиный рынок. Или инсталляцию на свежем воздухе. Я позвонил в звонок.
– Ой, – сказала леди, открывшая дверь. Ей было, наверное, под шестьдесят, у нее были седые кудряшки и широкий, тонкогубый рот. – О Господи, – воскликнула она, когда я представился, – мы пытались вам дозвониться.
Мобильная связь пропала несколько часов назад, а потом то появлялась, то снова пропадала.
– Нас затопило, – выдохнула она. Такого никогда раньше не было, по крайней мере, с сороковых годов. Пожарные машины откачивали воду три часа вчера и четыре сегодня. Вода прибывала быстрее, чем они справлялись. Женщина сказала, что ей очень жаль, но гостиница закрыта.
– Можно мне снять комнату наверху? Всего на одну ночь.
Местный совет, сказала она, этому не обрадуется. Но ей очень жаль.
– Мы пытались вам дозвониться, – вновь повторила она, как будто это могло помочь.
Можно остановиться где-нибудь еще? Образы сытной еды, горячей ванны и постели рассеялись, оставив меня наедине с мучительной усталостью. Вариант был, но всего один – «Королевский олень» на другом конце деревни. Или еще можно было поехать в соседнюю деревню, но поездом.
– Давайте я позвоню в «Оленя», – она подошла к телефону на стойке регистрации. Пол был мокрым, кое-где блестели лужи. В углу съежился диван – тяжелая, сырая масса.
– Я поняла, спасибо, – сказала женщина в трубку, и ее голос звучал не слишком многообещающе. «Олень» забит битком, сообщила она, и это не туристы, а жертвы наводнения в деревнях на равнине… их временно разместили там. Когда, спросил я импульсивно, ближайший поезд обратно в Лондон? Женщина посмотрела на часы и ответила, что в час ночи. Хотя с учетом всех перебоев он может и задержаться. Если вообще придет, мрачно подумал я.
Она вновь начала извиняться и говорить, что можно поехать поездом в соседнюю деревню, хотя нет никаких гарантий, что там мне найдется место.
– У вас есть телефонная книга?
– Да, была тут где-то…
Порывшись за стойкой, она достала увесистый фолиант, покрытый пылью ненужности. Я открыл его на букве Т и стал листать, пока не добрался до нужного имени. Я понятия не имел, правильный ли это номер, но никакого другого номера Темплтонов не было. Я поблагодарил ее и вышел обратно в ночь.
Телефон слабо засигналил. По дороге на станцию я набрал номер. После трех гудков незнакомый мужской голос ответил: «Алло?» На секунду меня пронзила безумная мысль – вдруг это Николас? Но голос был глубже, старше, слишком непохожим. Это не мог быть он.
– Алло… это дом Темплтонов?
– Да, – ответ был коротким и резким.
– Могу я поговорить с Майрой? – я ждал, когда он скажет, что здесь таких не живет. Но голос спросил:
– А кто это?
– Неемия… друг, – поспешно добавил я, – из Лондона.
Я не знал, что значит тишина на другом конце провода. Он ждал дальнейших объяснений?
– Сейчас, минуту.
Или нет.
– Спасибо… – начал я, но он уже положил трубку. Я слышал приглушенные голоса, шаги, и, наконец, к телефону подошла Майра.
– Нем? Откуда у тебя этот номер?
– Из справочника.
– Откуда?
– Из телефонного справочника… но послушай, Майра…
– Ты здесь? Ты приехал?
– Да, но…
– Хорошо, тогда увидимся завтра в обед, да?
– Майра, я здесь, но мне придется ехать обратно в Лондон.
– Что? Почему?
Слабая связь вновь пропала. Я перезвонил.
– Нем, что случилось?
После того как я объяснил, что для меня не нашлось места, повисла пауза.
– Мне так жаль, Нем…
Я сказал, что мне тоже жаль.
– Чертова погода.
Я почти дошел до станции, холод усилился, лил сильный, несмолкающий дождь. Больше, чем погода, меня тревожила мысль – почему она не предложила мне остаться у нее, хотя бы на одну ночь?
Связь вновь оборвалась. На этот раз я не стал перезванивать.
Повинуясь минутному желанию, я завернул в паб «Король Артур», мимо которого проходил. Войдя, заметил обращенные на меня взгляды – по большей части белых мужчин средних лет или чуть постарше, – но меня мало что интересовало, кроме целесообразной задачи заказать выпивку.
– Большой стакан гленфиддика, пожалуйста.
Бармен был быстрым и молчаливым. Вскоре виски уже лился по моему горлу, наполняя желанным, знакомым теплом. Меня манил камин, горевший в другом конце зала, но у меня было мало времени – и пространства. Столы поближе к очагу занимали местные жители, и, наверное, было не очень мудро нарушать их территориальную неприкосновенность.
Где, думал я, найти себе ужин? Допил последние несколько глотков, очень не желая уходить. В кармане внезапно зажужжал телефон. Звонили со скрытого номера.
– Алло?
– Ты уже в поезде? – это была Майра.
– Нет, он в…
– Ты не можешь ехать обратно. Давай к нам.
Я колебался.
– Ты уверена?
– Да, конечно. Ты где?
– В данный момент в пабе.
Через полчаса, сказала она, заберет меня со станции.
В такое время суток станция казалась заброшенной съемочной площадкой. Билетная касса была закрыта, ворота – открыты всем желающим. Я ждал у входа, стараясь хоть немного укрыться от дождя. За мной простиралась платформа, длинная и пустая. Довольно скоро с дороги свернула машина.
– Нем!
Я услышал свое имя, но был ослеплен ярким светом фар. Майра заглушила двигатель. Я моргнул, по-прежнему ничего не видя. Хлопнула дверь. Послышались быстрые шаги.
– Мне так жаль… – Майра раскраснелась, взволнованная, ее твидовое пальто было расстегнуто, берет съехал на сторону.
– Все в порядке, я ждал не так долго.
– Но тебе пришлось стоять тут под дождем…
Прежде чем я успел что-то возразить, она забрала у меня чемодан, подошла к машине и бросила его на заднее сиденье. Это был старый «Остин», темно-синий, с блестящим бампером. Я сел на переднее сиденье; пахло кожей, грязью и пылью. Майра скользнула на водительское место, сжала руль.
– Доедем быстро.
– Спасибо тебе, – сказал я. Она посмотрела на меня, ее лицо скрывала тень.
– Не говори глупостей.
Следующие двадцать минут мы ехали по извилистым проселочным улочкам, окруженным высокими живыми изгородями. Дорога была такой узкой, что в какой-то момент Майре пришлось остановиться посреди нее, чтобы дать проехать другой машине. Когда ее прижало и с другой стороны, мне показалось, что мир вокруг перестал существовать. Я задумался, как вышло, что она поселилась в таком оторванном от всего месте, что ее здесь держало.
Но спрашивать не стал.