Японцы ошиблись в главном – они рассчитывали на Красную Армию времен Халхин-Гола, но не на полк элитной морской пехоты, пусть и неполного состава, с опытом Великой Отечественной войны и оснащением образца 1945 года. И этой ошибки оказалось достаточно.
Морские разведчики Ту-2Р провели аэрофотосъемку японских позиций – и уже 4 июня штаб 2-го авиакорпуса получил точное целеуказание. Дальше была обычная боевая работа по Уставу.
Утром 5 июня японскую пехоту, окопавшуюся на Камышовом перевале, навестили наши штурмовики, прилетевшие с аэродромов подскока. Затем их сменил полк Пе-2И, разбомбивший и дзоты, и артиллерийско-минометные позиции. Следующим «номером концертной программы», подготовленной нашими воинами для самураев, стала артиллерийская подготовка, проведенная полковым дивизионом буксируемых орудий – 6 немецких 150-мм мортир и 18 наших 120-мм минометов, огонь которых корректировался тремя экипажами авиационной разведки, методично перепахали то, что еще осталось целым в японской обороне после поработавших на славу летчиков. И только после этого выжившие японские солдаты и офицеры услышали «Полундра!» – и увидели поднявшихся в атаку морских пехотинцев 2-го и 3-го батальонов, поддержанных танками Т-54 и легкими самоходками. Боя не было – лишь методичное уничтожение японцев. Еще уцелевшие пулеметы только успевали дать по одной, редко по две очереди – и на их позиции прилетал снаряд или мина самоходки. Японцев прижимали к земле пулеметно-автоматным огнем, не давая поднять голову, и забрасывали гранатами. Через полчаса все было закончено – Камышовый перевал был взят.
Бой у Чертова моста был еще короче – и значительно проще по замыслу. Никаких тактических изысков не было, да и в них не было никакой необходимости – просто на прямую наводку были выведены две СУ-54-150, которые расстреляли осколочно-фугасными снарядами пулеметные и минометные позиции. Их сменили четыре ЗСУ, огнем своих счетверенных 20-мм автоматов прижавшие японцев к земле, – а тем временем за огневым валом, поставленным минометчиками, в атаку пошла инженерно-штурмовая рота полка. Через неполных 20 минут и мост, и тоннель были взяты.
К 14.00 2-й полк вышел к станции Футомата. Там повторилась история Камышового перевала – сначала массированная атака авиации, потом – методичный огонь мортир и полковых минометов дивизиона буксируемой артиллерии, корректируемый авиационными разведчиками. Потом последовала атака морской пехоты, вслед за огневым валом, на уже подавленную японскую оборону. Тут, впервые на Сахалине, был замечен перелом в настроении японцев – они еще пытались отбиваться, но у многих ожесточенность сменилась обреченностью, произошел моральный надлом, не путать с трусостью, это другое явление. Впервые было довольно много сдавшихся в плен солдат – почти сотня человек.
Поздно вечером 5 июня передовой отряд 2-го полка, состоявший из инженерно-штурмовой роты и 1-й роты 2-го батальона, усиленных батареей СУ-54-150 и двумя ЗСУ, захватил станцию Осака, после символической перестрелки с местными ополченцами. С японской стороны было сделано несколько выстрелов из винтовок – в ответ последовала очередь из ЗСУ, и наскоро выученное по разговорнику слово «Сдавайтесь» через морской жестяной рупор; командир роты морпехов после рассказывал, что по привычке он сначала прокричал японцам «Хенде хох!».
Далее был марш на Тойохару (ныне Южно-Сахалинск). По пути морские пехотинцы соединились с воздушными десантами из состава ОМСБОН НКВД и ВДВ, высаженными 3 июня, для захвата мостов и тоннелей. Примечательно, что японцы не предприняли ни одной серьезной попытки отбить захваченные объекты – в контратаках, легко отражаемых десантом, участвовал максимум взвод, усиленный ополченцами. При том что гарнизон Тойохары, по сведениям разведки, насчитывал два батальона полного состава и многочисленное ополчение – город был и административным, и экономическим центром японского Сахалина, его главным транспортным узлом.
Самураи хорошо подготовились к обороне – город находился на равнине, в окружении сопок, на которых и сооружались десятки дзотов, дополненные траншеями, на подступах были завалы и минные поля. На улицах также строились баррикады, в каменных зданиях оборудовались огневые точки. Имелась неплохая (для японского уровня) противотанковая оборона – помимо штатной батареи 37-мм пушек в каждом батальоне, еще три батареи 75-мм зениток были выставлены на прямую наводку. Конечно, против Т-54 или самоходок на его базе эти орудия были малополезны, но для легких «ос», ЗСУ и бронетранспортеров они представляли реальную угрозу. В наличии было и ПВО, помимо вышеназванных зениток, по нашим авиаразведчикам велся огонь из 20-мм «эрликонов» и крупнокалиберных пулеметов.
Надеялись ли японцы выстоять? С учетом близости к Метрополии, 150 км до Хоккайдо, вполне возможно – ведь держался же восемь месяцев осажденный Севастополь? Но даже простая задержка здесь на неделю грозила срывом нашего плана. Расчет самураев был понятен – наш десант далеко оторвался от баз снабжения и аэродромов на нашей территории, истратил боеприпасы. Снова японцы меряли противника по себе, или учитывали прошлый опыт, не видя изменений. А ведь при разработке плана операции штаб ТОФ использовал японский же принцип, блестяще реализованный в декабре сорок первого на Филиппинах и в голландской Ост-Индии – «наступление есть перенесение линии действия авиации вперед»!
Японцы располагали на Сахалине развитой аэродромной сетью. Так, авиабаза Кимисикука имела летное поле размерами 1500 х 1500 метров, две бетонные полосы, бетонные же рулежные дорожки, бензохранилище, оборудованные крытые стоянки (капониры) для сорока самолетов, военный городок, могущий вместить личный состав двух авиадивизий, подведенную железнодорожную ветку и асфальтовое шоссе. Авиабаза Найро имела две асфальтовые полосы, длиной в 1200 и в 960 метров, металлические ангары, ремонтные мастерские. Авиабаза Тоехара, используемая для гражданских перевозок из Японии, могла принимать «дугласы» и бомбардировщики, имела полосу в 1200 метров и ангары. Все эти базы были захвачены советскими войсками – хотя часть имущества и запасов была уничтожена или повреждена, взлетные полосы вывести из строя японцы не успели. А еще утром 4 июня в порту Маока началась разгрузка транспорта, где среди прочего имущества были металлические настилы для полевых аэродромов. И с середины дня 4 июня два саперных полка и три БАО уже работали на бывших японских авиабазах и вновь оборудуемых полевых аэродромах для 8-й гвардейской штурмовой авиадивизии 1-го гвардейского авиакорпуса 2-й ВА. Ремонтное оборудование, запчасти, моторы доставляли транспортной авиацией. Сложнее было с горючим (захваченный японский бензин не подходил из-за низкого октанового числа) и боеприпасами. Но уже вечером 4 июня в Маоку прибыл конвой с грузом боеприпасов и горючего. Дальше снабжение удалось перебросить по железной дороге, используя захваченный подвижной состав, заменив японских железнодорожников на советских. Было трудно – наши машинисты не знали профиля пути, им приходилось иметь дело с незнакомой техникой, надо было принимать во внимание опасность диверсий. Но наш батальон железнодорожных войск все же справился с задачей, доставив боеприпасы и горючее морским пехотинцам 2-го полка, осаждавшим Тойохару.
Трудность была в том, что японцы успели стянуть в город гарнизоны и отряды ополчения из окрестных городков и сел – в итоге в Тойохаре оказалось свыше трех тысяч защитников, что даже превосходило численность нашего полка морской пехоты. Капитальные каменные здания обещали кровопролитный затяжной бой за каждый дом – причем опыт штурма Маоки заставлял ждать ожесточенного сопротивления до последнего человека. Элитный полк морской пехоты справился бы с поставленной задачей – вот только потери бы при этом были бы такими, что часть пришлось бы отправлять на переформирование.
Напрашивался вывод – немедленный штурм отложить, сосредоточить превосходящие силы, прежде всего с бронетехникой и артиллерией. Штабом 56-й армии был проведен расчет, показавший, что задержка взятия Тойохары на двое суток еще позволяет уложиться в общий утвержденный график. Мной, и штабом ТОФ, было дано согласие – в итоге морской пехоте ушел приказ временно перейти к обороне, а 10-й ШИСБр, 409-й сап, 214-я тбр должны были выдвигаться к Тойохаре. Также авиация флота и Второй Воздушной армии завершали перебазирование на новые аэродромы.
7 июня в 15.00 с аэродромов Советской Гавани и Ванино поднялись в воздух бомбардировщики Хе-277, До-217, В-25 3-го гвардейского Сталинградского и 4-го гвардейского Гомельского бомбардировочных авиакорпусов дальнего действия, переданных АДД в оперативное подчинение ВВС ВМФ. Всего в вылете участвовало 228 тяжелых бомбардировщиков, шедших с полной загрузкой.
В 16.00 над японской линией обороны появились пикировщики Пе-2И 202-й и 219-й бомбардировочных дивизий 4-го бомбардировочного авиакорпуса 2-й ВА, нанесшие точечные удары по выявленным разведкой позициям зенитной артиллерии и пулеметов. Через полчаса их сменили два полка штурмовиков 8-й гвардейской шад, расстрелявшие пушечно-пулеметным огнем и РС то, что еще оставалось от японской ПВО, а также отработавшие по дзотам и траншеям. Японский командир действовал предсказуемо – он решил, что вслед за атаками фронтовой авиации последует штурм, и вывел на позиции личный состав из укрытий. К 17.00 прибыли стратегические бомбардировщики – и отбомбились ФАБ-100 с высоты всего в 1000 м, поскольку японская ПВО была полностью подавлена.
Наши морские пехотинцы потом вспоминали, что даже для них это было зрелище – идущие на небольшой высоте тяжелые бомбардировщики издавали рев, подобный гулу десятков груженых железнодорожных составов, и из них градом сыпались бомбы. Даже на наших позициях дрожала земля, как при землетрясении. А после бомбежки над Тойохарой появились «рамы» ФВ-189, для корректировки огня полковой артиллерии морской пехоты, по уцелевшим огневым точкам. Стрельба продолжалась до сумерек. Впоследствии выяснилось, что японцы в этот день потеряли убитыми и ранеными почти две трети личного состава кадровых батальонов. Но надо отдать должное их упорству – когда в 9.00 8 июня пикировщики двух полков 219-й бад снова появились над японскими позициями, то обнаружили четыре почти достроенных дзот, вырытые окопы полного профиля, пулеметные и минометные огневые точки. Другое дело, что на высотах осталась примерно кадровая рота, пусть и усиленная непривычно большим для японцев количеством пулеметов.