– Люся, это же художественный фильм, не кинохроника, – сказала Анна, – чтобы ярче, показательнее, это там приветствуется. Как в жизни, серые будни в памяти не остаются – так и в книжке или кино, лишь о выдающемся, делают из жизни концентрат. Да и так ведь могло быть? Радуйся – ведь теперь тебя не только весь СССР, Италия тоже увидит!
А мне плакать хочется! В этот день по радио объявили – снова война, пусть далеко где-то, но ведь мой единственный и дорогой там, а вдруг убьют его, о мадонна и сам господь, спаси его и сохрани! Как представлю, что одна могу остаться – так сердце замирает!
– Вернется твой Юра, – решительно сказала Лазарева, – он два года на фронте, из таких переделок выходил! А эта война долгой не будет – месяц, ну два.
Железная она, что ли? Я много позже узнала, что ее мужа японцы убить хотели, еще без войны – и она, оказывается, о том слышала, и никаких слез! Не умела я еще тогда жить по правилу – если тебе плохо, то плакать должна не ты, а твои враги, кто в этом виноват!
– Опять война, чего хорошего? – сказала Марья Степановна. – Но я тебе, Люся, по-простому скажу, как понимаю: если эти японцы такие сволочи и фашисты, то правильно сказал товарищ Сталин: коль не нам сейчас, так нашим детям с ними воевать пришлось бы обязательно! Так лучше уж мы сейчас – привычные уже. Чтоб никаких фашистов в мире больше не осталось! Ну а чему быть, того не миновать. Мой вот тоже с осени в Литве с какими-то «лесными» воюет – пишет, что, может быть, скоро в отпуск, а после снова туда.
Приехал Пономаренко. У него и раньше были с Анной какие-то дела, секретные даже от меня (нет, не думайте – Лазарева даже в мыслях не может быть неверна своему Адмиралу, так же как я моему Кабальеро – ну как можно самого лучшего человека на земле на кого-то променять?). Только в этот раз он, после разговора в кабинете, за закрытыми дверями, вызвал меня, и Марью Степановну тоже.
– Сегодня в 16.00 знакомый вам Иван Антонович Ефремов делает доклад в Союзе писателей, – сказал он, – думаю, что вы, Аня, можете поприсутствовать там вместо меня. А вы, Люда (Пономаренко отчего-то так меня называл), составите компанию? ЗиС с шофером в вашем распоряжении, за два-три часа обернетесь. Марья Степановна, можете пока за подрастающим поколением проследить?
Ой, а что мне надеть? И прическу… Успею себя в порядок привести?
Анна Лазарева
Съездить в правление ССП, на улицу Воровского. На этот раз не к врагам-бандеровцам, а к нашим, советским писателям, которые не вполне правильно понимают политический момент. За пару-тройку часов, на казенной машине.
– Ефремов это ведь ваш протеже, Анна Петровна? Заодно развеетесь, в свет выйдете, как раньше говорили. И Людочку можете с собой захватить, пусть на московскую жизнь посмотрит.
Похоже, Пантелеймон Кондратьевич (мой непосредственный начальник, что по партийной линии, что по «инквизиции») окончательно решил меня на фронте идеологии и пропаганды использовать? Разбираться не с врагами, а со своими, у которых убеждения не вполне соответствуют? Читала я про журналы «Звезда» и «Ленинград», дело о которых в той истории было в следующем году. Так «Возвращение Онегина» (нашлось, как мне сказали, у нашего «диссидента» Родика на компе), на мой взгляд, просто юмор, никакой антисоветчины нет. И рассказы Зощенко, написанные в войну, вполне патриотичные. Вот только не так все просто – после Киева твердо я усвоила, что в тихом омуте могут водиться самые жирные черти. И Пономаренко мне сказал, еще в прошлую беседу:
– Строго между нами. Если там товарищ Сталин был убежден, что главная дорога уже пройдена, и надо лишь стабилизировать, к порядку привести – то здесь он понял, что чем дальше, тем больше… ну ты понимаешь. И вызов этот он принял! Так что ждет нас действительно веселая жизнь – в семейном быте не зачахнешь. Конкретно же касаемо всяких там Ахматовых – будем смотреть, что за теми до нас дошедшими сведениями стояло. Беспристрастно смотреть – мы палку перегнули, или и в самом деле они подрывали авторитет советской власти.
Ну а сейчас – всего лишь съездить, Ивана Антоновича морально поддержать. И конечно, после рапорт Пономаренко на стол!
День солнечный и жаркий, скорее как для июля, чем для июня. Так что можно в одном платье – натягиваю свое любимое крепдешиновое «солнышко» в горошек, в котором я и за своего Адмирала замуж выходила, и в Киев летала (легче всего себя чувствую в нем, привыкла). В груди чуть тесно, зато в талии, как прежде – ура, не растолстела почти, хотя надо перед Пантелеймоном Кондратьевичем вопрос поставить насчет тренировок, как себя в форме поддержать. В зеркало себя оглядываю, вид как раз для культурного учреждения, и в то же время официального мероприятия – строгое закрытое платье с длинным рукавом, узкой талией и широкой юбкой до середины голени, к нему туфли-лодочки, перчатки, сумочка. Соломенную шляпку с вуалеткой перед зеркалом надеваю и особой булавкой к прическе прикалываю, чтобы не ловить при каждом порыве ветра. Моему Адмиралу нравится, когда я так одета – да и мне намного приятнее, чем в военной форме!
Люся, и ты готова? Платье на мое похоже, в талии стянуто, юбка солнце-клеш. Шляпка с большими полями, даже без вуали лицо затеняет (смотрится эффектнее моей, но не будем обижаться, мы же подруги). Жалко, что Юрка тебя не видит сейчас! Ну вот, остается лишь ждать, когда за нами машина придет.
Что такое Союз писателей и для чего он нужен? Так считается, что люди творческие, иных достаточных заработков не имеют, а потому надлежит их поддерживать, помимо гонораров, ну и конечно, снабжение, лечение, отдых и творческие командировки. И работа с людьми – и с улицы приходящими, кто приносили собственноручно написанные творения (в большинстве графомания, но иногда попадалось и стоящее), и со своими же новопринятыми – их почтенные мэтры наставляли на путь истинный, своими советами, которыми лучше было не пренебрегать. Хотя мероприятие вроде как и неофициальное – обсуждение творческих планов Ефремова И. А. Что там могло встревожить Пономаренко? Послушаем, решим!
Внутрь я и Лючия прошли свободно, никто у нас не спросил, куда и зачем. Зато охотно показали, в какой комнате будет все происходить. Увидели Ивана Антоновича, поздоровались, он тоже был рад. Зал большой, мужчины в костюмах с галстуками, женщин меньше, и они четко разделяются на две группы: кто нарядные, как мы, так обязательно с кем-то из мужчин под руку, надо думать, это писательские жены или близкие знакомые? А те, кто пришли одни, одеты строго по-деловому, как «товарищ Брекс», эти сами пишут? Председательствующий тут же подошел, улыбаясь:
– Товарищ Ефремов, представьте меня вашим очаровательным дамам?
– Простите, а почему не начинаем? – спрашиваю я, демонстративно взглянув на часы.
– Человека из ЦК ждем, – ответил он, смотря на дверь, – предупредили нас, что будет. И не один, а с помощником-референтом. Знаете, начальство не опаздывает никогда – оно лишь задерживается.
– Тогда можете приступать, – говорю я серьезно, – вот мое удостоверение.
И показываю «корочки» инструктора ЦК ВКП(б). У товарища вид, в первую секунду, совершенно ошарашенный.
– Тогда, товарищ Лазарева, прошу в президиум.
Хорошо, что тут сцены нет и трибуны на ней. А просто стол со стульями, за которым тотчас находится место для меня и Лючии. Товарищи с ответственным видом кладут перед собой блокноты и карандаши. А я – свою сумочку, не в руках же держать все время, и на коленях неудобно? И мероприятие начинается.
Насколько я поняла, Иван Антонович, после издания сборника своих рассказов, задумался о фантастике – ой, это выходит, раньше, чем в мире «Рассвета», там ведь у него еще «На краю Ойкумены», две книги вышли, и лишь после «Туманность Андромеды»? И еще больше десяти лет до того – хотя если человеку уже под сорок, характер сложился, опыт набрался, мировоззрение сформировалось, то вполне может взяться – вот только будет это совсем другая вещь, интересно! И кто же это идею подал – или Ефремова кроме меня еще кто-то опекает? Хотя мог и сам дойти, раз он после такие замечательные книги написал, значит, сидело уже это у него в душе? И «Андромеда» там начала издаваться в «Технике – молодежи» с января 1957-го, еще до спутника, это уже после космическая фантастика косяком пошла – вот интересно, кто это на «Воронеже» такой любитель, и кто мне на ноут подборку делал? Которую я читала, среди прочих занятий – когда в Москву вернулась, а Владик не родился еще, времени свободного было навалом. Так вполне мог Ефремов беляевской «Звездой КЭЦ» вдохновиться или «Прыжком в ничто». Если сумеет еще один важный компонент в книгу добавить…
А мэтры считают фантастику чем-то несерьезным. И советуют прекратить баловство и заняться соцреализмом, то есть воспеванием боевого и трудового подвига советских людей. Что кое-кто из них в кулуарах называет «обязаловкой», «тягомотиной» и даже «моральным госзаймом», есть уже сигналы, с конкретными именами, но это пока другая история. Ой, как очередной критик обличает, с каким пылом – не иначе от зависти, что кто-то может летать мыслью, а ему не дано! Однако надо Ивану Антоновичу помочь, а то заклюют! И не родится Великая книга – ну не может же человек на взлете своего таланта плохую вещь написать!
– Простите, товарищ, отчего вы сравнили фантастику с «пинкертоновщиной»? – спрашиваю я. – Лично мне, например, очень нравятся книги Александра Беляева. И Жюль Верна. Что, на ваш взгляд, плохого, если наши советские люди, в первую очередь молодежь, будут читать подобные повести и романы?
Критик в ответ начинает говорить о долге советского писателя выдавать на-гора продукт высшего сорта. А это очевидно, что развлекательное чтиво никогда не сравнится с настоящей литературой.
– Тогда будьте добры, дайте определение, что такое «настоящая», – продолжаю я, – что вы сказали, это сложный вопрос, не литера– туроведу не понять? Вы для литературоведов пишете или для широкой публики?
Снова словесная вода минут на пять. Слушать устала – и кажется,