нного испанцами – освободить дороги и мосты, сесть в глухую самооборону в своем собственном расположении под угрозой уничтожения с воздуха при любой активности – доблестные парашютисты, под командой генерала Треттнера, решили прорываться домой. Район их дислокации был южнее, от Лиссабона до Коимбры, связующее звено между фронтом у Порту и гарнизоном Гибралтара. И, в отличие от севера Португалии, здесь не висела над головой американская авиация с британских аэродромов – зато парашютисты были весьма озабочены возможными репрессиями за расстрелянных в Лиссабоне американских пленных. И вот, две парашютные дивизии отправились в тридцатидневный поход через весь Пиренейский полуостров, с запада на восток, частью на реквизированном у испанцев автотранспорте, частью по железным дорогам, но больший отрезок пути проделавшие пешком по диким испанским горам, неся потери и отбивая атаки как франкистов, так и коммунистической гверильи[100]. Потеряв почти четверть личного состава убитыми и ранеными, 1 апреля они все же вышли на французскую территорию, контролируемую германскими войсками, у Олоне-Сент-Мари. И понесенные ими жертвы не были напрасны – прибавив уважение к Германии при заключении мира. Я полагал, что на вверенном мне участке фронта будет так же – когда здоровые силы в Берлине свергнут и арестуют ефрейтора вместе с его кликой, то я счел бы своим долгом обратиться к другой стороне с предложением справедливого перемирия.
Второго апреля русские начали наступление. Корпус «Байерляйн» стойко оборонялся – но роковым оказалось то, что обе его панцергренадерские дивизии были связаны боями и никак не могли отреагировать на угрозу в тылу. В ночь на 4 апреля русские и итальянцы высадили десант у Ниццы, общим числом больше дивизии отборной морской пехоты, при мощной огневой поддержке с кораблей. Шестнадцатая фольксгренадерская сражалась отчаянно, но была практически полностью уничтожена в ночном бою, не получив приказ на отступление. И русские не только перехватили коммуникации группы «Байерляйн», но даже сумели нанести удар ей в спину, по тыловым частям и базам снабжения. Эта атака была отбита, но положение «Байерляйна» при усиливавшемся натиске русских с фронта стало безнадежным. В ночь на 7 апреля был отдан приказ отходить по горным долинам Приморских Альп севернее Ниццы – на Касталан, Форкалье. Вышла треть людей, потеряв всю технику, артиллерию, тылы.
Первые атаки с запада на русский плацдарм, силами корпуса «Тропик», последовали уже вечером 4 апреля. Но русские позиции с фланга, с севера, были прикрыты горами, непроходимыми для техники. И у меня не было легкой пехоты, способной действовать в горах – парашютисты, так и не успевшие отдохнуть после испанского похода, появились у плацдарма лишь утром 7 апреля. Причиной столь медленной переброски было ужасное состояние французских железных дорог, диверсии макизаров и постоянные американские бомбежки. Единственным танкодоступным направлением по относительно ровной местности было западное, вдоль берега, в пределах досягаемости корабельной артиллерии итальянцев, под частыми авиаударами русских Ил-2. И люфтваффе ничем не могло помочь – 30-я и 76-я бомбардировочные эскадры понесли огромные потери над Специей, практически были уничтожены! Истребительное воздушное прикрытие русских над плацдармом было очень сильным, учитывая близость аэродромов в Италии. В итоге участие люфтваффе свелось к эпизодическим беспокоящим налетам, что было совершенно недостаточно. К тому же оказалось, что русская морская пехота имеет в изобилии противотанковые средства, не только аналог фаустпатронов, но и легкие безоткатные пушки[101] с кумулятивными зарядами, легко пробивающими броню «пантер».
Результатом моего доклада в Берлин был приказ ОКМ Тулонской эскадре – выйти в море, разбить итальянский флот, оказать моей армии требуемую огневую поддержку.
Задача казалась реальной – поскольку итальянцы на море не считались за серьезного противника даже для французов. Имелись все основания считать, что подлодка К-25, считавшаяся единственной реальной силой русской Средиземноморской эскадры, потоплена или тяжело повреждена при бомбардировке Специи 2 апреля. При русском господстве в воздухе над плацдармом, не были замечены в большом количестве бомбардировщики или торпедоносцы, опасные для кораблей.
Шестого апреля объединенный немецко-французский флот вышел из Тулона. Навстречу своему последнему и страшному поражению – от каких-то итальянцев!
Лазарев Михаил Петрович. Подводная лодка К-25, Средиземное море, юго-западнее Ниццы, 6 апреля 1944 года
Контакт, цель групповая, пеленг 260. Эскадра!
И сразу – боевая тревога! Оба реактора выходят на максимальный режим, торпеды готовы принять программу наведения, экипаж стоит по боевому расписанию. Ну а лично я уже в ЦП.
Диспозиция: глубина шестьдесят, ход пока двенадцать узлов. Патрулировали на рубеже, выписывая «восьмерку», миль по двадцать с севера на юг. За нами «Ворошилов» с эсминцами, ходят чуть восточнее, чтобы своим шумом нашей акустике западный сектор не перекрывать. Ну а еще северо-восточнее, берег тут с юго-запада на северо-восток, работает у плацдарма итальянская эскадра, оба линкора типа «Чезаре», крейсера и эсминцы – мешают с землей немецкие танки, пытающиеся сбросить наших в море. Мы прикрываем союзников как от немецких линкоров из Тулона, так и от лодок с Мальорки. Наши выбраны в помощь, потому что взаимодействие с ними уже налажено, опыт есть, как мы их в Специю проводили, и кое-какие тактические приемы с товарищем Басистым уже обговорены – а с итальянцами большой вопрос, еще глубинками угостят, не разобравшись, ну и конечно, секретность. И языковый барьер.
Всплываем на перископную глубину, поднимаем антенну РЛС. Цели на планшете, привязка к пеленгам по ГАС. Противник идет двумя отрядами, в одном три крупные цели, в окружении восьми мелких, в другом целей больше двух десятков, но размером различаются не сильно. Первый отряд идет ближе к берегу и впереди, второй мористее и отстает.
– Радио с «Ворошилова». Авиаразведка докладывает, первая группа – это «Страсбург», «Шарнхорст», «Зейдлиц» и эсминцы; вторая – это французы, крейсера и лидеры.
Ну вот, наконец будет на нашем счету полноценно потопленный линкор, а то и два! Глубина хорошая, так что нам можно без шума разогнаться до тридцати узлов, но зачем, если дичь сама на охотника бежит? Будем стрелять полным залпом, двумя крупнокалиберными «японками» и четырьмя «53», все с наведением на кильватер. Приказываю снова поднять антенну – если немцы и заметят, наплевать, сделать не смогут ничего! А самолеты над нами только наши. Зато первый залп сделаем в полигонных условиях, с точным прицелом.
«Ворошилов» отходит к востоку. Противник накатывается прямо на нас, дистанция по радару восемь миль. Когда до эсминцев передовой завесы остается пять, а до линкоров за ними еще миля, стреляю «японками». Эсминцы не отворачивают. Ну что ж, сами выбрали себе судьбу – если бы шарахнулись в стороны, услышав торпеды, то мы бы, еще сблизившись, отстрелялись бы «пятьдесят третьими» по линкорам, у них хоть и самонаведение, но дальность всего три мили. Но враг попался упорный – так что приказываю нырнуть на пятьдесят, ГАС в активный, уточнить элементы движения цели, данные введены в торпеды, пуск! И уходим на двести, набирая ход, отворот влево – все ж не стоит лезть прямо под противника, если можно избежать!
Акустик докладывает, слышны взрывы, по времени – «шестьдесят пятые японки». Пеленг совпал с одним из линкоров, шум его винтов прекратился. Затем еще два взрыва, попало эсминцам. А две, выходит, не захватили цель, вот снова Бурову отчет писать! Мы же аккуратно завершаем маневр уклонения, доворот на юг, глубина двести пятьдесят, скорость двадцать четыре, разгоняемся еще! А наверху слышу разрывы снарядов. Как раз то, что мы обговаривали с Басистым – стреляет «Ворошилов». Попасть с двенадцатимильной дистанции по эсминцам вероятность мала – но вот противолодочный поиск им срывает качественно! Потому что для этого эсминец должен сбросить ход до малого, а то и вовсе на стоп, слушая шумы, и так же тихо выдвигаться в выбранный квадрат поиска, или по услышанному контакту с лодкой, пеленг влево, вправо, уровень сигнала – сближение… как заниматься этим, когда рядом падают снаряды с крейсера, одного попадания которым эсминцу хватит для очень крупных проблем? А если считать, что дальность стрельбы «Ворошилова» свыше двадцати миль (сорок километров, по-сухопутному, то есть во всем этом радиусе он может прикрыть нас от противолодочников), может, и не потопит, но работать им не даст – а у нас кислородные «японки» бьют на десять миль, тактика получается убойная, по крайней мере, до появления на кораблях ПЛО противолодочных торпед и ракето-торпед. И вот теперь немцы с ней знакомятся вживую.
Выходим курсом точно на французов! Сейчас и вам прилетит. Нет – смотрю на планшет, немцы идут в атаку! Не по нам – по «Ворошилову» с эсминцами. Сигнатуры (акустические «портреты») опознаны, «Шарнхорст» (слышали мы его в Норвежском море весной сорок третьего) и «Зейдлиц» (его однотипных «братьев», «Хиппер» и «Эйген», мы уже утопили), ну значит, это «Страсбургу» от нас попало, а эти двое, разогнавшись до тридцати узлов, прутся курсом на восток-северо-восток! Решили, что попали на позицию обычной субмарины. Тогда да, быстрее вперед проскочить, это выход, не угонится за ними лодка под водой на четырех-восьми узлах, не успеет занять позицию для повторной атаки, пока аппараты перезарядит. Ну а мы успеем!
Успели только-только. Завершили циркуляцию – «родными» торпедами двадцать первого века я рискнул бы и за корму стрелять, задав в программу поворот после пуска, а местными изделиями чревато, хотя такая команда предусмотрена – но проверено опытом полигона, резко снижается вероятность попасть, так что доворот не больше тридцати градусов! Вышли на глубину пятьдесят, скорость сбросили, и пуск всех шести, двух «японок» и четырех обычных, почти что в траверз целей с дистанции в две с половиной мили! И сразу вниз и ход полный – эсминец в опасной близости, идет на нас, явно услышал! Бомбы сбрасывает – но глубину правильно определить не сумел, мы уже на трехстах были, а он на сотню поставил. И ведь почти у нас над головой взорвалось, но много выше, не опасно. А на глубине мы можем бегать быстро и бесшумно, винты здесь не кавитируют, тихие совсем. Ну вот, разошлись далеко в стороны! И взрывы наших торпед – первый был такой силы, что без ГАС было слышно. Погреб у немцев рванул? Могло – торпеда с наводкой на кильватер идет под корму по синусоиде и вполне могла, очередным доворотом, влепиться под кормовую башню.