– Советское правосудие гуманно даже к преступникам. И предлагает вам, гражданка Пирожкова, добровольную замену высшей меры социальной защиты на двадцать пять лет заключения, с условием отбытия части срока на опасных работах или научных экспериментах. Здесь подпишите – или нет, вам выбирать.
Конечно подпишу! Двадцать пять лет это не так много. Опасные работы и эксперименты – так я очень постараюсь выжить. Чтобы после пройти по своему Пскову в обновленной России, свободной от коммунизма. Увидеть над Кремлем царского двуглавого орла. И взглянуть на казнь и позор тех, кто сейчас обрекает меня на муки. Нет, одного морального осуждения для них будет мало – ведь они станут наслаждаться жизнью в свои лучшие годы, пусть же ответят за все! А я буду свидетелем на процессе, где вынесут приговор уже им. И может быть тогда, году в 1969-м, я буду еще не совсем стара и уродлива, и встречу своего избранного, борца за счастье русского народа? Точно, встречу – ведь тогда придет срок выходить на свободу тем, кто осужден сейчас!
А если ничего этого не будет – тогда и не надо жить![82]
Анна Лазарева. Северодвинск, 30 августа 1944 года
Вот мразь! С ней пообщавшись, хочется вымыться. В голове не укладывается, как можно быть такой … слов нет, одни лишь ругательные, из боцманского загиба. Наташка, которая роль играла, после едва не плакала:
– Ань, ты не подумай, что я такая! Ты сказала – вот я и старалась.
– Дуреха ты, Наташ, а подумай, как я еще худшую роль в оккупированном Минске целых полгода, а не четыре дня, играла? Главное, чтобы эта маска к тебе не приросла!
Вот только такие твари мне даже там не встречались! Предатели, с которыми было все ясно – как псы, что служат за кусок с хозяйского стола. А эта – ведь не за что ей конкретно быть обиженной на советскую власть – не голодала, не страдала, в семье достаток был (кто знает, что такое питерская коммуналка, тот просто не поймет, как это, в собственном доме жить, а затем в пятикомнатной квартире, и быть чем-то недовольным?). Папаша получал очень неплохо, по советским меркам, и даже брат Илья, что с Юденичем ушел, как выяснилось, не в бою с Красной Армией погиб, а добежал после до Латвии, жил в имении у каких-то знакомых, в пьянстве и депрессии застрелился. И из отдельного дома в квартиру всю их семейку выгнал не красный комиссар, а священник, прежний этого дома хозяин, который еще в 1917-м сбежал, а через девять лет вернулся и предъявил права на свою собственность. Но жила она до сорок первого – даже лучше, чем я! Ах, свободы ей захотелось? Под которой она понимала – живу как хочу, как свободная личность, и мне за одно это должны особые условия обеспечить. И это святое право не всех людей, а одной лишь интеллигенции. Непременный признак которой это оппозиция к любой власти – однако же эта самая власть обязана за это интеллигенцию кормить и содержать. Наверное, именно за это русскую интеллигенцию и называли «гнилью» и «говном» и русский император Александр Третий, и Владимир Ильич.
– Немцам служить, врагам, оккупантам – это тоже свобода?
– Да, свобода! Если хотите, чтобы лучшие люди нации вам служили – так создайте условия, чтобы нас устраивали!
– Это вы, что ли, лучшие? – удивляюсь я. – Вот у меня на счету полсотни убитых фрицев, и это лишь те, что точно сдохли. Еще, наверное, штук двадцать сдохших, вероятно, могут и раненые быть. А что ты сделала для столь любимого тобой на словах русского народа в это тяжелое время?
А она орет, что для русского народа было бы лучше приобщиться к европейской цивилизации. Пусть даже завоеванными – но поскольку Европа это свобода, то был шанс, что все изменится к лучшему. И вообще, эксцессы и жестокость немцев это большей частью ответ на фанатизм таких, как я, – а так, немцы высококультурная нация. И она, Вера Пирожкова, старалась, чтобы между нашими народами пришло взаимопонимание. И была бы свободная, демократическая Россия, где «всем достойным людям было бы хорошо».
Она что, за восстановление монархии? Нет – оказывается, решать все должна интеллигенция! Но не править сама, а именно указывать исполнительной власти, которая и должна все осуществлять (и отвечать). А какая это власть, без разницы, хоть царь, хоть республика, хоть иноземная оккупация – главное, чтобы слушали «образованных людей»!
Да, по ее мнению, и свобода это лишь для «образованных». Ну а прочие должны работать и молчать. Поскольку свобода им незачем, ну что они, бескультурные, будут с ней делать? Нет, можно, конечно, из них отбирать отдельные талантливые экземпляры – но вообще высшее образование должно быть прежде всего для тех, кто «из достойной семьи», поскольку именно они имеют должный уровень культуры. А не всякие прочие – поскольку образованное быдло все равно останется быдлом, а не интеллигентом.
– Выбирай выражения, тварь!
– Интеллигент всегда свободен. Не внешне, так внутренне. А вы все – рабы. Вы делаете то, что вам укажут, служите там, куда пошлют, верите в то, во что вам дозволено верить. Когда придет свобода, вы все ответите за ваши преступления против свободных людей! Сталинский режим должен рухнуть! Если у русского народа не хватит сил самому сбросить это ярмо, он должен принять помощь западных демократий! Пусть будут свободные всеобщие выборы под надзором английских и американских представителей, и войск – с предварительным изъятием коммунистов, а также всех зараженных тоталитарным мышлением! Или же оккупация, с принудительным наведением порядка! Все виновные в преступлениях против свободы и демократии должны быть наказаны. А все пострадавшие – должны получить компенсацию. И это все будет, скоро – потому что мировая общественность не потерпит существования страны, столь нагло попирающей основные права человека!
Ну и так далее. Наговорила листов на десять протокола, дальше уже повторяться начала. Мне уже скучно стало – и диагноз ясен, и для обвинительного заключения хватит. Вот интересно, что же за мир был там, в будущем – если какая-то Новодворская подобное говорила двадцать с лишним лет в газетах, по радио и телевизору? И никто ей обвинения не предъявил в явно выраженной измене? Эталон предателя – даже я не сдержалась, после пришлось Воронову объяснять, что была еще большая подобная мразь, «товарищ Кириллов знает, а я без дозволения его сказать не могу».
Что ж, теперь не под вышак, а на Второй Арсенал пойдет. Товарищам ученым для опытов женский организм нужен, а где взять? Уже, с подачи потомков, заявку на Тоньку-пулеметчицу (падаль, кто в Локте под Брянском наших сотнями расстреливала) в НКГБ послали, со всеми ее данными и подлинной фамилией – чтобы, если поймают, не к стенке, а к нам. Так нет ее пока – а план экспериментов есть, и пусть эта Пирожкова хотя бы, сдохнув, СССР послужит! Лагерь для тебя, сволочь, слишком гуманно – еще устроишься какой-нибудь учетчицей, и отсидишь в комфорте все двадцать пять! И пуля тоже слишком быстро и легко. А вот когда у тебя волосы и зубы повыпадают и сама начнешь заживо гнить – тогда мечтать будешь скорее околеть!
Нам теперь – все расчеты с ее участием перепроверять, нет ли там ошибок? А мне с дядей Сашей объясняться, отчего просмотрела? А что с ее папашкой делать? Который сейчас в Ленинградском университете преподает, вселившись в квартиру умершего в блокаду? Связаться с ленинградцами, чтобы ему тоже 58-ю, пункт о членах семьи, кто знали и способствовали? Или же, поскольку свое дело (преподавать математику) он умеет хорошо, и польза тут может и превысить вред, им нанесенный? Может, достаточно простой пометки в личном деле, что лекции ему разрешены, а вот семинары. дипломники, аспиранты (где уже не одна передача знаний, а и воспитание идет) – под запретом? Так же как лекции научно-популярные и работа в школе. И ведь смешно, что рассуждая о свободе выбора, Вера Пирожкова не понимает, что её саму лишил этого любимый папочка. Когда еще в детстве внушил, что интеллигент никому ничего не должен – а ему все должны.
И, чтобы не делать ее ни мученицей, ни героиней, когда коллектив КБ выразил интерес, за что это НКГБ арестовало одну из сотрудниц, я приказала устроить для руководства, комсомольского и профсоюзного актива, а также наиболее авторитетных в коллективе товарищей прослушивание звукозаписи пирожковских изречений. Благо для подобных целей ребята с К-25 еще в прошлом году соорудили здоровенный стальной ящик, с кнопками, тумблерами и мигающими лампочками на передней панели – внутри которого прятался крохотный диктофон. А мы с Лючией внимательно наблюдали за лицами приглашенных – приятно было, что мы не ошиблись в людях, рвотный инстинкт был у всех. После в «Северном рабочем» даже появилась статья, где Пирожкова была названа фашистской наймиткой, ищущей новых хозяев, чтобы продать им наши секреты. Вообще-то так оно и есть?
– Аня, да не терзайся ты так! – говорит Лючия. – Паршивая овца в любом стаде может быть, так отец Серджио мне говорил.
– Люся, скажи, а что такое свобода, на твой взгляд? – спрашиваю я. – Можно ли жить свободным от всего?
– А как это? – удивляется Лючия. – Свобода от Бога, от закона, да просто от людей, которых любишь и уважаешь, это что-то страшное выходит! Если я никому ничего не должна – значит, и мне тогда никто? Слышала, у вас про такое говорят, «один на льдине» – нет, я так не хочу! Ну куда я без Юрия, без тебя, без подруг здесь?
И прибавила, чуть помолчав:
– И без товарища Сталина. Что он нам тогда обещал. Как будем новую жизнь строить, и здесь, и в Италии – истинную Страну мечты. Которую мой Юра, с твоим адмиралом разговаривая, я слышала, назвал «миром ефремовской Андромеды». Ефремов это фамилия того ученого из музея, где динозавры – куда нас тогда грозой занесло? Это тоже часть вашей тайны, или мне можно о ней знать?
Я молчу – представив, как там, меньше чем через полвека, такие вот «Пирожковы», размножившись, погубят Страну мечты. Обманув массы обещанием свободы – которая обернется лишь свободой воровать, предавать, ну и еще говорить о чем угодно, как было под немецкой оккупацией! А затем и нашу мечту объявят «совком», «всеобщая справедливость это миф» – и придет самый оголтелый капитализм, со свободой и демократией лишь для избранных, для хозяев жизни.