– Джокер дяди Джо, – заметил военный, – джентльмены, вы прочитали документ, представленный мной? Умники хорошо сделали работу – и выводы удручают.
– Помнится мне, разговор о том у нас уже был год назад, – прищурился финансист, – деньги налогоплательщиков выделены, так отчего у нас во флоте нет подобного корабля?
– А вы вспомните все, о чем мы говорили тогда, – сказал военный, – уже тогда прозвучало, что если русские не изобрели перпетуум мобиле, то значит, как ни кажется невероятным, у них атомный котел, другого источника энергии с такими параметрами в природе просто не существует! И Гамов уже тогда предположил, что открытие атомного распада было сделано не Лизой Мейснер в декабре 1938 года, а в СССР, в середине тридцатых, и сохранено в тайне. Тогда мы предположили, что постройка К-25 есть предмет кооперации русской науки и германской промышленности, созданный в тридцать девятом – сороковом, когда Джо с Гитлером были в лучших друзьях. Теперь же, по допросам Деница и других очень осведомленных лиц, установлено достоверно, что Германия не имела никакого отношения к созданию сверхлодки! Там есть еще документ, от технических экспертов. Один лишь перечень инженерных проблем при создании атомного котла и машин, подходящих для субмарины, занимает несколько страниц! Проблем, которые у нас пока не решены – и которые в ряде случаев требуют создания особой отрасли промышленности, разработки принципиально новых технологий. И русские это прошли, самостоятельно, за столь короткий срок – как?! Тут эксперты лишь блеют что-то невнятное и разводят руками. А нам, джентльмены, следует решить, здесь и сейчас, вопрос финансирования этих новых отраслей и создания технологий. Если только не предположить, что русским удалось наткнуться на что-то принципиально иное, простое и дешевое.
– То есть у Джо есть ученые и инженеры, превосходящие наших, раз сумели построить такое? – спросил толстяк. – А если русские, поближе познакомившись с немецкой и чешской промышленностью, еще и поднимут культуру производства? Имея два года форы – пока мы будем возиться с японцами? И, смею надеяться, на нас не нападут – но смогут выбросить на европейский рынок уже свои качественные товары. Я спрашиваю, что тогда делать нам?! Да, а вам не кажется странным, что большевики, революционеры, разрушители, вдруг стали играть на нашем поле, как опытные дельцы? После того, что они сотворили с Европой – вопреки анализу всех наших экспертов?
– Россия и раньше была такой, как говорят знатоки этой страны, – ответил финансист, – то сонное мировое захолустье, то бешеный рывок вдогонку. И снова сон.
– Сейчас что происходит? – сказал толстяк. – Джентльмены, вот у меня рисуется картина. Русских всегда сравнивали с медведем, не так ли? А теперь представьте, что медведь вдруг на наших глазах превращается в совсем иного зверя, столь же сильного, но еще и гораздо более динамичного, умного и ловкого. Иной, какого мы вообще не знали – оборотень, метаморф! Если мы сейчас имеем дело с переходом русских в иное качество – и не можем помешать, но пройдет время, и Советы, завершив метаморфозу, станут вообще непобедимы?
– И что вы предлагаете? – спросил ковбой. – Капитулировать и самим на кладбище ползти?
– Изучать! – рявкнул толстяк. – Разобраться, с чем мы имеем дело! Если процесс разворачивается сейчас, его можно детально наблюдать. Пока мы с Джо друзья, союзники… как с Британией, хе-хе! В конце концов, опустить оппонента можно и без войны с ним, у Уинни спросите – ведь мы же по сути получили от Англии то, чего Гитлер требовал и не добился! Но пока мы не поймем, что происходит – никаких враждебных движений! Или вам так хочется подергать тигра за усы? Собирайте информацию – как, ну вам же виднее! Посылайте в Россию людей, создайте здесь особое аналитическое бюро по открытым сведениям, трясите кузенов, что известно им. А уж после будем решать, что нам делать с этим вызовом.
– Челлендж, – ответил военый, – черт побери, даже азартно.
– Челлендж, – повторил финансист, – что ж, я в игре. Наука всегда приносила прибыль – даже если окажется, что мы искали не там, новые технологии найдут применение! Как «Дюпон» все же оказалась в выигрыше от опытов с фтором.
– Значит, решено, – подытожил толстяк, – озвучу наш консенсус, джентльмены, а вы поправите.
Первое – придется просить Советы принять участие в показательной порке японцев. Предварительно приняв меры, чтобы Джо не захапал слишком много – установив, например, линии разграничения их и наших интересов.
Второе – всемерно усилить сбор и анализ информации, что происходит сейчас в России?
Третье – не будем ссориться друг с другом, свои проблемы все же лучше решать за чужой счет. На Конференции требовать максимальной открытости оккупированных Советами стран для нашей торговли.
Ну и четвертое – вложения в «Дженерал Атомик», атомные котлы электростанций и кораблей. Договоримся о долях каждого, джентльмены?
Париж.
1 ноября 1944 года
Это была встреча на самом высшем уровне, хотя про нее не писали газеты. С большими последствиями – хотя публика, за исключением очень узкого круга, не узнала о том никогда.
Джентльмен, прилетевший из-за океана, не носил погон. Однако же слово его значило больше, чем у самого госсекретаря, именно так это было воспринято и в посольстве США, и в американской военной комендатуре. Потому встреча была организована идеально – с точки зрения безопасности, конфиденциальности и комфорта. Последнее, впрочем, относилось лишь к одной стороне.
Джентльмен с удовлетворением смотрел, как двое в штатском втаскивают под руки некоего месье в дорогом костюме, сейчас имеющего очень непрезентабельный вид. Дайте ему напоследок, чтобы я видел – только не по лицу!
А теперь свободны, пока. – И охранники молча вышли, наконец оставив джентльмена и месье наедине.
– Мистер, вы хам, – сказал француз, охая и хватаясь за бока, – я думал, деловые люди нашего уровня…
– Эммануэль Рибош, – ответил американец, – он тоже вам говорил это тогда, в июле сорок первого? Он был моим кузеном, и очень многообещающим членом Семьи. К нам попал архив парижского гестапо – так что нам известно, какую роль в той истории сыграли как те, от чьего лица вы пришли сейчас, так и вы персонально.
– Сожалею, – произнес француз, – но ничего личного, только бизнес, как вы, янки, любите повторять. Гитлер тогда был на гребне успехов, казалось, что это надолго. И вашего родственника все равно бы… вот только нам бы тогда не перепал кусок. Ведь формально месье Рибош числился французским гражданином? И я полагал, что наши настоящие дела важнее тех, прошлых? Вы пришли победителями – что вам еще надо?
– Лично мне, удовлетворения, – сказал американец, – тем более если это не в ущерб делу. Надеюсь, вам понравилось, испытать хоть малую долю того, что несчастный Эммануэль перенес в гестапо и в концлагере Роменвиль. Это к тому, что я испытываю огромное желание раздавить вас, как клопа. Вы сомневаетесь, что это мне по силам?
– Но не по прибыли, – усмехнулся француз, – что до чести Семьи… Вы помните, что было в тридцать девятом?
– Месье, вы идиот, – ледяным тоном произнес американец, – или заигрались с независимостью? Забыли правило, что принадлежащие к Семье могут конкурировать, но убивать друг друга – лишь с высшей санкции, и никак иначе? Равно как и предпринимать любые действия, кардинально касающиеся других ветвей Семьи. Вас предупреждали тогда, два года назад, что ставить на Гитлера не отвечает нашим интересам? Что вы тогда ответили – время покажет! Ну вот, и пришел час платить по счетам. Всем счетам.
– Ваши условия? – спросил француз. – Что ж, мы проиграли, и готовы заплатить. Разумную плату.
– Разумную для нас, – уточнил американец, – не вы, а мы выиграли эту войну. Сейчас я говорю от имени не одной нашей Семьи, но и двух других[92]. Вот наши требования. Не нравится – ваши проблемы.
И положил на стол кожаную папку, в которой лежал всего один листок. У стен тоже бывают уши, то есть микрофоны. Хотя помещение проверили, но осторожность не помешает.
– Это грабеж! – произнес француз, после того как прочел. – Мы ведь и так предложили вам условия, какие ни одна фирма никогда не предлагала другой фирме.
– Мы не фирма, мы победители, – отрезал американец. – И это минимум, за который мы еще можем вас простить, конечно, с некоторым отлучением от общей копилки, как еще наказывают непослушных деток? Или детки решили всерьез воевать с папочкой?
– Электорат не поймет. Франция все же не Сиам! И даже не Китай колониальных времен!
– А отчего собственно не? – удивился американец – Сейчас ваше положение не лучше, чем у Индокитая времен вашего завоевания. Сами виноваты – нечего было поддерживать плохого парня Адольфа больше, чем это было вам дозволено! Так вы принимаете наши условия или нет, что мне доложить?
– Будьте вы прокляты, – обреченно сказал француз, – но это все-таки непорядочно, так поступать со своими.
– А что, собственно, задело? – спросил американец – Вас же даже не выставляют из-за стола. А всего лишь приговаривают – брать с блюда лишь то, что останется после нас, ничего личного, правила таковы. И это не навсегда – посмотрим, как вы поможете нам сейчас решить проблемы.
– Ваши проблемы, – сказал француз.
– Наши общие, – отрезал американец, – в самом худшем случае мы во Франции потеряем лишь прибыль, но вас-то потащат на эшафот! Надеюсь, вы понимаете, что сейчас дать деньги левым будет еще хуже, чем тогда, Гитлеру? И вы позаботитесь, чтобы это усвоили все игроки на вашем финансовом рынке! Каждый деловой человек во Франции должен быть уверен, что если он лишь взглянет не в ту сторону, кредит для него будет закрыт, а вот все его векселя тут же предъявлены к оплате! И вы используете все ваше влияние, чтобы в газетах поднялся шум о крайней опасности для Франции – выбора ею коммунистического пути. Пример Германии, Италии, и прочих восточноевропейских стран не должен обманывать обывателя – и у себя дома большевики сначала ввели нэп и лишь через десять лет колхозы. Любой француз по природе индивидуалист – так упирайте на то, что коммунистическая система требует выравнивания всех по одной линейке. Можете Ленина процитировать, что участие коммунистов в любом правительстве или парламенте имеет ценность лишь как ступенька к взятию власти – так что любой союз генерала, или кого бы то ни было с ФКП, сродни сделке с дьяволом. Что я вам все это говорю – вы сами отлично поняли, каким должен быть смысл, а уж профи-исполнители найдутся. Сделаете все хорошо – тогда и мы задумаемся, стоит ли вас простить.