среди прочего доложил, что в ночь на 4 июня атаковал и потопил большую японскую подлодку, в районе, смежном с позицией К-2. У немцев привычка осталась еще с Атлантики, в эфир выходить редко и докладывать уже по прибытии в базу. А силуэт и размеры американской ПЛ тип «балао», и японской I-47 (тип С2), согласно справочнику, похожи, особенно если ночью через перископ смотреть! Но мать-перемать, так кто же кого потопил? И как тогда понимать ответ штаба Камчатской бригады относительно К-3 и Н-9, бывших на соседних позициях, в то время как судьба У-214, следующей на минную постановку к берегам Японии, оставалась неизвестной?
Котельников лишь руками разводил – недосмотрели! Поскольку пятый, «немецкий» дивизион бригады казался пасынком, довеском. Кого теперь героем делать, а кого наоборот – вопрос ясный (не своего же!). Однако же и герр Байрфилд, корветтен-капитан будущих Фольксмарине ГДР, показал себя вполне прилично, причем не на «двадцать первой», а на старой «VIID», а победителей разве судят? Решили немцу эту конкретную победу вписать в разряд «неподтвержденных», хватит с него и прочего, а главное – что под трибунал не отдадим.
Авиацией было потоплено, силами одной лишь 2-й минно-торпедной дивизии (а ведь по целям в заливе Терпения еще и сухопутчики работали) свыше тридцати кораблей и транспортов. Хотя к боевым следует отнести лишь два сторожевых корабля (тип C или D – 900 тонн, дизель или турбина, вооружены одинаково, три 120-мм пушки, от четырех до шести автоматов, глубинные бомбы). И только три транспорта были морскими судами свыше тысячи тонн, прочее же – мелочь, включая даже сейнеры-«кавасаки». Наши топили все, что попадалось – зная достоверно, что своих в этих водах нет и быть не может, работали не столько торпедами, как топмачтовым бомбометанием, и даже батареей пулеметов 12.7. Японцы оказывали противодействие, исключительно силами зенитной артиллерии, их истребители уже с четвертого числа в небе над Сахалином практически не появлялись. Наши потери – два самолета. Причем экипаж одного наши спасатели на «каталине» сумели найти, сесть и подобрать. Но следовало ожидать значительного возрастания японского сопротивления, когда наконец вступит в бой и авиация с Хоккайдо, – а это, по нашим наметкам, должно будет случиться уже через два или три дня.
На суше войска Первого Дальневосточного фронта успешно прогрызают японскую оборону у Мудандзяня, на пути к Харбину.
Война… Гибнут люди, которых я, своим приказом, отправляю в бой – и пусть наши потери много меньше японских, попробуйте объяснить это тем, кто получит похоронки на своих родных! Но это необходимо – для лучшей жизни наших детей. Чтобы послевоенный мир был для нашей страны лучше, чем довоенный!
Гадом был Николай Второй – территорию отдал (а ведь сами японцы уже и не настаивали!), а нам теперь за ее возвращение кровь лить?!
Генерал-лейтенант Л. Г. Черемисов.
«Прорыв Котонского укрепрайона»:
Сборник «Война с империалистической Японией».
М.: Воениздат, 1965, АИ МВ.
К маю 1945 года наша 16-я армия напоминала себя прежнюю, годичной давности, только номерами частей и соединений. Пополненная ветеранами, прошедшими войну с германским фашизмом, перевооруженная новейшим оружием и боевой техникой, прошедшая дополнительное обучение, учитывающее опыт сражений Великой Отечественной войны, армия стала грозной силой, способной на равных драться с любым врагом.
Конечно, это не было поводом для шапкозакидательства – нам противостоял сильный, хорошо обученный и фанатичный враг, занимавший подготовленные позиции. А ведь нам надо было не просто прорвать их, но сделать это очень быстро – после чего ввести в прорыв подвижную группу армии, в задачу которой входил бросок на юг, на соединение с морским десантом.
Котонский, или, как еще его называли, Харамитогский, укрепленный район, был крепким орешком. Расположенный между городом Котон и государственной границей, он имел протяженность по фронту до 12 км, глубину до 16 км (общая глубина КУР, считая с полосой обеспечения и тыловыми позициями – свыше 30 км). Фланги КУР упирались на западе в горный хребет, на востоке прикрывались лесисто-болотистой долиной реки Поронай, непроходимой для техники, линия постов наблюдения и полоса обеспечения проходили на удалении 8 км от основного рубежа. Всего было 17 дот и свыше 130 артиллерийских и пулеметных дзот, а также 150 железобетонных убежищ, в которых гарнизон мог укрыться при массированных авианалетах или артиллерийских обстрелах. Все узлы сопротивления и опорные пункты были подготовлены для ведения круговой обороны, окружены противотанковыми рвами, проволочными заграждениями и минными полями, обеспечены годичным запасом продовольствия. Гарнизон укрепрайона состоял из 125-го пехотного полка и разведывательного полка (фактически разведывательного батальона) 88-й пехотной дивизии, усиленных артдивизионом 88-го артиллерийского полка – всего 5400 солдат и офицеров, 28 орудий и минометов, 27 гранатометов, 42 тяжелых пулемета, 94 легких пулеметов.
Характерным примером японских укреплений был «форт Хандаса», прикрывающий мост через реку Коттонкай (приток Пороная). По периметру трехметровый земляной вал, в стенах которого через 5–6 м бетонные бойницы, на северо-западном и северо-восточном углах блокгаузы, приспособленные для круговой обороны, гарнизон до сотни солдат с одним 37-мм противотанковым орудием и двумя тяжелыми пулеметами. Вал выдерживал прямые попадания наших 76-мм снарядов, а болотистая местность затрудняла маневр танков и самоходок.
В целом же обстановка была похожа на «линию Маннергейма» – при относительно малой численности войск, слабости или даже отсутствии танков, артиллерии, авиации, противник занимал долговременные укрепления, отлично вписанные в очень сложную местность и хорошо замаскированные. Причем главная линия обороны была отнесена от границы, вне досягаемости нашей дивизионной артиллерии, и проходила по цепи средневысотных вершин, тянущихся от труднопроходимых предгорий Камышового хребта до марей Поронайской долины. И обойти было нельзя – укрепрайон прикрывал единственную дорогу, ведущую на юг острова.
Надо низко поклониться нашим разведчикам – из штаба фронта была доставлена схема, на которой были помечены все узлы обороны, дот, артиллерийские и минометные позиции, почти все дзот. Теперь мы точно знали, где нас ждут самураи.
Первоначальный замысел операции предусматривал классический прорыв укрепрайона фронтальной атакой 56-го стрелкового корпуса при поддержке артиллерии и танков; также предусматривались два вспомогательных удара западнее и восточнее укрепленного района. После получения уточненных данных стало очевидно, что так прорвать УР, в отведенные сроки, не удастся – поэтому план операции был кардинально переработан. Даже тяжелая артиллерия без корректировки подавляла бы японские укрепления недопустимо долго. Потому основная часть работы по уничтожению узлов сопротивления возлагалась на авиацию – для нанесения ударов по КУР морские летчики выделяли две штурмовые авиадивизии и дивизию пикирующих бомбардировщиков, армейская авиация добавляла к этому две гвардейские бомбардировочные дивизии 2-го гвардейского бак и 255-ю сад. Всего для непосредственной поддержки планировалось задействовать более 600 самолетов. Разведчики провели фотографирование укрепрайона, данные разведки были совмещены с аэрофотографиями, были определены ориентиры на местности. Венцом всего стал подробный макет КУР, на котором были тщательно отработаны все варианты действий.
Еще одной новацией стало оборудование аэродромов подскока в 20 километрах от границы – теперь нашим летчикам, взлетевшим со стационарных аэродромов на севере острова, после выполнения задания не было нужды возвращаться на них. Они могли сесть, дозаправиться, пополнить боекомплект – и буквально через полчаса снова бомбить позиции самураев.
В первом эшелоне шли 10-я и 19-я штурмовые инженерно-саперные бригады (каждая из которых имела в составе инженерно-танковый полк и огнеметный танковый полк). Как после рассказывал на допросе японский полковник, видевший атаку Красной Армии под Волочаевкой в 1922 году, самураи и теперь ждали повторения чего-то подобного, кровопролитной атаки масс пехоты сквозь шквал огня. Японская армия не прогрессировала с тридцать девятого и не знала разницы между линейными частями РККА времен Халхин-Гола, и «бронегрызами» сорок пятого года. Причем и штурмовики, и обычная пехота действовали в тесном взаимодействии с артиллерией и авиацией – к штабам батальонов были прикомандированы группы авианаводчиков и артиллерийских корректировщиков. Был изменен и первоначальный план обходного маневра – в первом варианте плана предусматривался обход японских укреплений с востока, через заболоченную пойму реки Поронай, силами 179-го полка под командованием подполковника Кудрявцева, то теперь решено было высадить планерный десант в составе усиленного штурмового батальона на ближних подступах к городу Муйке.
Для обеспечения беспрепятственного движения подвижной группы армии была предусмотрена высадка групп ОСНАЗ НКВД – они должны были уничтожить охрану мостов и туннелей на шоссейной дороге, предотвратив их взрыв японцами.
В ночь на 2 июня штаб армии получил короткую шифровку, состоявшую из одного слова – фамилии героя обороны Порт-Артура генерал-майора Р. И. Кондратенко. Это значило, что через 24 часа, утром 3 июня мы начинаем.
Днем 2 июня в частях и соединениях армии командиры и политработники, отбросив дипломатию, прямо ставили задачи войскам. Выступая перед личным составом, говорили, что пришло время рассчитаться за предательское нападение на Россию в 1904 году, что самураям придется заплатить за кровь наших отцов и дедов, пролитую в русско-японскую войну и интервенцию; и, понятное дело, мы спросим с них за кровь наших братьев, пролитую в бесчисленных провокациях на границе. Как сказал командир 79-й сд генерал-майор Батуров: «Надо доходчиво растолковать желающим откусить кусок нашей земли, что, если кому это и удастся, за счет временной слабости нашей Родины – рано или поздно, мы вырвем проглоченное вместе с зубами агрессора!»