то время фермеры-единоличники обрабатывают свои участки с помощью тракторов и самоходных шасси с навесным инструментом, а уж автомобили-пикапы есть у каждого – и нетрудно разместить в кузове 82-миллиметровый миномет с достаточным запасом мин, и выставить на закрытой позиции целую батарею, а если повезет, то и заранее пристрелять цель. И в завершение на остановившуюся колонну налетали наши бомбардировщики. Взаимодействие партизан с авиацией, чему мало уделялось внимания в иной истории, здесь приносило свои плоды. Конечно, уничтожить врага полностью не удавалось – но такая задача и не стояла, требовалось лишь максимально замедлить его движение! Да, мы не могли отдалиться от предгорий, и у немцев оставались маршруты южнее, вдоль побережья – но их было недостаточно для такой массы войск. А наши наступали, висели у фрицев на плечах!
Двадцать шестого февраля нашими была взята Падуя. Двадцать седьмого – Верона. Двадцать восьмого – Брешия и Парма, бои шли на подступах к Болонье и Милану. Немцы откатывались к Генуе, и дальше, или на запад, к Альпам – или же от Болоньи к Флоренции и на юг. Сегодня капитулировала группировка, окруженная на полуострове Истрия. И Первая Гарибальдийская бригада, бывшая восточнее всех, соединилась с нашими и оказала им помощь в зачистке территории к северу от Бергамо и до швейцарской границы. Скоро Италия будет наша вся – мы побеждаем!
Прощай, Лучия, грустить не надо,
О белла чао, белла чао, белла чао, чао, чао!
Я на рассвете уйду с отрядом
Гарибальдийских партизан…
Да простит меня автор этой песни, в иной истории сочиненной предположительно летом сорок четвертого, имя которого так и осталось неизвестным! Тем более что первоначальный (итальянский) вариант звучал совсем по-иному – я же знаю ее в том виде, в каком исполняли Муслим Магомаев и Дин Рид. Эта песня, которую я и Валька изобразили под гитару в нашем кругу уже после возвращения из Рима, буквально за два дня стала чем-то вроде гимна Третьей Гарибальдийской – а после, наверное, будет и всех трех наших Коммунистических Гарибальдийских бригад.
И ладно, что меня сочли автором. Но эта Лючия с чего-то решила, что песню я посвятил ей! После того как святой отец поклялся, что и она и ее брат – не подставы, он не только сам исповедывал обоих, но и поговорил с кем надо, установив достоверно, что они оба, по крайней мере, те, за кого себя выдают, а не засланные герр и фройляйн, и наши особисты подтвердили – так эта бисова девчонка умудрилась вытребовать себе место в нашей роте диверсов, не бойцом, конечно, а на кухню. Но ходит на все утренние тренировки и пробежки, когда я командую, даже пытается что-то изображать по русбою, а еще считает своей персональной обязанностью кормить, обстирывать, обшивать и лично меня, а заодно Вальку и Скунса. Хотя уже многие в бригаде на нее заглядываются – «та самая, про которую поют».
Галчонок, ну не в моем ты вкусе! Найдешь еще ты своего итальянца. Была бы ты рослее, фигуристее, светловолосая и синеглазая… Хотя здесь, в Италии, такие тоже встречаются, и на юге, со времен норманнов, Сицилией владевших, и на севере – наверное, кровь лангобардов. Завтра я уйду, куда позовет меня приказ, может быть, вообще на другой край континента. За последние полгода было – Висла, Нарвик, Будапешт, Зеелов и здесь. Ну вот, уже в штаб вызывают – что на этот раз сделать надо и где?
«Я на рассвете уйду с отрядом – и позабудешь ты меня!»
Рим, 1 марта 1944 года
Все в руках Господа Нашего. И если он не вмешивается, значит, все происходит по Его плану, которого людям знать не дано!
Папа Пий XII произносил эти слова-молитву, стараясь не замечать, что происходит вокруг. Одиночная камера в подвале, без всяких удобств – что ж, и в давние времена в жизни пап такое случалось, но это были грешники, замаравшие высокий сан неподобающими поступками, или слабые в вере. И если Господь посылает и Церкви, и лично ему испытание, надо постараться выдержать его с честью, а что еще остается?
Его выдернули на допрос утром. Или в ту же ночь, как привезли – в камере не было окон, лишь электрический свет. Навстречу по коридору эсэсовцы тащили человека в мундире его, Папской гвардии – бессознательное тело, оставляя по полу кровавый след. Папу привели в допросную, пол и стены в матовом кафеле, видны следы крови. Кроме следователя был переводчик и еще двое рослых эсэсманов, держащие в руках куски резинового шланга. Папа подумал, какие все же немцы варвары и мужланы – в инквизиции с давних времен было принято сначала увещевать допрашиваемого словесно, и лишь при отказе пытать, ведь искалечить человека – это грех, и хотя ради благой цели Бог простит, но лучше все же избежать этого, если есть возможность.
– Имя?
– Вам оно известно, – тут Папа хотел по привычке добавить «сын мой», но сдержался. Много чести!
– Отвечать! – пролаял немец. – Иначе вас будут бить до тех пор, пока не прекратите паясничать! Отвечать на вопросы правдиво, четко и быстро. Имя?
Вопросы сыпались градом. Что Папа может сказать по поводу своей антигерманской деятельности? Укрывательство евреев от германского правосудия, организация вооруженного сопротивления немецким военным властям, подстрекательство к бунту, вступление в связь с враждебными рейху державами, призывы к беспорядкам среди граждан рейха и даже военнослужащих германской армии. Странно, но Папа почувствовал облегчение, и даже свое превосходство. Ведь все, что ставил ему в вину этот надутый индюк в немецком мундире, входило в прямые обязанности Папы как наместника Божьего на земле! А значит, все обвинения сейчас были не против него, человека, Эудженио Пичелли, носящего сейчас титул Папы именем Святого Престола – а против самой христианской веры! И Бог точно не оставит его своей милостью – а если придется принять смерть, что ж, посмотрим, есть ли на самом деле райские врата?
Немец орал и даже бранился. Но отчего-то не приказывал солдатам бить. И продолжал донимать своими глупыми вопросами. Вам нужны тайны, и деньги Святого Престола? Глупцы – ведь Папы уже века жили в соседстве с алчными правителями, и не один из королей, наверное, подумывал, не поступить ли с Церковью, как французский король Филипп Красивый с тамплиерами, – вот только и он после прожил очень недолго, а на Францию обрушилась Столетняя война! И не было в Риме людей, излишне доверчивых и наивных, не искушенных в европейских интригах и прочих тайнах парижских и мадридских дворов. А меры предосторожности, если среди королей найдется алчный идиот, были давно уже отработаны. Тем более когда слухи о возможном святотатстве были еще месяц назад. Можете копаться в книжной пыли Ватиканской библиотеки – вся действительно важная информация разбита на части и спрятана очень далеко. И даже я не знаю, где – а людей, кто этим занимался, нет сейчас в Риме и вообще в Италии! И конечно, к этой информации относится все о финансовых источниках и движении денег Церкви. Вы не получите от меня ничего, даже если бы я и хотел вам сообщить все нужные сведения. Лишь какие-то обрывки, для вас совершенно бесполезные.
– Позаботиться о своей собственной судьбе вы можете? – спросил немец. – Если, согласно догмату, Папа непогрешим, то все им сказанное – это слова от лица Бога, ну если только сам Христос не явится и не опровергнет. Завтра вы заявите, что скорбите о чудовищном недоразумении, случившемся между Святым Престолом и германской армией. Что всему виной подрывные еврейские элементы, проникшие в Папскую гвардию и даже в ряды священства Ватикана. Когда же солдаты рейха пытались изъять подлинных врагов Христа и Веры, то эти агенты Сиона и Москвы начали стрелять, что вызвало ответный огонь. Вы, ваше святейшество, заявите, что именно германская армия сейчас является подлинно Христовым воинством, защищающим наш цивилизованный мир от вторжения диких орд русских безбожников-большевиков. Можете сослаться на явление вам хоть самого Господа, сказавшего это. И добавьте о факте вашего добровольного перехода под защиту германских военных властей. После чего вы можете вернуться в свой дворец в Ватикане – или, до завершения ремонта там, в любой другой в Риме, по вашему выбору. Конечно, под охраной германской армии, которой вы единственно доверяете заботу о безопасности вашей персоны. Вы сожалеете о пролитой крови, но призываете итальянцев и весь христианский мир сплотить ряды против русской угрозы. К нашей взаимной выгоде – полагаю, что согласиться с нашими условиями и вернуться к своему прежнему почетному положению лично для вас куда привлекательнее, чем подвергнуться физическому воздействию в этой камере, после чего ваш труп похоронят в безымянной могиле, а то и вовсе бросят бродячим псам. Отчего вы смеетесь?!
– Вашей глупости! – ответил Пий. – Вы верите, что все можно вернуть назад? После того, как весь мир слышал мое воззвание? После того, как вы залили Рим кровью? И разрушили десятки, если не сотни, святых мест, убивая священников, монахов, прихожан? Думаете, это забудут и простят? И сочтут вас святым воинством – после совершения вами дьявольских обрядов? Здесь, в Италии, достаточно многие прошли русский фронт и знают, что русские уже не безбожники, что священники их веры, иной, чем наша, но безусловно христианской, напутствуют перед боем русских солдат. Вы думаете, что если я скажу, что черное – это белое, день – это ночь, а солнце – это луна, кто-нибудь поверит?
А-а-а!! Когда бьют резиновым шлангом, это очень больно! Папа рухнул на кафельный пол, на бок, сильно ударившись локтем, подкованный сапог врезался в живот, шланг снова опустился на плечо.
– Довольно, – сказал следователь, – пока. Ваше святейшество, будьте благоразумны. Ваше дело – сказать то, что мы укажем. А сколько из услышавших поверят, будет видно. Вы все равно согласитесь, после того как вас будут подвергать очень болезненным процедурам – отказываясь сейчас, вы всего лишь причиняете вред своему здоровью.
Солдаты вздернули Папу на ноги, усадили на скамью, привинченную к полу. Появился немец в белом халате, с чемоданчиком – открыл, разложил на столике блестящие инструменты. Но согласиться значило бы самому снять с себя святой венец – тысячи лет назад христианские мученики шли на арену со львами за меньшее! Господи, прими душу слуги твоего!