ной истории) чернорубашечников фашистской «республики Сало», и, наверное (в этой реальности), воинство дона Кало, если только оно может считаться за полноценную армию. И чтобы отличить, гарибальдийцы называли свою награду по иному. Теперь ее будут носить и семнадцать русских парней (все участники «охоты на фюрера», кто был до того приписан к Третьей гарибальдийской, хотя бы временно, как наша команда подводного спецназа, а потому подпадают под итальянскую юрисдикцию). И еще четверо итальянцев (ну и мундиры же у них, по-парадному – у нас генералы выглядят более скромно), и мой Галчонок. Ей медаль, в отличие от остальных, лишь в руки дали, на платье я ей помогал приколоть.
После была неофициальная часть, попросту обед (не пьянка – все было культурно) с музыкой и танцами. Кроме награжденных, были еще итальянцы, гражданские и военные, и родственники награжденных (от Лючии человек с десяток, Марио я знал, еще какие-то двоюродные и троюродные дяди и тети, братья и сестры), были и наши, из посольства и штаба ГСВИ (Группы советских войск в Италии). В разговоре вспоминали недавнее былое и обсуждали дела текущие (прежде всего, военные). На южной границе было неспокойно – постоянно случались какие-то инциденты, иногда со стрельбой, а случалось и с жертвами. Дон Кало увеличивал армию, с помощью американцев закупал оружие, причем не только стрелковку. Вот не могу понять отношения итальянцев к секретности (вернее, к ее отсутствию) – так, какой-то подполковник с ходу выложил мне, что по информации, добытой разведкой, «дон Задница» просит у янки продать ему тысячу танков «шерман», артиллерию, самолеты… и авианосцы, и крейсера, аппетит, однако! И с кем же мафиози собрались воевать? Или ждут, когда мы свои войска выведем, чтобы начать поход на север?
И вдруг, ну прямо как в сказке, в зале появляется – нет, не фея, а какой-то мужик в возрасте, потертый и даже помятый, как его пустили вообще? Встал и стоит столбом – и смотрит на Лючию. Она как почувствовала, обернулась, побледнела и вскрикнула – отец! Вскочила, бросилась навстречу, ну просто умиление! Ну как в каком-то сериале – хотя если подумать, о времени и месте церемонии нашего награждения было открыто объявлено, в том числе и в газетах, а вот где нас найти в Риме в другое время, где мы тут живем, приезжий мог и не знать.
Иду знакомиться с любимым тестем. У итальянцев семья это святое – но вроде, по их понятиям, если дочка замуж вышла, то отец над ней никакой власти уже не имеет? Так чисто по-человечески отец моего Галчонка уважения заслуживает хотя бы за такую дочку? Да и братец Марио тоже парень вполне нормальный, наш! Нет, всякое бывает, сам был однажды свидетелем, как в Мурманске в две тыщи девятом, папаша, вернувшись из мест не столь отдаленных и обнаружив, что дочка успела замуж выйти, пьяным в драку полез, «а отчего меня не дождались, моего разрешения не спросили» – и загремел в итоге обратно, откуда только что вышел, поскольку ножик достал, слава богу, насмерть никого зарезать не успел. Так этот вроде не пьян – хотя выглядит каким-то пришибленным, ну спишем на возвращение из английского плена? Стоп – наши итальянцев из Александрии организованно вывезли еще в мае, а этот, по словам моей женушки, где-то сильно южнее воевал, то есть от британцев возвращается, а значит, через Неаполь! Конечно, войны между двумя Италиями нет, поезда ходят, и почта работает, и вообще бардак такой творится, что итальянцы через границу свободно ездят, родня и тут и там, это обычное явление, и нет еще никакой берлинской (вернее, римской) стены. Но все же тревожный звоночек, с той стороны человек!
На вид мужичок так себе. Лет под полтинник, но крепкий еще, загорелый под африканским солнцем. По моторике – не рукопашник совсем, максимум обычная пехтура. Одет в штатский костюм, не новый и чуть не по размеру – только что купил, вместо формы? В карманах ничего серьезного не оттопыривается, ну если только совсем компактное, вроде браунинга ноль шестого года. На меня смотрит – вот пытается пыжиться, промелькнуло что-то, но все же снизу вверх, понимает, что майор Советской армии и сержант битой итальянской, это разные весовые категории! Тем более если он про подвиги своей доченьки знает, то наверняка слышал и кто я? И Лючия тут же со мной рядом встала, меня под руку взяла, показывая статус – ну что, будем знакомы? Прошу к столу – место найдется!
А ведь явно ты не шиковал! Воспитание имеешь – не набросился на еду с жадностью, но видно, что яства на столе очень тебя заинтересовали! Пока он голод утоляет, Лючия тихо меня вводит в курс, что она намерена папе своему с жильем помочь и с работой – не откажут же, если попросим? В карабинеры его принять или на завод устроить – ну, придумаем что-нибудь, ведь не может же отец «самой Лючии» бедствовать безработным и бездомным? Да и не водится в итальянцах излишней прижимистости – уж жилплощадь выделить смогут. А денег на первое время и мы можем дать, не обидится?
Музыка играет. Вижу, Валька перед какой-то итальяночкой перья распушил. А неподалеку Кравченко о чем-то беседует с итальянским полковником. В общем, дружба-фройндшафт (тьфу, вот не дай бог сейчас в итальянской компании по-немецки заговорить, сразу отношение как к врагу народа!) – по-итальянски будет не фройндшафт, а «амичизо». Папаша просит разрешения с Лючией наедине поговорить, она у меня дозволения спрашивает – да ради бога, Галчонок, я не мешаю.
Отошли, беседуют. Только смотрю, что-то разговор у них явно соскальзывает на повышенные тона. Будто папа просит что-то, а дочь отказывает, причем резко! Говорят все громче – так что я, в шести шагах, среди шума в зале, уже слова различаю. Не все – и не совсем хорошо я понимаю итальянский, когда быстро и экспансивно говорят, да еще двое одновременно. Вроде отец просит, чтобы дочка перед кем-то извинилась, «нельзя таких синьоров обижать», а Лючия возражает, причем категорически. Отец тоже не уступает, настаивает и голос повышает – а в ответ, даже я слышу отсюда, выражения из лексикона итальянских матросов, ай-ай, конечно, когда мы в Специи стояли, всего наслушались, но девушке все-таки это не к лицу совсем! Уже и народ оглядывается – может, семейную сцену в другое место перенесем? Что, уже до рук дошло – он ее схватил, причем грубо, сейчас в ответ мордой в пол ткнется – нет, женушка моя лишь захват сбросила, как я учил… и пощечину влепила, итальянка, родителю? Мгновенно оказываюсь рядом – не пойму, а как отец Антонио раньше меня успел?
– Дочь моя, успокойтесь! И позвольте спросить, в чем причина вашего гнева?
На нас уже смотрят все, кто поблизости. И тишина, даже оркестр смолк. Да что происходит, черт… боже побери?
– Дон Грязная Задница смеет мне приказывать! – кричит Лючия, обращаясь ко всем. – Требует извинений и хочет выдать меня замуж за какого-то своего ублюдка, должно быть, нагулянного им от свиньи! Ему не указ, что у меня уже есть муж, с которым меня навеки соединил его святейшество папа лично – и я уже жду сына, наследника! У дона Вонючей Задницы, оказывается, наготове братец-епископ, желающий объявить таинство нашего брака недействительным! Этот сраный дон хочет, чтобы я сама поспешила в его мерзкое логово, бросив своего мужа, – иначе он угрожает вырезать всю мою семью, всех, до кого сможет дотянуться! Головорезы дона Вонючки схватили в Неаполе моего бедного отца, бросили в тюрьму, били и пытали – и дозволили ему приехать сюда лишь затем, чтобы он передал мне эти грязные слова!
Оборачивается к Винченцо-старшему и спрашивает:
– Это он сказал? Я ничего не пропустила?
Папаша кивает, подтверждая.
– Дочь моя, замечу что вы плохо знаете правила Римской Католической Церкви, – говорит Антонио, – никакой священнослужитель не вправе отменить соединенное его святейшеством! В отличие от протестантов и французов, у нас не допускаются такие вольности. Таинство вашего брака свершилось – и расторгнуть его теперь вправе лишь сам его святейшество, и то исключительно при вашем согласии. Но вы же этого не хотите?
В ответ Лючия бросается мне на шею со страстным поцелуем, у всех на виду. Публика, впрочем, нисколько не осуждает, а приветствует, с аплодисментами! Однако же сурово у католиков с разводами – теперь понимаю, отчего королей папы венчали или как минимум епископы. Не то что в загсе – черкнули, поздравили, черкнули, свободны! Выходит, соединены мы теперь навек – впрочем, я нисколько не возражаю! А французы, значит, не такие католики – при их нравах вполне понятно!
Отец Антонио тем временем берет в оборот Винченцо-старшего.
– Вы сказали, что дон Калоджеро и его брат поставили под сомнение непогрешимость его святейшества папы? Это очень серьезное обвинение – вы готовы подтвердить свои слова под присягой?
Папаша снова кивает. И отвечает, слышу ясно: да, я готов! Не завидую же теперь дону и его братцу – это ведь ересь называется, раз они против папы открыто пошли! Интересно, что сейчас за такое полагается – раньше было просто!
Ведь голос папы – голос Божий!
Неправым быть никак не может.
Как ангелов небесный хор.
А кто не верит – на костер!
– В таком случае, не затруднит ли вас проследовать с нами в Ватикан – изрекает Антонио – для совершения этой процедуры и дачи подробных показаний?
Папаша снова кивает. А разве дело не в компетенции контрразведки? А то и советского СМЕРШа, Лючия ведь уже гражданка СССР! Но тут, в Италии, как я успел заметить, после ватиканских событий и против общего врага, спецслужбы церковные и светские переплелись так, что даже не сразу поймешь, где кончается одно и начинается другое – учитывая, что офицеры итальянских контор тоже добрые католики! И жандармерия Ватикана это не аналог патрульно-постовых ментов, а полноценная контрразведка (и угрозыск тоже), а ведь есть еще «Опус Деи» (разведка, с давними традициями, не уступающая британской СИС) и Святая Инквизиция (буду называть ее так, вопреки переименованию 1909 года) – причем у церковников давно практикуется то, что у нас лишь недавно ввел Пономаренко (именно так мы были в Киеве), когда одни и те же лица выступают от лица разных служб или одновременно от нескольких. Короче – кто первым успел, того и тапки, а после меж собой сами разберемся!