Атар-Гюль начал поправлять подушки умирающей, говоря:
— Бедная госпожа! Как мне жаль ее!
Но ужасное выражение злобной радости, которую он не мог скрыть, глядя на умирающую, поразило госпожу Вилль, и вдруг по враждебному чувству сердца обнаружила она ужасное лицемерие невольника.
А потому-то несчастная женщина страшно выпучила глаза... вдруг поднялась с одра своего и, всплеснув руками, воскликнула с неизъяснимым выражением ужаса:
— Вилль!.. Вилль!.. Атар-Гюль!.. зло... Женни!.. — ослабев, она не могла сказать ничего более.
Господин Вилль, не поняв ее и, думая, что она просит его не оставлять Атар-Гюля, качнул печально головой в знак согласия.
— Отец! Отец!.. — пробормотал потихоньку Атар-Гюль. — Вот тебе еще жертва! Мщение мое начинается!
Пришли соседи и знакомые господина Вилля и силой увели его из комнаты умирающей жены.
Атар-Гюль так старательно ухаживал за госпожой Вилль и оказывал, по-видимому, такую преданность своему господину, что колонист отпустил его на волю, а губернатор собственноручно написал на отпускной его самое отличное свидетельство в его верности, усердии и добродетельной привязанности к господам своим.
Наконец, через два месяца после кончины своей жены господин Вилль обратил в наличные деньги остаток своего имущества и отправился в Англию с верным своим слугой Атар-Гюлем на военном корабле «Британия», туда же возвращавшемся.
ГЛАВА XВстреча
— Ну, перестаньте плакать, господин Вилль... ободритесь, — говорил корабельный доктор несчастному колонисту. — Я верю, что обстоятельства ваши ужасны; но делать нечего, нужно покориться судьбе!
Колонист дружески протянул руку доктору и печально покачал головой. В эту минуту вышел на палубу Атар-Гюль, держа в руках маленький чайник.
— Вот вам, господин, — сказал он почтительно колонисту, — отвар из той травы, которую прописал вам доктор.
Господин Вилль сделал ему знак головой, что он не хочет пить.
— Сделайте милость, господин! — продолжал Атар-Гюль, откушайте немного, хоть для меня... Это вам поможет облегчить ваши страдания, пожалуйста, выпейте!..
Колонист выпил чашку и кивнул головой своему верному слуге в знак благодарности.
— Какой у вас добрый служитель! — сказал доктор.
Колонист поднял глаза к небу и сказал:
— Настоящее сокровище!
— И после этого еще ругают негров-невольников!..
Между тем Атар-Гюль, пристально взглянув вдаль, воскликнул:
— Господа! Я вижу там на море челнок!
— Ты ошибаешься, верно, друг мой, — сказал доктор, смотря в ту же сторону. — Но спроси-ка подзорную трубу у рулевого, мы посмотрим хорошенько.
И в самом деле, через несколько минут доктор воскликнул:
— Он говорит правду, господин Вилль.
— Это маленькая лодочка и в ней сидит только один человек...
— Рулевой! скажи об этом лейтенанту.
— Посмотрите, — сказал ему доктор, — лодочка в океане... что бы это значило?
— Какой-нибудь несчастный, спасшийся от кораблекрушения... Ему нужно помочь. Я пойду доложу капитану...
Лейтенант вышел и вскоре потом возвратился, сказав рулевому:
— Повороти корабль и правь вон на ту лодочку, что чернеется вдалеке.
Вскоре корабль «Британия» подошел близко к лодочке, остановился и окликнул по-английски сидевшего в ней человека, который сделал знак рукой, что он не понимает по-английски.
— Позовите же того матроса, которого мы вытащили из воды и спасли от смерти, — сказал лейтенант. — Он знает по-французски и по-испански и, может быть, поймет его.
Сухой выбежал на палубу, и ему указали на лодку...
Но несчастный побледнел, залепетал что-то и упал без чувств.
Он узнал Брюлара!
И добрый колонист Вилль также узнал своего поставщика негров.
И Атар-Гюль также очень хорошо узнал грозного атамана морских разбойников.
Сухой, оправившись и собравшись с духом, шепнул что-то на ухо лейтенанту.
Между тем Брюлар проворно вскарабкался на палубу корабля, одетый в обыкновенный отвратительный свой наряд, но держа под мышкой какой-то ящичек. Матросы с любопытством окружили его. Но, едва хотел он начать говорить, как почувствовал, что несколько рук схватили его сзади, и он упал на палубу, ругаясь и богохульствуя. В одну минуту он был связан и скручен веревками крепко-накрепко, точно также, как он некогда скрутил сам бедного шкипера Бенуа.
И, несмотря на его крик, он был перенесен в большую каюту, где собрались капитан и все корабельные офицеры и сидели вокруг стола, для допроса и произнесения приговора:
— Допрашивайте его, лейтенант, — сказал капитан, — а вы, комиссар, записывайте показания злодея.
Комиссар очинил старательно перо, посмотрел кончик на свет, поправил ножичком, обмакнул в чернила и приготовился писать, спросив сначала, крепко ли связан злодей и не вырвется ли.
Допрос начался.
Лейтенант. Кто ты такой? Как тебя зовут?
Брюлар. Граф Артур де Бурмон, знатный французский вельможа!
Лейтенант. Врешь, мошенник! Ты Брюлар, атаман морских разбойников! Вот твой бывший матрос Сухой, которого ты, злодей, бросил в море!..
Брюлар. А! видно вы уже все знаете! Ну, делать нечего, это точно я!.. капитан судна «Гиена».
Лейтенант. А! Признался злодей!.. Но знаешь ли, что это тот самый корабль, который ты едва не потопил своим дьявольским взрывом?
Брюлар (с радостью). А, так вам-то достался мой гостинец... Славно! ха! ха!..
Лейтенант. Что ты тут еще расхохотался, чудовище! Матрос! поддай-ка ему сзади! Вот так! еще! хорошенько его!..
Брюлар. Помилуйте!.. Я вижу, что дело мое кончено. (глухим голосом) Меня повесят?
Лейтенант. Разумеется, что повесят, подлый разбойник!.. Итак, ты признаешься?
Брюлар. Во всем признаюсь!..
Лейтенант. Каким образом очутился ты посреди моря один в этой лодочке?
Брюлар. Я надоел моим молодцам. Они взбунтовались по совету помощника моего Кривого, связали и бросили в челнок, дав мне два сухаря и кружку пресной воды...
Лейтенант. Ты ничего не имеешь более сказать нам?
Брюлар. Ничего, господа.
Лейтенант. Ну, так приготовь душу свою к смерти и покайся; через два часа ты будешь повешен. Караульные! отведите его под палубу, закуйте ему руки и ноги в кандалы и не отходите от него ни на шаг... кстати, что это за ларчик у этого злодея... какая-нибудь кража? Что там такое, посмотрим... (открывает ларчик) скляночка!.. Доктор! Что это такое?
Доктор. Опиум!.. Опиум!..
Лейтенант. Уж не хочет ли он отравиться этим?
Доктор. Нет, для отравы этого мало, он только заснет.
Брюлар. Господа! сделайте мне последнюю милость! прошу вас! отдайте мне эту скляночку!..
Лейтенант. Капитан! прикажете?
Капитан, (кивает головой в знак согласия).
Лейтенант (бросая Брюлару склянку). На, собака, возьми! Тащите его вон отсюда и приготовьте петлю на большой мачте...
Брюлара утащили под палубу. Он тотчас же выпил свой опиум и повалился без памяти на мокрый и грязный пол. Под влиянием опиума он мечтал.
Между тем комиссар прочитал вопросы и ответы, составил журнал и определение, капитан и офицеры подписали его и разошлись.
Ему снилось, что он сидел в великолепной комнате подле прелестной девицы, своей любовницы, и обнимал ее.
— Будешь ли ты любить меня всегда, Артур? — говорила она ему. — Ах! если ты меня обманешь!.. Постой, я удавлю тебя!
И, прижав голову Артура к своей груди, которая высоко вздымалась, она обвивала шею молодого человека длинными косами своих черных волос и сжимала их с улыбкой...
— О! — говорил он, целуя ее обнаженные полные плечи. — Милочка! ты задушишь меня!.. Ты крепко сжала мне шею!.. Но что ты делаешь!.. Ах!.. Я умираю!.. Ангел мой!.. Прости!..
И в эту минуту точно вешали Брюлара на мачте корабля «Британии», и петля затягивала ему шею. Но он, упоенный опиумом, ничего не видел и не слышал. Одним словом, он умер в упоении радостного восторга, выражение которого было даже заметно на лице его. Потом тело разбойника бросили в море.
Господин Вилль благополучно достиг Англии на корабле «Британия». Но не мог долго оставаться в Лондоне по причине своего бедного состояния, а принужден был отправиться жить во Францию вместе с Атар-Гюлем, ибо там содержание дешевле.
— Наконец!.. — сказал сам себе Атар-Гюль, — я достиг полного моего мщения!.. О! как ужасно и продолжительно мое мщение!.. Я мог бы разом убить его! Но нет, я не хочу этого! Я буду томить его медленными муками! Смерть была бы благодеянием в сравнении с той жизнью, которую я ему приготовил.
ГЛАВА XIУлица Тир-Шап в Париже
Представьте себе, любезные читатели, один из тех закоптелых и старинных домов отдаленных кварталов города Парижа, коими застроена узкая и грязная улица Тир-Шап... дом в девять этажей, мрачного цвета, с узкими окнами, крутой и темной лестницей, настоящим лабиринтом, по которому можно пробраться не иначе, как держась за протянутую длинную, толстую веревку, засаленную и лоснящуюся от ветхости, — дом, населенный мелкими промышленниками и поденщиками, бегающими вверх и вниз, взад и вперед, гнездящимися и размножающимися в этих клетках, помещенных одна над другой, как пчелы в улье.
Ось, вокруг которой вертятся все эти трудовые и рабочие существа, есть старая беззубая сердитая и болтливая дворница, одна из тех парижских старух, которых так удивительно изобразил Генрих Монье.
Была ночь. Пожилой мужчина, одетый в черный фрак, спускался осторожно по высоким ступеням лестницы, крепко схватившись за веревку, служившую вместо перил.
Дворница, услышав шум, необыкновенный в это время, когда все спало в доме, вдруг отворила дверь своей конуры, сначала просунула свою старую руку, вооруженную вонючей сальной свечей, а потом уже и свое сердитое и морщинистое лицо и спросила: