Четыреста три сбитых, числящихся за мной? Это всего лишь пропаганда! Вы легко можете проверить по моей летной книжке, где записаны все мои «победы», сравнив с данными по своим потерям – без всякого сомнения, вы увидите, что в тот день и в том месте у вас не было сбито ни одного! Я всего лишь хотел почестей, славы, наград, чинов – как любой солдат во все времена! Я никогда не разделял нацистских убеждений и служил лишь Германии, а не сумасшедшему ефрейтору, вообразившему себя великим вождем! Меня сделали «величайшим асом всех времен и народов» исключительно ради поднятия духа люфтваффе! Да, господин следователь, это так! Простите, что вы сказали – кто такой Козьма Крючков?
Бедная Урсула и бедная мать! Их арестуют и бросят в концлагерь. Потому что Хартману пришлось сказать все про свою летную карьеру, боевой счет и даже про «безумного ефрейтора» по московскому радио, в передаче на Германию на немецком языке! Но отказаться было никак нельзя – потому что русские пригрозили, что выдадут бедного Эриха англичанам, а этих злопамятных британцев, оказывается, очень интересует, кто увлекался расстрелом спасающихся на парашютах английских пилотов над Атлантикой осенью сорок третьего! Или итальянцам – что они сделают с проклятым церковью, за своего папу, страшно представить, вполне могут вспомнить и про аутодафе! Так что надеюсь, что моя Урсула, любимая Уш, достаточно благоразумна, чтобы понять – лучше отсидеть в Дахау пару месяцев, чем стать вдовой. Если она меня любит, конечно. А может быть, даже не два месяца – как скоро русские возьмут Берлин?[81]
Лазарев Михаил Петрович. Подводная лодка К-25, 19 марта 1944 года
Советская атомарина в зарубежном порту – не бывало такого никогда!
Впрочем, Специю назвать таковой сейчас сложно. Не знаю, как будет после войны – но пока это официально, территория Генуэзской военно-морской базы ЧФ СССР (напомню, что «военно-морская база» в данном случае не военный порт, а внутрифлотский аналог военного округа). И катера, что нас встретили и сопроводили на места стоянки, были не итальянцы, а наши «охотники», под советским военно-морским флагом. Уставной порядок обеспечивался, никаких недоразумений не возникло.
Для «Воронежа» отвели место в искусственной бухте – правильная прямоугольная форма, стенки в бетоне, размеры и глубина – хоть линкор ставь. После я узнал, что это и предполагалось, ковш для кораблей типа «Венето» – но таковых у итальянцев осталось лишь два, и оба не в строю. Зато скрыто от посторонних глаз, что немаловажно – может быть, итальянцы и союзники, но лучше им наших военных секретов не знать. И стемнело уже, а мы без огней заходили. На берегу, правда, целая толпа сбежалась – что за комитет по встрече?
Оказалось, наши! Родной, североморский спецназ, с которым мы начинали – только главный у них сейчас Смоленцев, он же Брюс. Большаков и Гаврилов большими людьми стали, один в Москве сидит, второй здесь, в Италии, в штабе Четвертого Украинского фронта. Пришвартовались нормально – и при первой возможности спешу пообщаться: хочется сведения о местной обстановке получить. Все ж в Полярном, не говоря уже о Северодвинске, мы своими стали, и нас знают, и нам все знакомо – а тут как?
– Семнадцатый год из нашего кино. За революцию все, – но наверняка и контра где-то есть, затаилась! Фрицы Ватиканом себе очень сильно испортили – теперь за них лишь отморозки, полная мразота. До того дошло, что королевские карабинеры стали организованно за нас – серьезные ребята, за закон и порядок, южан ненавидят, как мы фрицев. Рабочие с верфей и матросы массово вступают в коммунисты, даже среди офицеров находятся такие. В целом же дезертирство на флоте процентов десять, и не все идейные, кто-то просто до хаты подался. Но выше всего – среди старших офицеров, точно по классовому подходу! Так что корабли, специалистов лишившись, пока «ограниченно боеспособны», наш Владимирский порядок наводит, мужик вполне нормальный – биография товарища Вараввы из кино «Офицеры»: сначала кавалеристом в ТуркВО басмачей рубил, после, по комсомольской путевке, на флот. Здесь все в свои руки взял круто – никакой анархии не терпит. Так что на берегу спокойно – но поодиночке и ночью лучше не ходить, мало ли что про нас немцы знают?
Да, встречи на войне – это хорошо. Вот только в случайность верится слабо – не иначе, придется нам опять носителем ПДСС работать, что на этот раз захватить? А пока что восстановить боеспособность – принять торпеды до полного числа, шесть штук всего на борту осталось, а здесь, как капитан-лейтенант с бербазы доложил, уже для нас все доставлено, в складе рядом лежит.
– Когда грузить будете?
Да прямо сейчас – неизвестно, что завтра будет, вдруг срочно в море выходить придется? Так что – транспорт, кран и всеобщий аврал. Ясно, что основная работа для личного состава БЧ-3, но согласно уставу, при погрузке боезапаса, готовность один всему экипажу – тем более в чужой базе и в темноте. И очистить причал от посторонних!
– Так нет посторонних, тащ контр-адмирал! Это все наши, подводный осназ, и Третья Гарибальдийская, мы тут за порядок на базе отвечаем. Посмотреть пришли – что за корабли у советских.
Ага, знаем, «все свои»! Пример классический, в училище рассказывали. Когда в тридцатые создавали Тихоокеанский флот, то лодки, серия Щ, везли туда по железной дороге и окончательно собирали на Владивостокском Дальзаводе (тогда ССЗ № 202). И вот, первую готовую лодку спускают на воду – ночью, под большим секретом, не только из-за военной тайны, но также и потому, что с Японией тогда было «джентльменское соглашение», по которому они вернули нам северный Сахалин, а мы обязывались ограничивать свои силы на Тихом океане, и в частности – не строить подлодок. Гости, однако, присутствовали – все местное военное, партийное и советское начальство. Как положено, речи – и товарища комфлота, и директора завода, и других ответственных товарищей – за оборону морских рубежей СССР от агрессивного японского милитаризма и империализма. Лодку спускают, гремит оркестр, и «ура!»… и вдруг среди гостей замечают японского консула, совершенно случайно, охрана после клялась, что бдила, как подобает, строго по пропускам – ниндзей, что ли, проскользнул? Хотя последствий не было, японцы промолчали – наверное, потому, что сами очень любили мудрить с заключенными соглашениями[82]. А если там, в толпе, немецкий шпион? Или британец, что еще хуже?
– Так, Михаил Петрович, поздно уже гнать, – наш «жандарм», око государево, комиссар ГБ Кириллов рядом стоит, и на берег смотрит, – что могли, увидели уже. А с политической точки зрения не следует итальянских товарищей обижать. Товарищ Смоленцев, поставьте оцепление вон по тому рубежу. А дальше – пусть смотрят.
Закипела работа. Торпедопогрузочный люк у нас не в палубе, как на субмаринах этого времени, а рядом с торпедными аппаратами в носу. Торпеду к нему краном, горизонтально, застропить за хвост, втянуть внутрь. Все механизировано – не надо руками ворот лебедки крутить. Итальянцы сопровождают погрузку каждой торпеды криками и жестами, как болельщики на футболе. Брюс там бегает, с местными командирами, распоряжается. И кто там с ним вместе – он что, себе ординарца устроил женского пола, или телохранительницу, как у меня поначалу Аня была? Точно, девушка, в камуфляже и с ППС на плече, все время у Смоленцева за спиной. Женушка моя и тут успела кого надо к кому надо подвести?
– Михаил Петрович, – снова Кириллов, исчезал, и появился, только закончили погрузку, – я бы советовал вам организовать приборку, или что положено, при встрече комфлота? Владимирский будет завтра вас инспектировать, в девять-ноль-ноль.
Вот не было печали! Впрочем, особого беспорядка на борту нет. А если Владимирский Лев Анатольевич, 1903 года рождения, «боевой» адмирал, а не парадный – то должен понимать, что такое корабль после долгого похода, от Полярного ведь шли!
– И помните про секретность, – говорит наш «жандарм», – у товарища Владимирского допуска к «Рассвету» нет, однако же он как комфлотом имеет право знать ваши возможности, чтобы отдавать вам выполнимые приказы. Так что покажите и расскажите ему все, именно в этих границах.
– А если он будет неудобные вопросы задавать? – спрашиваю я. – Да просто слишком умным окажется, как товарищ Зозуля в Диксоне?[83]
– В исключительном случае имею право взять с Льва Анатольевича подписку «ОГВ», – ответил Кириллов, – но лучше без этого пока. Пусть, по известной нам биографии, самые надежные товарищи, но информация имеет свойство распространяться. И если к союзникам – то это выйдет еще хуже, чем к немцам. Так что, «как бы чего не вышло», как любил повторять один чеховский персонаж.
Все было не так, как мы ожидали. Не было кортежа, золотых погон, свиты в парадке – просто без четверти девять у трапа остановился «виллис». Не было даже охраны – впрочем, как после просветил меня Смоленцев, сопровождают адмирала и прочих наших чинов наши «гарибальдийцы», взявшие здесь на себя многие обязанности комендачей. До расположения довели, обратно снова примут – а стоят они здесь же, держа внутренний периметр.
– По секрету скажу, уже решено, после войны наши «красные бригады» не распускать, а переименовать в Корпус народных карабинеров. Чтобы с коммунистами тут никто с позиции силы говорить не смел.
Адмиралов было целых два. Владимирский, командующий ЧФ, и еще одна легенда нашего флота – контр-адмирал Басистый, флагман эскадры, которую мы сопровождали. Я, как положено, встретил их на мостике, отдал рапорт – и начал экскурсию, в сопровождении Кириллова, придерживаясь строго официального тона.
Владимирский Лев Анатольевич. Что никогда не вошло в мемуары, 19 марта 1944 года
И откуда же вы такие взялись? Вопрос не праздный – если наши сумели это чудо построить, то значит, и в иностранных флотах очень скоро появится?