Теперь я был готов к встрече с морем.
Эпилог
Когда я приехал в город у моря, пошел снег.
Зима, в которую я приехал к Майре, еще не закончилась, хотя уже наступил апрель, и она давно уже должна была смениться весной. Как бы жизнерадостно или оскорбительно ни комментировали погоду синоптики по телевизору и радио – «Невероятно!», «Это нечто возмутительное!», – холода не прекращались, сбивали с толку птиц и мучили деревья.
Станция, к которой подъехал мой поезд, была построена в Викторианскую эпоху в популярном в то время итальянском стиле. Потолок, представляющий собой сводчатый железный балдахин, богато украшенные колонны, огромные часы с четырьмя циферблатами. Однако по краям громоздились современные постройки: «Ви-Эйч Смит», «Маркс энд Спенсер», сетевой ресторан «Аппер Краст», киоск с кофе на вынос. Если я пойду прямо по дороге, идущей от станции, объяснил мне любезный полицейский, она приведет меня прямо к морю. Выйдя на улицу, я увидел серебристо-серое пятно, блестевшее между зданиями кривой улицы. Я прошел магазин китайской медицины, шашлычную, ретропрачечную и ощутил, что воздух изменился, в нем появилось мерцание. Что-то чистое, сильное, эфемерное повисло надо мной, как затаенное дыхание, а потом рассыпалось, как снег. В конце дороги расстилалось море, гладкое, пустое пространство, отмеченное единственным белым кораблем. Я свернул направо от гигантского колеса обозрения и заброшенного пирса, который в такую погоду выглядел ужасно, прошел мимо необычайно уродливого конференц-зала «Одеон», выстроенного в стиле брутализма шестидесятых, мимо составлявшей с ним резкий контраст сладострастной викторианской гостиницы. Дождавшись зеленого сигнала светофора, я побрел дальше, не сводя глаз с развалин в море.
Встретимся у Западного пирса.
По лестнице я спустился на пляж. Я шел по гальке, хрустевшей под ботинками, снег падал так легко, что едва касался земли. Море, покрытое мелкой рябью, к горизонту становилось темнее, чернильное пятно растворялось, бледнело. Волны обрушивались на берег, захватывая песок и камни, унося их прочь.
Из воды поднимался остов старого пирса, запутанный в клубке перекладин и водорослей. Ряд железных столбов, которые когда-то поддерживали проход, начинался на берегу, чуть уходил в воду и резко обрывался, отделяя пирс от земли. Пирс плыл по воде, как сон, вырисовываясь на фоне неба, и над ним парили чайки.
В такую погоду пляж был пуст, не считая пары вдалеке, выгуливавшей собак, мужчины с укутанным малышом и девушки в толстовке с капюшоном, которая сидела, скрестив ноги, и слушала музыку в наушниках.
Николас еще не пришел.
Он обещал встретиться со мной здесь, у старого пирса.
Вспоминая прошлое, мы думаем о будущем.
Я попытался представить, как могла бы выглядеть эта структура до того, как медленно, красиво разрушилась, до того, как ее трещины раскрылись и наполнились воздухом – ибо руины по определению не сломаны, а неполны. Они ждут, когда к ним вернутся недостающие части. Хотя, возможно, они и существуют лишь благодаря своей незавершенности, как прошлое, или я, или Николас.
Или Ленни.
Как-то я читал о молодом голландском художнике, в рамках своего последнего перформанса уплывшего на маленькой лодке из Кейп-Кода в одиночное путешествие через Атлантику. Он назвал свой перформанс «В поисках чудесного». Его так и не нашли; он так и не вернулся.
Мне нравится думать, что Ленни повторил этот квест.
Каменная тишина неба надо мной наполнялась кружащими птицами.
– Говорят, чайки – это души погибших моряков, – из-за покрытого ржавчиной столба появилась фигура. Я не повернулся к нему. Я стоял и ждал. Он был всего только призраком, плодом моего воображения. – Хотя, если это так, – продолжал он, – им следовало бы быть аккуратнее, – он указал на свое левое плечо. На черном пальто виднелись водянистые зеленовато-белые пятна.
– Может быть, это проклятие, – предположил я, – и так будет каждый день, каждый раз, как ты выходишь на улицу.
– У меня такое чувство, что ты на меня сердишься, – он встал рядом со мной, лицом к морю.
– Интересно, с чего ты так решил?
– Ну вот… Итака подарила тебе прекрасное путешествие, – он поднял раскрытые ладони, как будто этим жестом дарил мне целый мир.
– Да ну? В холодный город у моря, где на меня могут нагадить птицы?
– Неважно, куда ты прибыл… et cetera… et cetera… Думаю, тебе стоит вернуться к некоторым из поэтов, каких мы читали вместе.
Резкий порыв ветра разметал снежные хлопья, взбаламутил волны.
– Прежде чем приехать сюда, я думал, что мне много к чему стоит вернуться, – сказал я. – Теперь я уже не так уверен.
Мы оба молчали, слушая шум прилива, глотающего камни.
– Ты нашел, мой строитель новых миров?
Я повернулся, посмотрел в его глаза – цвета моря на рассвете.
– Что?
– То, чего больше всего хотел, конечно.
Колесницу крылатых коней.
– Почему Майра?
Николас вздохнул.
– Потому что правду может рассказать только кто-то другой. Мое признание было бы испоганено желанием себя обелить, как бы я с ним ни боролся.
Мимо нас прошла пара с собаками, и мы молчали, пока не смолкли шаги и болтовня.
– А теперь, – продолжал он, подняв глаза, – мы снова встретились под новым небом, и перед нами чистый лист бумаги.
Но бумага хранит в себе воспоминания сгоревшего дерева, небо помнит все закаты и шторма, море баюкает память о жизни.
– Может быть, – сказал я. Снег падал все реже. Скоро, подумал я, он кончится, и тогда наступит весна.
– Почему ты здесь? – спросил я. Николас улыбнулся.
– В итальянском языке есть хорошее слово – salsèdine. Соленость моря. Я всегда хотел жить у моря.
Все эти годы оставили след на его лице, проложили свой путь вокруг его глаз и рта. Картография его лица, так хорошо мне знакомая, изменилась, сместилась между широтами. Он чуть ссутулился под грузом прожитого.
– Каждый день, выходя из дома, – он махнул рукой в сторону города за нами, – и заворачивая за угол, я вижу одно и то же, каждую деталь на своем месте, и в то же время каждый день все совсем иначе. На побережье меня всегда встречает новизна.
– Или ее иллюзия.
Он слегка наклонил голову.
– Здесь она неуместна. Любить море – значит стремиться к непостоянству.
Ветер внезапно усилился, стал дергать нас за пальто, обжигать мне губы, глаза.
– Почему ты ушел? – мои слова повисли в воздухе, медленно закружились, как снежинки.
– Тогда, или через месяц, или через год, или через десять… это должно было случиться.
– Но не так.
Очень редко у нас бывает выбор, как нам уйти.
– Не так, – повторил он.
Высоко над нами раздались крики чаек, резкие и пронзительные. Птицы стремились вперед, туго напрягая серо-белые крылья, исчезая в пустоте облаков. Николас подошел ближе к кромке воды. Я стоял на месте, пока он не повернулся и жестом не поманил меня к себе. Галька переливалась на свету, влажная и блестящая, каждый камешек зеркалом ловил наши отражения, и прилив собирал их бесконечность.
Если вы считаете, что книгу, так тесно связанную с музыкой, следовало бы сопроводить саундтреком, – я соглашусь. Но, боюсь, каждый ее экземпляр не будет сопровождаться CD-диском, вложенным в обложку. Так что все песни и композиции, упомянутые в «Морском коньке» (в хронологическом порядке), вы найдете на моем сайте: http://janicepariat.com/seahorse-ost/. Слушайте, пока читаете, или читайте, пока слушаете. Главное, позвольте им затронуть вашу душу.
Благодарности
Спасибо Меру Гокхале за безмерное доверие. Трише Бора за тактичную редактуру. Кэролайн Ньюбери за выдающиеся публицистические способности. Файзалу Рашиду за несгибаемое терпение. Всем сотрудникам «Рэндом Хаус Индия», посвятившим этой книге время и энергию. Марине Пеналва, агенту мечты, внимательному читателю. Всей замечательной команде из Понтаса, Барселона.
Очень многое мне удалось почерпнуть, изучая историю искусств в университете Лондона, и ряд текстов я позаимствовала непосредственно из списка чтения профессора Криспина Бранфута: потрясающую книгу Ричарда Дэвиса «Жизнь индийских образов: гандхарский буддизм», антологию эссе под редакцией Пиа Бранкаччо и Курта Берендта, «Буддийское искусство чтения: иллюстрированное руководство по буддийским знакам и символам» Мехера Маккартура, «Буддистское искусство и архитектура» Роберта Фишера, «Искусство буддизма» Дитриха Секеля. Несколько прекрасных бодхисатв Альфреда Фуше вы можете увидеть в музее Гиме в Париже или на веб-сайте Фуше в разделе «Коллекции / Афганистан – Пакистан» (http://www.guimet.fr/fr/).
«Морской конек» родился, как Венера из морской пены (так мне нравится думать) – из интереса к греческой мифологии, который сильно подогрело элегантное издание Роберта Грейвса «Греческие мифы». Форму «Коньку» помогли придать неповторимая книга Кеннета Джеймса Довера «Греческая гомосексуальность» и захватывающий текст Бернара Сержана «Гомосексуальность в греческом мифе».
Стихотворение Стивена Уоттса «Брик-лейн» вдохновило меня на описание этой части Лондона, а для образа музыкантши из Кэмдена я позаимствовала голос и лирику Катарины Морено, песня которой «Мертвые птицы» разобьет вам сердце. Вы можете послушать ее на моем сайте: http://janicepariat.com/seahorse-ost/.
Эта книга нашла приют во многих издательствах: в «Сандам-Хаус» с его красными полами и незабываемой красотой; в «резиденции» Марко Аурелио Каушика и Рукмини Баруа, где она впервые по-настоящему оформилась; в Резиденции художников Оцу; в Сабине, куда я однажды приеду собирать урожай олив; в университете Кентербери с его заснеженными деревьями и великолепным собором – спасибо за щедрую поддержку Фонда Чарльза Уоллеса. Спасибо всем, кто меня принимал: Ричарду Алфорду, доктору Алексу Падамси, Патриции Дебни.
На чудесном мастер-классе Carter Workshop 2013 Джойи Герцони и Ады Ардуини, посреди осенних лесов Бьеллы, мы обсудили «Морского конька», выпили вина и завязали дружеские отношения. Всем вам –