Из чужеземцев наиболее важной и влиятельной группой в Каликуте были арабы (португальцы называли их маврами). Вся внешняя торговля и значительная часть внутрииндийской морской торговли и морских перевозок сосредоточивались в их руках, поскольку многие индусы, вследствие кастовых запретов, не могли ездить по соленой воде. Торговая экспансия арабов началась в VIII веке, и по мере расширения их империи торговля завоеванных стран переходила в руки мусульман. Задолго до прибытия португальцев по всему Малабарскому побережью жило множество арабов, фактически контролировавших всю его морскую торговлю. В ходе этой выгодной торговли малабарские арабы вступали в тесный контакт со своими единоплеменниками в Тунисе и на всем североафриканском побережье, — в Каире, и в портах Аравии и Персии. Город Басра, например, бы основан халифом Омаром[315] с целью поощрения и развития торговли с Индией. Широта торговых интересов малабарских арабов способствовала развитию их многообразных связей с европейцами: им были известны, вероятно, хотя бы понаслышке, если не по личному контакту, и португальцы.
В своих предприятиях малабарские арабы, подобно их соплеменникам в Африке, руководствовались как собственными корыстными интересами, так и фанатичным религиозным рвением. Они не только захватили в свои руки морские перевозки в Индии, но умело действовали — как и теперь — ив качестве посредников, покупая товары по дешевке у невежественных, а часто и диких туземцев внутренних областей Индии и продавая их втридорога прибрежным и иностранным купцам. Торговые пути арабов из Индии шли главным образом в Ормуз и Басру, отсюда караваны направлялись в Трапезунд, Алеппо и Дамаск. Здесь их товары попадали в руки венецианцев и генуэзцев, которые были как бы распределителями индийских продуктов по всей Европе. Джидда — на Красном море — также представляла собой важный перевалочный пункт. Оттуда товары на небольших лодках посылались в Суэц и переправлялись через пустыню на верблюдах в Каир. Из Каира лодки везли товары по Нилу в Александрию, где их покупали опять-таки итальянские купцы, продававшие их в Европу.
Вероятно, в первом веке нашей эры была открыта периодическая смена муссонов. Это новообретенное естественное вспомогательное средство для судовождения позволяло кораблям пересекать Индийский океан в любую сторону задолго до того, как мусульманские орды прорвались в Азию; оно позволило арабам монопольно завладеть торговлей в Индийском океане[316]. Мусульмане также перепродавали товары, привозившиеся на Малабарский берег из-за границы, и даже контролировали торговлю зерном.
Таким образом, арабы были желанными людьми в Каликуте, потому что они служили основной движущей силой в торговле этого города. Они имели свои собственные кварталы; их склады и магазины были разбросаны по всему городу. У них были собственные кади (судьи) и священники. Они носили свою национальную одежду, почти одинаковую на всем пространстве от Марокко до Малакки, и во всех отношениях были равноправны с приютившими их индусами. Они могли даже беспрепятственно обращать людей местной веры в ислам, и многие туземцы, в том числе принадлежавшие к высшим кастам, считали для себя честью, если араб просил руки какой-либо индусской девушки.
В арабском квартале жили также моплахи[317], происходившие от арабов и индусок. Эта группа, исповедовавшая магометанскую религию и ведшая вместе с мусульманами-иммигрантами морскую торговлю и иные коммерческие дела, была весьма беспокойной и часто вызывала распри и беспорядки в городе. Можно было предвидеть, что арабы с самого начала будут непосредственными и наиболее активными врагами португальцев в Индии.
Индусы делились на много каст и в значительном большинстве своем были настоящими рабами невежественного суеверия. Но саморины всегда настаивали на полной религиозной свободе для всех жителей их владений, и участников религиозных ссор подвергали жестокому избиению, независимо от их национальности, расы и вероисповедания.
Тогда, как и теперь, было много отшельников, бродивших по улицам городов или живших в лесах. Сасетти, ездивший в Индию в 1585 году, видел множество отшельников. «Некоторые стоят на золе или на самом солнцепеке. Другие лишали девственности две-три тысячи девиц, путешествия для этого по разным местностям, и тут (в Каликуте) есть особый храм для этой цели».
Как и во всех морских портах мира, проституция в Каликуте была обыкновенным явлением. Итальянский путешественник, посетивший город в ту эпоху, писал: «Публичных женщин для желающих полно где угодно, они живут в своих собственных домах по всему городу и привлекают мужчин тонкими духами и умащениями, ласками, красотой и молодостью. Воистину индийцы весьма склонны к любострастию».
Таков был Каликут, богатейший город Малабарского побережья, перед которым флотилия Васко да Гамы бросила якорь вечером 20 мая 1498 года.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ.ПОРТУГАЛЬЦЫ В КАЛИКУТЕ
Странники, кто вы? Откуда плывете дорогою влажной?
Едете ль вы по делам иль блуждаете в море без цели.
Как поступают обычно разбойники, рыская всюду,
Жизнью играя своей и беды неся чужеземцам.
Едва только флотилия Гамы стала на якорь в двух лигах от Каликута и около полутора лиг от берега, как к кораблям подплыли четыре маленькие лодки (алмадии). Сидевшие в них люди задали несколько коротких вопросов, откуда чужеземцы прибыли и к какой нации они принадлежат? Затем лодки удалились. Моряки, склонившись над бортом, смотрели, как лодки плывут обратно к берегу: фосфоресцирующая вода, подобно алмазам, каплями стекала с поднимающихся и опускающихся весел Повсюду вокруг флотилии виднелись рыбачьи лодки; португальцы наблюдали новый, странный для них способ рыбной ловли. Рыбаки подманивали рыбу факелами и фонарями, рыба прыгала из воды в низкобортные лодки; все это не стоило никаких усилий — надо было только отвезти улов на рынок.
Ночь прошла без инцидентов, хотя вся команда флотилии нервничала: после двадцати одного томительного дня, потраченного на переход из Малинди, матросы мечтали попасть, наконец, на берег. Они уже предвкушали радости отпуска, который проведут в городе, и, собравшись группами, пели на палубе до глубокой ночи. Любимой песней экипажа было «Кантига» Жила Висенти, который писал и на испанском и на португальском языке
Очень пригожа девица,
Очень мила и прекрасна!
Скажи, скажи, моряк,
Ты ведь жил на кораблях,
Так ли прекрасны
Корабль, парус или звезда?[318]
На следующее утро, лишь поднялось над горизонтом солнце, у трапа флагманского корабля опять появились лодки, подплывавшие сюда накануне вечером. Гама решил немедленно приступить к осуществлению своих планов. К адмиралу был вызван один из осужденных преступников, Жуан Нуниш, крещеный еврей, немного знавший арабский и древнееврейский языки. Гама приказал ему сесть в одну из ал мадий и привезти отчет обо всем, что он услышит и увидит[319].
На берегу собралась толпа, наблюдавшая, как чужеземец, приехавший с одним из больших кораблей, выходит на берег. Нунишу и людям, которые доставили его на берег, было трудно пробиться в город через толпу. Его сразу же отвели в дом к двум тунисским или оранским арабам, которые «могли говорить по-кастильски и по-генуэзски». Они грубо поздоровались с Нунишем, и по их первым словам уже можно было предсказать тот конфликт, который возник в Индии между христианами и мусульманами. «Чорт вас подери, кто вас сюда принес?»[320] — с этого начали арабы. Они спросили Нуниша, чего он ищет так далеко от родины, и гот ответил: «Мы пришли искать христиан и пряности». В ответ на вопрос, почему не послали своих кораблей правительства Кастилии, Франции или Венеции, Нуниш смело солгал «Потому что король Португалии этого не позволил».
После беседы с мусульманами Нунишу дали поесть пшеничного хлеба с медом, а затем он вернулся на корабль вместе с одним из принимавших его арабов. Этот человек, которого португальцы стали звать Монсайди[321], очевидно, больше думал о возможностях наживы, чем о политической и экономической угрозе для его соотечественников — если только он вообще задумывался над этим вопросом и понимал значение происходящего, что мало вероятно. Первые слова, с которыми он обратился к толпе моряков, стоявшей около своего командира, были: «Удача, удача! Множество рубинов, множество изумрудов! Возблагодарите бога за то, что он вас привел в страну, в которой есть такие богатства!»
Когда Гама узнал, что саморин находится в Поннани — прибрежном городе в 28 милях к югу от Каликута — он направил в Поннани переводчика Фернана Мартинша, кроме того, еще одного Португальца и Монсайди с письмом о том, что посол португальского короля подплыл к Каликуту с письмами для его величества и что, если он пожелает, письма будут направлены ему туда, где он находится. Саморин принял обоих португальцев самым дружественным образом и послал приветствие Гаме, сообщая, что он собирается вскоре прибыть в столицу. Он отослал португальцев на корабль, подарив им «много тонких тканей».
Едва ли можно сомневаться в том, что саморин был совершенно честен и искренен, приветствуя Гаму и предлагая ему свою дружбу. Благосостояние его государства зависело от торговли, и ему, конечно, было выгодно открытие как можно большего числа торговых каналов между Индией и Европой. Свою позицию и свою тактику по отношению к португальцам он изменил позже, главным образом вследствие интриг мусульманских купцов (а также бестактности и дерзости Гамы).