Через час в городе из каждого окна свешивались простыни, полотенца, наволочки и платки. Жители с ужасом смотрели на гарцующих по улицам всадников, совсем таких, как рассказывала пропаганда – в ожидании, когда эти дикие людоеды будут жарить их живьем. Но русские варвары вели себя на удивление смирно – хотя, когда они ворвались в город, всем, кто попался им на улице в военной форме, очень сильно не повезло. В старой крепости-цитадели, где теперь располагалась тюрьма и жандармерия, русских солдат встретил пожилой вахмистр, вскинул руку к козырьку и начал докладывать, хотя было видно, как ему страшно – нашли переводчика, оказалось, что сей полицейский чин рапортует, что сдает город в полном порядке, и интересуется, не будет ли доверено ему и его людям поддерживать оный и дальше. Русских, однако, интересовала лишь тюрьма, нет ли там наших пленных и коммунистов – услышав ответ, что таковых тут отродясь не бывало, а в камерах лишь местные уголовные, русский офицер приказал выгнать всех во двор, где бывших арестантов немедленно покрошили из автоматов. Во-первых, надо было куда-то деть пленных, а во-вторых, капитан, назначенный комендантом, хорошо помнил инструктаж, что в каждом немецком городе есть «вервольф», как у нас в сорок первом при отступлении оставляли подполье – но у немцев всё поставлено с большим размахом: и тайные склады оружия и боеприпасов, и банды обученных диверсионному делу головорезов, притворившихся мирными жителями, во главе стоят фанатики эсэс, готовые умереть за фюрера, и всё это тайными каналами связи объединено в одну сеть, получающую указания из Берлина. Так что капитан обоснованно ждал в самом ближайшем времени массовых попыток диверсий, убийств из-за угла, а то и фашистского восстания – и тюрьма, куда следовало бросать всех подозрительных, была архиважным местом.
Но никаких выступлений не было, ни в первые дни, ни когда фронт продвинулся еще дальше на запад. Однако же тюрьма не пустовала – поразительно, как эти герры и фрау любят стучать друг на друга (согласно статистике, по числу доносов «куда надо», на тысячу человек населения немцы, что при Гитлере, что в ГДР, что в ФРГ, что в Кайзеррайхе, были на устойчивом первом месте, а вот сталинский СССР, отставая на порядок, лишь на шестом, пропустив вперед «демократичные» Англию, США и кого-то еще). Так что очень скоро в тюрьме оказались все без исключения члены НСДАП, находившиеся в этом городе – быстро нагрузив работой Особый отдел (а что вы думали, если есть комендатура, то обязательно присутствуют и «те, кто надо» с нашей стороны). Но никаких «вервольфов» не попадалось, несмотря на комендантский час и активную следственную работу с мероприятиями типа обысков и облав. Немцы, кстати, были довольны – преступность упала практически до нуля, поскольку почти единственным наказанием для уголовной братии был расстрел у ближайшей стенки.
Еще коменданту запомнилась пышнотелая накрашенная фрау, заявившаяся «по очень важному делу» на третий день. Фрау оказалась хозяйкой местного борделя, и пришла, чтобы заявить, что ее заведение готово возобновить работу, и даже расшириться, «ведь вы же, наверное, мобилизуете всех жен, сестер и дочерей офицеров вермахта и эсэс; так лучше будет, если процесс будет проходить не в антисанитарных условиях, а как подобает! Вот у меня список интересующих вас особ – а вот прошение, в случае предоставления мне дополнительной рабочей силы, выделить мне в расширение соседний дом, выселив жильцов. Зато тогда все храбрые русские солдаты и офицеры получат самое качественное обслуживание!»
Лондон, 15 января 1944 года
Наконец Англия могла радоваться. Ощущение близкой победы – как запах весны зимой. Нет, британцы и раньше не сомневались, кто победит в этой войне, но сейчас возникло чувство ее скорого завершения.
С ноября не появлялись над Лондоном даже одиночные немецкие самолеты. И над Каналом люфтваффе резко снизило активность. После разгрома флота гуннов у берегов Португалии и очередных поражений их армии на русском фронте, десант в Англию исключался даже теоретически. А сам Уинни, наш премьер, вместе с американским президентом летал в гости к Сталину, и как было заявлено прессе, переговоры прошли с полным успехом, и были достигнуты все договоренности, как окончательно разбить общего врага.
Были, конечно, неизбежные трудности. Но голода не было – все лужайки и газоны были превращены в огороды, неужели вы думаете, что их и в самом деле лишь подстригали в течение трехсот лет, за которые добрая старая Англия пережила достаточно бедствий? Были и жертвы – в основном, среди экипажей кораблей и самолетов, в Атлантике продолжались сражения с «волками Деница», продолжавшими брать с конвоев ощутимую дань, но и Роял-Нэви хвастался впечатляющим числом потопленных субмарин, так что было мнение, что надолго немцев не хватит. И уже семнадцать немецких городов были превращены ну если не в пыль и пепел, то в руины, и может быть, число убитых так немцев и в самом деле достигло миллиона, как утверждало Би-Би-Си – важно было, что горят их города, а не наши! – и что с того, что число потерянных бомбардировщиков Королевских ВВС превысило две сотни и ходили слухи, что экипажи сбитых самолетов разозленные гунны в плен не берут – но у Британии много и кораблей, и самолетов, и храбрых мужчин, готовых отдать жизнь за короля.
Однако же два почтенных джентльмена, беседующие сейчас у камина в гостиной особняка в викторианском стиле, были в весьма дурном настроении.
– Вам нельзя сегодня больше пить, Уинстон. Русский коньяк, конечно, хорош, но надо же знать меру!
– К дьяволу, Бэзил! Вы не хотите знать, что было сегодня в Объединенном штабе? Жаль, что у вас нет допуска, уж вы бы со своим аналитическим умом наверное увидели бы то, что не желают видеть эти недоумки в больших чинах!
– Насколько я понимаю, обсуждалась будущая высадка на континент?
– Именно так, Бэзил! Русские, как всегда, удивили мир – все наши военные эксперты ждали, что бои на Висле будут если не как Сомма той войны, то чем-то похожим. Теперь те же умники спорят, когда русские встанут на Одере: к началу февраля, или уже через неделю? А там, я напомню, сорок миль – и Берлин! И если мы не хотим прийти на обед, когда всё уже съедено, надо выступить в поход сейчас! Иначе мы рискуем встретить русских солдат уже на том берегу Канала. И что тогда нам останется от Европы?
– Сколько я помню, Уинстон, вы говорили про послевоенную конференцию, на которой лишь и будут определены границы?
– А какие позиции будут у нас на этой конференции, если вся Европа к тому времени будет лежать под русским сапогом? Если хотя бы половина у нас – это совсем другое дело. Но мало нам было, что кузены всё чаще стали находить со Сталиным общий язык, в ущерб британским интересам, так еще и этот мерзавец де Голль! Это ничтожество, официально дезертир, никакой не генерал! Если бы не я, он так и болтался бы по Лондону с протянутой рукой – или же максимум командовал бы полком французского пушечного мяса на нашей службе! Я создал ему эту «Свободную Францию» на английские деньги – я закрывал глаза на его диктаторские замашки, как он обращается со своими же людьми – и он еще смеет иметь собственное мнение?! И заикаться о какой-то там французской независимой политике? Неблагодарная тварь – еще один Коморовский! С той лишь разницей, что тот был немецким агентом, а этот продался русским. Ничего – я ему этого не забуду!
– Ну, Уинстон, цинично рассуждая, он поступил по правилу «у меня нет друзей, а есть лишь интересы»…
– А вы можете представить мир, где этому правилу следуют все? Дикий Запад, где всё решают кольт и кулак – лес, населенный одними волками. Которые затем вымрут от голода, поскольку некого будет съесть. Нет, в лесу должны быть кролики как кормовая база. Причем в большем количестве, чем волки – считая, что каждому из волков надо обедать каждый день. И чрезмерное убийство кроликов должно караться, поскольку лишает обеда других волков. Вот зачем в обществе нужны нормы поведения, к коим относится и требование честной игры. Для большинства – волков не должно быть слишком много. Вы еще не поняли, Бэзил? Если кто-то поступает со мной непорядочно, то это значит, что он считает себя волком, а меня кроликом! Хотя вчера еще был им сам, и позволял мне себя кушать, как я того хочу!
– Занимательная теория. Но меня больше интересует, что Сталин пообещал французам?
– Возвращение в клуб держав, что еще! Как после той войны мы поддержали побежденную Германию как противовес французам на континенте. Теперь же русские осмелились выбрать Францию как противовес нам. Что означает – Германию они уже считают своей добычей. И они реально могут всё это получить, если мы не успеем! Но черт побери, для того нам надо встретить их если не на Эльбе, то на Рейне!
– Я так понимаю, что военные ваше предложение не поддержали?
– Проклятое «погодное окно», в которое, по утверждению авторитетнейших экспертов Адмиралтейства, только и возможна высадка на французский берег! Не раньше мая – июня. Сильно подозреваю, что русские уже будут на Рейне. И неизвестно, кто тогда раньше войдет в Париж.
– Простите, Уинстон, а как же высадка в Норвегии в сороковом? И мы, и гунны – да и русские, я слышал, успешно высаживали десанты зимой!
– Бэзил, вы всё же не моряк и не понимаете. Мало высадить на вражеский берег войска, их надо снабжать, тысячи и десятки тысяч тонн ежесуточно! А это выгрузить на необорудованный берег трудно, если только вообще возможно. Нужен захваченный порт, или соединение десанта с наступающими вдоль берега силами. Или очень хорошая погода, позволяющая транспортам подходить к импровизированным причалам. Но никак не зимние шторма! В Норвегии и немцы, и мы высаживались прямо в портах. Сейчас же – генералы и адмиралы слишком хорошо помнят Нарвик. Вам напомнить, как впечатляюще – на бумаге – выглядело соотношение сил до начала, и чем всё завершилось?
– Сколько помню, был план, что нам откроют дверь восставшие французы.
– Да, и вот за этим мне был нужен де Голль! Прежде у него не было выбора, он мог вернуться во Францию только так. Но после русских обещаний, он прямо заявил мне, что не хочет, чтобы его люди были английским расходным материалом: «Что будет, если мы восстанем, а вы не придете – еще одна Варшава?»