В прифронтовых условиях, тут первое дело отоспаться – поскольку никогда не знаешь, может, после придется сутки на ногах. Но здесь вроде не фронт, так что физуха с тактическими учениями. Заодно лишний раз ознакомиться с окружающим пейзажем, в смысле обороны, нападения, скрытых подступов и возможного отхода. И новичков погонять, из последнего, местного пополнения – старички вроде Мазура и Скунса давно на правах сержантов, ну а молодые, они молодые и есть, даже если с фронтовым опытом, а не прямо из учебки. Оружие, конечно, всегда при себе – я своих учу, всюду, где хоть теоретически возможно появление врага, даже за куст отошел присесть, автомат на шею, ну а привычку в пирамиды составлять оставьте для совсем уж глубокого тыла, и то в кармане полезно иметь что-то малогабаритное. Единственное послабление, что в боевом выходе бы полный боекомплект взяли, которого никогда слишком много не бывает, а тут достаточно по минимуму, ну не может тут быть даже взвода боеспособных фрицев – вот не помню, «вервольф» на французской территории вообще наличествовал как класс? Так морпехи рядом, услышат, и не устроить фрицам засаду, мы тут всего второй день и произвольным маршрутом бегаем, да не всегда по дорожкам, а временами с преодолением препятствий. Мины тут поставить сложно, а на канализационные люки мы вчера еще камни или железо навалили, мало ли что?
Солнышко светит. Температура – градусов пятнадцать: юг. День к вечеру близко. К вечерней сводке успеем – что там под Берлином творится, скоро ли конец войне? Бежим, лезем, причем не колонной, а несколькими тройками, параллельно, как фланги друг другу страхуя. Сейчас поворот, и домой.
И тут из проулка между складами, метрах в ста, раздался истошный крик.
Это же место и время
Серый кот выходил на свою обычную охоту.
Коты не собираются в стаи? Зато стаи есть у собак и людей! И кот успел твердо усвоить, что на территории человеческой стаи, где вожаком его Хозяин, охотиться можно беспрепятственно. Не ради пищи – на кухне коту всегда находились мясные обрезки или потроха, – но ради порядка! У каждого уважающего себя кота должна быть территория, которую подобает обходить дозором, не завелись ли там крысы и мыши.
Кот смутно помнил мягкий диван, лампу под зеленым абажуром и прежних хозяина и хозяйку – но это было бесконечно давно. Теперь у кота был другой Хозяин, правда, он часто пропадал, наверное тоже ходил на охоту, но всегда возвращался, довольный и усталый. Только ему кот позволял себя гладить, а еще играть с собой – как, например, в «цап-царап». У котов скорость реакции где-то вчетверо быстрее человечьей, но Хозяин часто успевал хлопнуть кота по брюху, по боку, даже по голове и отдернуть руку быстрее, чем кот – перехватить лапами. Однако кот учился тоже – нет, он знал, что хозяйскую руку цапать нельзя, но игра была так увлекательна, что не всегда получалось убирать когти! Тогда Хозяин перешел на деревяшку (учебный нож для отработки приемов рукопашного боя) – или же, опустив кота на пол, сам вооружался шваброй или пытался попасть в увертывающегося кота бумажными шариками – в общем игры были самыми разнообразными! Впрочем, люди этой стаи любили играть – сколько раз кот видел, как они сходились друг против друга, не насмерть, но в игре, каждый пытаясь коснуться противника рукой, ногой, ножом, прикладом. Короткие удары в постоянном движении – кот тоже опробовал эту тактику на попавшемся ему семействе крыс и нашел, что она гораздо лучше, вместо одной добычи ему досталось три, а еще можно работать всеми четырьмя когтистыми лапами и зубами. В жизни коты (как и собаки) часто перенимают характер своих хозяев – так представьте кота, живущего при роте спецназа!
Единственно, коту не нравилось, что территория постоянно менялась. И ее каждый раз приходилось обследовать и осваивать заново. Потому, ради осторожности, сначала кот бегал вместе с Хозяином, запоминая границы своих новых владений, затем решался отбегать в сторону, но так, чтобы Хозяин был где-то поблизости, и лишь уже освоившись, позволял себе ходить свободно, уже по знакомому месту. Вот и сейчас кот знал, что рядом бежит Хозяин, с людьми из его стаи – но где было людям, между домами и заборами, угнаться за котом?
И тут из-за угла впереди появился человек. Чужой – и Хозяин, и его друзья пахли совсем иначе. Человек нагнулся, пытаясь схватить кота за загривок, в другой его руке блеснул нож. Хозяин проделывал это куда быстрее!
– Шайзе! – сказал человек, когда кот, извернувшись, вцепился в его руку и зубами, и когтями. И пытался ударить кота ножом – но кот, тотчас же отпустив пораненную руку, прошмыгнул у человека между ног и впился ему сзади в лодыжку, прокусив сухожилие. И отскочил, злобно шипя – шерсть вздыблена, хвост трубой. Человек заорал и сунул руку в карман, доставая пистолет.
– Хальт! Хенде хох, сука!
Кот опустил хвост и недовольно муркнул: «Хозяин, мог бы и побыстрее!»
Маэстро проклинал свою «удачу» и этот день – это надо же было так глупо попасться! Мы все, конечно, патриоты рейха – но Германия войну проиграла, надо смотреть правде в глаза. И огромная разница – бравировать перед подследственными или всерьез задуматься о будущей собственной судьбе. Надо было успеть соскочить с поезда, на всех парах несущегося к обрыву, и отступление немецкой армии давало тому лучшую возможность, не хватало еще попасться по обвинению в дезертирстве, а штрафной батальон Остфронта – это тот же смертный приговор! Правда, здесь, в Тулоне и Марселе, был риск быть узнанным – но и выгода от знания кое-каких людей и маршрутов, в Швейцарию или в Испанию, будет видно! А следователю гестапо несложно добыть и подлинные французские документы (одного из расстрелянных – и по возрасту, и даже внешне похож), и штатскую одежду, и кое-какие ценности (золото и валюта из числа утаенного при обысках) – достаточно, чтобы начать новую жизнь в другой стране. Затеряться при эвакуации, «пропасть без вести», пересидеть в подготовленном убежище, в подвале одного из складов – и вылезти, не сразу, когда русские только что вошли и стреляют во все, что шевелится, но и не тянуть, когда уже будет наведен порядок. И кто заподозрит скромного француза (благо Маэстро, будучи родом из Эльзаса, на этом языке говорил свободно), одного из многих беженцев, сорванных с места войной? Тем более надо всего лишь, выбравшись из порта, найти в городе одного скользкого типа, промышлявшего контрабандой, а еще подрабатывавшего агентом гестапо – он не откажется помочь, не ради любви к рейху, а чтобы не быть выданным. Правда, он может решить, что концы в воду (в виде трупа) надежнее – ну так парабеллум в кармане, и быть начеку, да и не знает этот месье, один я или за мной организация. Все было бы так – если бы не те проклятые консервы!
Маэстро был предусмотрителен, сделав в убежище запас продуктов. Но консервы оказались протухшими – чертова интендантская крыса, ну попадись он мне еще! Двое суток просидеть на одних сухарях и воде, желудок уже сводило – и этот кот, а кошачье мясо совсем как кроличье, если правильно приготовить! Захотелось поужинать, вспомнить Сталинград, только так там и питались – ели котов, собак, ворон и дохлую конину. Так мало того, что кошак оказался необычно ловким, еще и русских черт принес! Причем не патруль из простой пехтуры, а судя по камуфляжу и поведению, егеря-антидиверсы, самый опасный противник, специально натасканный на таких, как он! Попробовать отбиться? Парабеллум в руке, запасная обойма в кармане, убежище рядом, и скоро уже стемнеет… Не получится, их трое – нет, уже шестеро, и кажется, там еще кто-то есть, и все с автоматами и стоят грамотно, даже дернуться не успеет, изрешетят! Умирать очень не хочется – а ведь убьют, прямо здесь и сейчас!
Пистолет стукнул о камень. Маэстро поднял руки. В конце концов, отчего бы мирному французу не иметь оружие, подобранное на всякий случай, в городе ведь наверняка грабежи – особенно туркоарабы из вспомогательной полиции свирепствуют, не думают, обезьяны, что с ними после будет! Архив гестапо уничтожен, он лично проследил, свидетелей из подследственных не так уж много – живых, ну а персонал должен был удирать куда быстрее частей вермахта, не ожидая от русских, да и от освобожденных французов ничего хорошего! Трое русских подходят, а шестеро, вижу их, прикрывают, держат периметр – да, опытные, сбежать от них точно не удалось бы! Поставили лицом к стене, обыскали – тоже умело, не только карманы, но и все места, где может быть что-то спрятано. Документы их старший себе в карман сунул, даже не читая – плохо, значит, в СМЕРШе разбираться будут. И проклятый кот здесь же крутится, пнуть его напоследок – единственное, что остается!
Кот увернулся опять! Высоко подпрыгнул, шипя, как кобра, повис на штанине и впился зубами между ног Маэстро. Гестаповец заорал, пытаясь отцепить этого чертового зверя, и тут же получил жестокий удар по почкам.
– Рук не опускать! – сказал русский. – И не сметь обижать моего кота, урод! Руки на затылок – и пошел!
Кот спрыгнул наземь, подошел к русскому, с урчанием потерся о ногу. Так это не обычный кот, а как собака – служебный, дрессированный! Русских понять невозможно, они и котов могли поставить в строй.
– А еще он вцепляется и выцарапывает глаза, – сказал русский насмешливо, – и любит откусывать уши, нос, пальцы. А когда почует кровь, то совсем звереет, даже я его боюсь, может горло перегрызть. Попал ты, фриц, – все это у тебя еще будет, на допросе.
Маэстро вздрогнул, представив эту процедуру – он любил причинять боль другим, но никак не переносить ее сам. А травить допрашиваемого специально обученным котом – это надо было додуматься, русские варвары, звери! Черт, этот русский же по-немецки говорил, и я показал, что понял! И татуировка под мышкой, группа крови – господи, ведь эсэсовцев они в плен не берут, а сразу ставят к стенке! Если только пленный не представляет оперативный интерес! А я ведь знаю достаточно много!
– Я хочу сделать заявление! Я старший офицер гестапо и готов добровольно сотрудничать с русской контрразведкой!