Морской Волк #07-09 - Врата Победы — страница 117 из 250

Англичане, оправдывая этот акт вандализма, ссылались на наше предупреждение о готовности немцев начать химическую войну. В то же время ряд английских и американских военных историков всерьез утверждают, что массированные бомбежки германских городов спасли Советскую армию от разгрома, если бы немцы широко применили химическое оружие, «не испугавшись ответных мер». Заверяю, что химическая угроза была нами воспринята со всей серьезностью: еще после Варшавы войска имели все средства защиты и разработанный план противохимических мероприятий – так что даже посмей Гитлер применить против нас боевую химию, это ни в коей мере не было бы «разгромом» – вероятно, некоторые господа путают Советскую армию конца Великой Отечественной войны с китайцами, индусами и африканцами последующих войн, развязанных мировым империализмом. Прискорбно и опасно, если эти убеждения разделяют современные политики и военные США и Великобритании. Им следует помнить, что Гитлер тоже считал нас варварами, над которыми возможна легкая победа – чем это кончилось, общеизвестно.

В сорок четвертом это хорошо понимали даже битые немецкие генералы, не решившиеся на применение против нас химического оружия, вопреки прямой санкции Гитлера. Но не желали понимать те, кто в то время еще считался нашим союзником. Есть воспоминания, что уже тогда командование американскими ВВС в Англии вело с личным составом беседы о том, что «завтра, возможно, придется прокладывать курс на Москву и Ленинград, если русские окажутся строптивыми». А пока, ожидая, что вся Германия войдет в советскую зону влияния, старались «вбомбить там все в каменный век», сбрасывая тысячи тонн бомб и напалма не только и не столько на военные объекты, сколько на все, имеющее отношение к современной цивилизации. В феврале 1944-го на английских аэродромах появились В-29, которые, по утверждению американских стратегов, «доставали до Урала». Союзники вели настойчивые переговоры с Турцией на предмет размещения там авиабаз с тяжелыми бомбардировщиками, теми же В-29, – против кого? Это были уже попытки охватить СССР кольцом, как фронтом будущей войны – пока еще в планах штабов.

Об этих грязных играх не знали наши солдаты, погибавшие на Одере. У них не было иной мысли, кроме как скорее добить фашистского зверя. Героизм был массовым – так, все три бригады морской пехоты за эту битву стали соответственно 1-й, 2-й, 3-й гвардейскими (не путать с морскими стрелковыми бригадами, имеющими свою нумерацию). Целый ряд соединений и частей получили почетное имя «Зееловские», как, например, все три вышеназванные бригады и 56-й гвардейский самоходно-артиллерийский полк.

Семнадцатого февраля 1944 года, измотав противника в оборонительных боях, наши войска перешли в наступление с плацдарма. Не на Берлин, как предлагали иные горячие головы – но нельзя было идти вперед, до конца не обеспечив фланги! – а на юг, на Франкфурт, на соединение с войсками Первого Украинского фронта, форсировавшими Одер южнее. И немцы, понеся огромные потери накануне, уже не могли эффективно оказать сопротивление – мало было упорства, нужны были подвижные войска, а их не хватало! Итогом было окружение и разгром всей 6-й ТА СС, лишь ее остатки сумели отступить на запад. Ну, а Советская армия теперь имела на западном берегу Одера важнейший стратегический плацдарм, семьдесят километров в ширину и до двадцати в глубину – прямо напротив Берлина!

Двадцатого февраля капитулировал Кенигсберг. Высвобождались войска Ленинградского фронта, которые уже двадцать третьего февраля начали прибывать в Померанию.

Двадцать первого февраля наши войска наконец овладели Веной. Столь затянувшиеся бои были обусловлены тем, что Третий Украинский фронт не имел ни одной танковой армии. Наше наступление развивалось на запад, противник отходил в Тироль.

Двадцать второго февраля Советская армия вошла в Италию. На следующий день после трагедии в Риме…


Капитан Юрий Смоленцев, позывной «Брюс» (в 2012-м старший лейтенант подводного спецназа СФ). Кюстрин – Зеелов – Северная Италия, февраль 1944 года

«Лишь только бой угас – звучит другой приказ» – это точно про нас: Варшава, Нарвик, Восточная Пруссия, Будапешт, Одер. И вот – Италия! Вся Европа, с севера на юг! Только почтальону с ума сходить не придется – полевая почта, по установленному номеру, доставляется в место нашей постоянной дислокации (Северодвинск, 101-й отдельный батальон морской пехоты СФ, так залегендирован здесь флотский подводный спецназ), а уж оттуда, смотря по обстановке, пересылается адресату, то есть нам. Или лежит, пока мы вернемся.

А впрочем – кто нам будет писать? Мой год рождения – восемьдесят четвертый, батя у меня с пятьдесят девятого, дед с тридцатого, сейчас он пацан еще, мою бабушку встретит в пятьдесят пятом, в Сормове нижегородском. Второго деда я не знал совсем, погиб он за два года до моего рождения – Афган, восемьдесят второй, капитан ВДВ. А сейчас год сорок четвертый – и нет у меня здесь никакой родни. Друзья-однополчане есть – так рядом они, или увидимся по службе скоро. И вообще, как там у поэта Симонова сказано: «Увидеться – это здорово! А писем он не любил».

Насчет же личной жизни… Аню, теперь жену нашего адмирала, я лично очень уважаю. Но при встрече обязательно дам совет – чтобы профессионализма побольше. Когда нас за угнанную у немцев подлодку наградили (всем участвующим – Нахимова, вторая степень), вроде и не Звезда Героя, но в городе Северодвинске, который скоро Архангельск затмит средоточием научных и производственных кадров, а лет через десять, может, даже и населением, как петровский Петербург когда-то вырос из крепости и верфи. Для многих там мы были не строчкой в газете, ФИО в указе о награждении, а живыми людьми – одни лишь занятия в «Севере» чего стоят! И обычное явление здесь, что девушки пишут письма героям на фронт, и свои фотографии в конверте. Но дорогая Анна Петровна, нельзя же так, чтобы к каждому из нас приходили письма с фотками, на которых исключительно тот типаж, который нравится адресату? В моем вкусе, например, светловолосые, круглолицые, с длинной косой – так хоть бы одна коротко стриженная брюнетка попалась! Нет, товарища Лазарева вполне понимаю – и очень может быть, сам его примеру последую, все ж у любого нормального мужика семья и дом быть должны – но пока дай бог до Победы дожить! Все ведь под ним ходим…

Как в Будапеште, наш Андрюха-первый пулю словил. А ведь с самого начала здесь ни на одном из нас ни царапинки! И казалось, что так и будет, скоро уж войне конец. Вот только лимит удачи не бесконечен. Пуля совсем дурная была, не снайперская. Когда дело уже сделано, теперь на дно и залечь – и как вы это представляете, в городе, где идут уличные бои?

Слава богу, не насмерть – надеюсь, выкарабкается. Хотя будет ли он после годен к нашей службе без ограничений – это вопрос. И нам первый звоночек, чтобы себя самыми крутыми не считали. Первым он и оказался…

Затем были Кюстрин и Зеелов. И мы были приданы группе Осназ – на случай, если на мостах придется работать втихую. В принципе, эту задачу мы отрабатывали: подплыть ночью, взобраться по быкам к настилу (как? ну, вы обижаете – и инвентарь есть, и тактика, и тренировка) и поработать там с зарядами и проводами. Но герр генерала удалось взять на испуг – нет, «штурмбанфюрер» не я был, не настолько немецким владею, а еще один местный товарищ, кто, как Кузнецов-Зиберт, умел под немца маскироваться, партизан, Герой Советского Союза, Роберт Кляйн (в нашей истории не погиб, умер уже в девяностом). Его «адъютантом-оберштурмфюрером» был наш Валька, кто по-немецки шпрехает свободно – а я на шоссейном мосту работал, командир группы, а изображал лицо подчиненное, рядового эсэсмана, из-за моего дурного немецкого языка. Хоть и натаскивали меня здесь, заметно лучше уже говорю и понимаю – но акцент такой, что за немца никак не сойду.

И сентиментальным, что ли, становлюсь? Как сенсэй Уэсиба в старости – что грех людей убивать и калечить? Так рано вроде! И не жестокость, а военная необходимость – нельзя было саперов в живых оставлять! Старший там был, наверное из запаса, возраст уже за полста, а все еще летеха. И ведь был предупрежден, от своего же герр генерала, нам все сдать – ну зачем было упираться, ссылаться на какой-то приказ, подчинение, пытаться куда-то звонить? Его живым оставили как знающего схему минирования – а вот двух других там, в блиндажике у моста (когда вырыть успели?), пришлось в ножи. Затем и остальных из его команды, числом шесть штук – никто и крикнуть не успел. На вид, не солдаты, обычные мужики-работяги, руки в мозолях, в годах уже все. А после зенитчиков пришлось, там четыре ахт-ахта стояли, два на одном берегу, два на другом, и друг от друга в отдалении, мостов же два. Но пока налета нет, там лишь по одному часовому на постах – нам, ночью, это даже не смешно! С комфортом расположились немчики, не в землянке, а в каком-то домике рядом – вошли мы туда и тихо положили всех: десятка два, расчеты двух орудий, и большинство совсем щеглы, с виду и семнадцати нет – ну что они могли сделать при внезапном нападении, против спецуры в боевом режиме, всерьез настроенной убивать? Кто проснуться успел, лишь пищали «муттер» – как один, белобрысый, шейка цыплячья, руками лицо закрывает, за секунду до того, как я его… А если бы они из своих зениток по нашим танкам ударили?

Восточный берег, там тоже две зенитки «восемь-восемь» и еще малокалиберные, пришлось зачищать, уже когда наши подошли – пулеметами и снайперами с тыла. И больше всего мы опасались, что наши не поймут, эсэсовский камуфляж увидев, и влепят – но в передовом отряде про нас предупреждены были, так что обошлось.

И стало так на моем счету четыреста убитых врагов. Считая, правда, и американцев, когда мы уран от «Манхэттена» отбивали. Ну так – они бы нас пожалели?

На плацдарме мы побывали, но на передовую не лезли. Ну кроме как ночью, на саперов охотиться – как на медведя на овсах. Наши там столько мин накидали – а немцы пытались ночью то ли втайне снять, сделав проходы, то ли просто разведать границы минного поля. А в ПНВ (живые пока еще, привет из 2012 года!) все отлично видно, целишься, стреляешь! На вторую ночь снова – да что они, безбашенные совсем, или фанатики ваффен СС, все ползут и ползут? Одного постарались подранить, наши сползали, притащили. Утром сходил, на допросе поприсутствовал – никакой не убежденный наци, зиг хайль не орал, такой же мужик в возрасте уже, каких мы у моста в воду побросали. Чего ж ты полз, дурик, жить надоело? Надо, потому что приказ! За нами Германия… ну, дальше пошло-поехало про русских варваров, от которых свой дом надо защищать. А после обнаглел настолько, что попросил нас на ту сторону через парламентера или еще как сообщить, что он и все другие, кого мы там у минного п