в 1944 году! Кто думает иначе, тот может ждать пришельцев с Марса, вот прилетят такие, белые и пушистые, и все разрулят, чтобы никого не обидеть. А Сталин все ж был – за державу, власть для него была лишь инструмент. Доподлинно известно, что оставил после себя он лишь койку с солдатской шинелью – а не счета в швейцарских банках и не залежи драгоценностей в личном сейфе. И думаю, что, наше будущее узнав, он теперь расшибется, но все возможное сделает, чтобы прежних ошибок избежать.
И здесь уже образовался целый круг допущенных к Тайне. Которая в бумагах именуется кодовым словом «Рассвет». И если по политической части мы лишь информацию передали, а как новый курс выбрать, это вождю виднее, по технике тоже, тут уже осназ и гвардейская пехота с АК местного изготовления бегает, – то по части флотской я материалы готовил, самому наркому Кузнецову. И результаты – о них после скажу. Только думаю, что наш послевоенный флот будет похож на самого себя иной истории не больше, чем Советская Армия тут и там.
И так и не женился я в 2012-м. А это очень важно – знать, что где-то тебя ждут. Фото у меня в каюте – Аня, Анна Петровна моя, кадр с «Алых парусов», как провожали нас в сентябре сорок третьего, стояли на берегу, когда мы в море уходили – и наш Дима Мамаев успел на видео снять, после в кают-компании смотрели. В нашей истории партизанка Лазарева Анна Петровна (хотя фамилия тогда у нее другая была) героически погибла в Белоруссии в июне сорок четвертого, трех недель не дожив до прихода наших. В этой – хрен я ее на фронт отпущу, да и никто не пустит одну из хранительниц нашей Тайны!
Сегодня 6 марта сорок четвертого года. И мы в Средиземке – дошли наконец!
Это только у Жюль Верна капитану Немо захотелось – и переместился с Северного полюса до Южного! Интересно, а как бы «Наутилус» штатное техобслуживание проходил? Мех наш, Серега Сирый, весь поход спит вполглаза, и пока ничего в БЧ-5 не поломалось, три раза тьфу! Никто и никогда атомарины с такой интенсивностью не эксплуатировал, наш процент нахождения в море от общего времени, как сюда попали, хоть в книгу Гиннеса пиши. Ну так война – самая страшная в истории, и надеюсь, что последняя. И оттого, как мы сейчас поднапряжемся, зависит послевоенный мир для СССР, и что будет после, году в 1991-м этой реальности. Так что выдержим как-нибудь.
Атлантику прошли без приключений, как в мирное время. В 2012-м было бы даже трудней – ловила бы нас штатовская ПЛО за Фарерским рубежом, потревожь мы датчики СОСУС, стационарной гидроакустической системы, протянутой поперек океана. И висели бы в воздухе «орионы» со сверхчувствительной аппаратурой, и занимали бы позиции лодки-охотники, самый страшный наш враг, и прочесывали бы море по квадратам корабельные поисковые отряды. И если бы обнаружили, то стрелять бы не стали, пока войны нет, но затерроризировали бы, запрессовали до упора.
Надеюсь, что в этой истории будет куда легче. Поскольку Северная Норвегия наша – и уходить мы оттуда не собираемся. Вместо вражеского бастиона на пути в океан, позволяющего отслеживать нас прямо от баз, – наша передовая позиция. Очень удобная – потому что тогда Фарерский рубеж оказывается в радиусе действия наших истребителей, так что «орионам» резко поплохеет, и ударную авиацию можно хорошо прикрыть, так что и корабельные дозоры выбьют – пока мы владеем Нарвиком и Буде, у нас в океан не щель приоткрытая, а распахнутая дверь. Все это было в моем докладе на имя Кузнецова, – но и Сталин читал, потому что задавал мне вопросы по его содержанию. Один лишь минус – население там не совсем дружественное. И проанглийски настроенное, с налаженными связями с СИС и УСО. Но эта проблема решаема – ох, боюсь, что придется тогда норвежцам осваивать побережье Таймыра! Мы не звери – просто когда спорят державы, малым народам отводится роль пешек в чужой игре.
Американцы и здесь считают Атлантику своей. Пока мы шли, то не менее десятка раз обнаруживали акустикой их противолодочные группы – каждая в составе авианосца-эскортника и трех-четырех старых эсминцев, фрегатов или корветов. Каждый патруль держит свой район, готовый по наводке самолетов берегового командования прибыть в указанную точку за несколько часов, максимум за сутки. И начинается охота, когда у дизельных лодок этой войны шансов нет – если не одолеют в бою, обнаружив и забросав бомбами, то возьмут измором, когда у субмарины кончится воздух и заряд батарей, патрулю спешить некуда, в отличие от охранения эскадры или конвоя, он может ждать хоть неделю, своей палубной авиацией держа радиус, за который лодка незамеченной выйти не сможет. Именно так союзники сломали хребет немецким «волчьим стаям», когда под конец войны число потопленных лодок превысило число погибших транспортов. Эту тактику они рассчитывали применить и против СССР, уже в войне холодной. Пока у нас не было атомарин.
Но ключевым тут было то, что лодку обнаруживали на поверхности радаром с самолета. И у дизелюхи уже не было шансов выйти из района до прибытия кораблей, шнорхель решал проблему лишь отчасти. Даже наши «613-е», как и прототип, «двадцать первые», могли остаться успешными лишь до тех пор, пока американцы не перестроили свою прежнюю, великолепно отработанную, доатомную тактику под новые параметры, увеличенные радиус поиска и скорость цели. В будущей же войне дизельные лодки в зоне господства противника на поверхности и в воздухе обречены – и могут действовать лишь на ограниченных морских театрах, у своих берегов, где наша авиация и корабли мешают работать вражеским силам ПЛО. Что тоже нужно и важно – чтобы не отвлекать на эту работу атомарины.
– Вы, товарищ Лазарев, для нашего флота прямо как президент Вильсон, который в двадцатом подписал Вашингтонское соглашение, уничтожил больше линкоров, чем до того все адмиралы мира, вместе взятые, – усмехнулся Сталин, читая тогда мой доклад. – Выходит, что без атомных подлодок, ракетных кораблей и авианосцев, флота дальнего действия у СССР нет? Поскольку сравниться с Америкой мы никак не сможем. А морские задачи предвидятся грандиозные году так к шестидесятому: общий кризис капитализма – Куба, крушение колониальной системы.
Очень надеюсь, что в немилость не попаду. Поскольку товарищ Сталин все ж человек адекватный и с опытом применения флота в локальных войнах после сорок пятого года ознакомился. Правда, вопрос, а какие морские войны там были? Пожалуй, что лишь Фолкленды можно таковой посчитать, и то с натяжкой.
Так вот, нас персонально в океане сейчас обнаружить не могли. Ну если только мы сами сдуру не сунемся вплотную к кораблю и на не слишком большой глубине. А если учесть, что мы слышим корабли с дистанции на порядок большей, чем они нас, а скорость у нас как минимум не ниже – то уклониться в открытом море проблемы не составляет. Небольшие проблемы были, когда требовалось выходить на связь – это в наше время можно было с глубины выпустить кабель с радиобуем и выстрелить сжатый пакет на спутник и принять с него послание, – но здесь до мирного космоса еще лет пятнадцать, а до берега УКВ не достанет, так что приходилось ночью всплывать на перископную и, подняв антенну, вести передачу на коротких волнах. И судя по тому, что дважды после на поверхности начиналось нездоровое шевеление, слышали нас не только те, кто надо. Впрочем, наш сигнал был похож на передачи с немецких лодок – в конце войны они тоже использовали и сжатие сообщения в секундный импульс, – а расшифровать «цифру», обработанную компьютером, в этом времени в принципе невозможно.
Так и шли, мирно, никого не трогая. Менялись вахты, акустики слушали море, Сирый гонял своих механиков и трюмных, даже у «румынов», как называют на лодках торпедистов, находилось дело. У нас в аппаратах две фирменные, из 2012 года, «шестьдесят пятые», на самого крупного зверя, еще в БК поровну электроторпед с акустикой и парогазовых на кильватерный след, обычного калибра «53». И впервые приняли на борт четырех «японок» – так личный состав успел прозвать кислородные крупнокалиберные, аналог японских «длинных копий», но с самонаведением, при дальности хода в десять миль. Буров, командир БЧ-3, поначалу смотрел на них с большим подозрением – поскольку кислородные торпеды хоть и имеют на голову лучшие характеристики, но также склонны к взрыву при пуске, с этим британцы намучились перед войной, так на вооружение и не приняли. Японский же секрет был в том, что сначала торпеда работала на воздухе, и лишь после переключалась на кислород – так у нас такая же система. Причем защита в несколько ступеней: и мембрана на резервуаре, разрываемая лишь после пуска через какое-то время, и клапаны открывающиеся-закрывающиеся лишь по прохождении минимальной дистанции, так что старт безопасный, на воздухе, и лишь после идет плавный переход на кислород. Но Буров не успокоился даже после отстрела торпедами на полигоне, пока самолично не поруководил сборкой-разборкой-проверкой механизмов. И в походе часто проверяет, нет ли утечки кислорода.
Стрелять пока не по кому. По пути дважды обнаруживали немецкие лодки, можно было бы поохотиться, сократив дистанцию для торпедной стрельбы, но вмешалась жаба. Боекомплект у нас всего двадцать восемь штук, считая шесть крупнокалиберных, и пополнение под вопросом, хотя сказано было, что возможно, удастся там, на Средиземке, и организовать. Но эти «атлантические» фрицы нашей миссии уж точно не мешали, лишь тратить на них торпеды – так что живите пока, пусть американцы с вами разбираются сами. Сигнатуры записали – ничего интересного, стандартные немецкие «семерки», судя по курсу, из французских баз.
К Гибралтару подошли 5 марта. Форсировать пролив решили в ночь на шестое, исходя из обстановки. География такова: здесь между Африкой и Европой проходит разлом, почти точно с запада на восток, с глубинами до трехсот, а напротив мыса Леона – это здесь крайняя точка африканского материка – максимально тысяча сто. Зато у западных подходов, северо-западнее Танжера, отмель всего на пятьдесят пять. И такой перепад глубин всего на протяжении сорока миль, и ширина глубоководного желоба меньше четырех миль, к северу и к югу шельф, глубины резко уменьшаются. То есть придется периодически подсвечивать сонаром – и если услышат, приятного будет мало. Хотя чьего-то уверенного господства в тех водах нет. Немецкие лодки Средиземноморской флотилии выходят через пролив в Атлантику, а им навстречу лезут британцы, в этой реальности нет у Англии баз в Гибралтаре, на Мальте, в Александрии – ближняя в Касабланке, и то не полноценная база, а передовой опорный пункт, якорная стоянка – ремонтные мощности и запасы там очень ограничены – и потому британские субмарины обычно выходят из Англии и тоже идут через пролив. Северный берег испанский, кроме Гибралтара, где засели немцы, на юге положение интереснее, там фронт по горам Хаус, от Фердигуа до Тетуана, к западу американцы, к востоку итальянцы с немцами, военно-морская база у испанцев в Сеуте. Однако на суше тут все пока сводилось к боям местного значения, перепихалочки-потягушечки за безымянный холм да стычки патрулей – а вот на море серьезнее, американцы пытаются перехватывать немецкие лодки на западных подходах, но и в Средиземку, наверное, их самолеты залетают, ну а немцам логично развернуть рубеж ПЛО от Гибралтара до Сеуты. Хотя в