чтобы сохранить от воды, он набрал в легкие воздуха и шёл по каменистому дну в направлении берега под водой, держа рацию на вытянутых руках. Такие же проблемы имели гидрографы и корректировщики артиллерийского огня с кораблей – они тоже высаживались в воду, поэтому подавляющая часть технических средств оказалась подмоченной и утопленной. В итоге несколько часов передовой эшелон не имел ни связи, ни управления, предоставленный самому себе. А раз нет связи – то нет и целеуказания для корабельной артиллерии, нет артиллерийской поддержки! При том, что японцы, опомнившись, стали оказывать бешеное сопротивление – батареи Кокутан и Котомари (к нашему счастью, всего лишь 75-мм калибра!), укрытые в бетонных капонирах, почти незаметных с моря, были малоуязвимы для огня с кораблей, к тому же ведущегося без корректировки, по площадям – зато, имея большой запас снарядов, расстреливали подходящие к берегу десантные суда со вторым эшелоном. В это время первый эшелон десанта, имея лишь гранаты и ружья ПТР, пытался штурмом взять высоты 165 и 171, господствующие над северо-восточной частью острова и отрезающие ее от остальной территории. Именно там матросы Вилков и Ильичев своими телами закрыли амбразуры японских дотов. А затем самураи атаковали танками – и по всем правилам, пехота, застигнутая танками на открытом месте, должна погибнуть, но наши морпехи сумели отбить эту атаку, уничтожив семь танков из двадцати, и под гусеницы бросались с гранатами (так что не нужны нам камикадзе – если надо, мы все камикадзе). Лишь к полудню туман рассеялся, над Шумшу появилась наша авиация, и штаб сумел наконец наладить управление, и корабли все же накрыли огнем проклятые береговые батареи – японцы пытались контратаковать еще раз, в этой атаке потеряв уже семнадцать танков, но наши неудержимо шли вперед, и самураи сломались, капитулировали. А после мы уже почти без боя высаживались последовательно на остальные острова Курильской гряды, и японские гарнизоны складывали оружие, на все ушло тринадцать дней, до 31 августа.
И шесть потопленных десантных судов, и от пятисот до девятьсот человек убитыми (по разным источникам). Причем половина – утонувшими. Такая была цена нашей победы в той истории, уже на исходе войны.
Здесь же, в этой измененной реальности, Курильский десант был не «одной из», а именно одной из ключевых операций этой войны. Имея описание хода событий там, со всеми ошибками и недочетами – нашлось на компе нашего «историка» Сан Саныча – я старался не наступать на те грабли, имея к тому же гораздо больше времени, сил и ресурсов. Обеспечив не гениальное, а эффективное решение поставленной задачи…
Генерал-майор Ц. Куников.
Штурм северокурильских островов.
Из сборника «Война с империалистической Японией». М.: Воениздат, 1965 (альт-история)
К весне 1945 вверенная мне прославленная 2-я гвардейская Зееловская бригада морской пехоты бригадой была только по названию – по численности и вооружению это скорее была мотострелковая дивизия уменьшенного штата. С высочайшим уровнем боевой подготовки – в течение лета сорок четвертого количество и сложность учений было беспрецедентным для мирного времени. Из «речной пехоты», как иногда звали нас армейские острословы, исходя из нашей самой частой задачи последний год войны, идти первым, штурмовым эшелоном при форсировании рек – Днепра, Вислы, Одера, Эльбы, Рейна – мы становились настоящей морской пехотой, способной вести бой в большем отрыве от тыла, на чужом берегу. После почти полугода напряженных тренировок на острове Рюген мы вышли на качественно иной уровень боеготовности даже по сравнению с битвой за Одер; имей же мы такую подготовку и вооружение на Днепре, то прошли бы сквозь французов, не сильно при этом утомившись.
Теперь же нам предстояло воевать совсем с другим врагом – о чем я и офицеры моего штаба узнали лишь в ноябре 1944 года, после завершения больших учений, на которых присутствовала высокая комиссия из Москвы, включая самого наркома ВМФ Кузнецова. Тогда я услышал названия, Шумшу и Парамушир, и на командно-штабных учениях, проводимых с использованием подробной карты островов, с нанесенными на нее военными объектами японцев, мы отыгрывали возможные варианты боевых действий. Одним их посредников, указывающих и ходы противника, был контр-адмирал Лазарев – тогда я еще не подозревал, что буду служить под его началом.
Нам были переданы от союзников (как было сказано) подробные материалы о штурме тихоокеанских островов. Против крохотных атоллов, размеры которых и численность японского гарнизона намного уступали Шумшу и Парамуширу, американцы выделяли до полудюжины линкоров с 16-дм артиллерией, сотни палубных и береговых самолетов; обстрел и бомбежка были такой силы, что на острове, прежде покрытом тропической растительностью, не оставалось ни одной пальмы. Но даже при этом самураи дрались фанатично, как эсэсовцы, за каждый метр, а когда все возможности были исчерпаны, поднимались в последнюю атаку. Следует учесть, что на тех островах японцы не имели значительного количества железобетонных сооружений, а численность высаженного американского десанта минимум в полтора-два раза превосходила число обороняющихся. И при этом сами американцы называли такие битвы, например, «кровавая баня на Тараве».
На Днепре мы были высокообученной легкой пехотой, имеющей задачу зацепиться за тот берег и удерживать плацдарм для высадки главных сил. На Одере мы были амфибийным рейдовым соединением, способным совершить бросок через водную преграду после глубокого прорыва вражеской обороны – для чего уже имели и плавающую легкую бронетехнику, и увеличенное число легкой артиллерии и минометов, и полностью моторизованный тыл. Теперь же мы становились «штурмовой инженерно-саперной бригадой с легким морским уклоном». Впрочем, и в первоначально готовившейся работать совместно с нами 10-й ШИСБр острили, «еще немного, и надо будет требовать у интендантов бескозырки и тельняшки». Мы учились штурмовать укрепрайоны, а они высаживаться с моря, но так сложилось, что «бронегрызы» поначалу попали на Сахалин, ну а нам пришлось работать и за них, и за себя.
Бригада имела шесть батальонов морской пехоты. Был добавлен батальон Т-54, причем частью в саперном и огнеметном вариантах. Плавающие бронетранспортеры и автомобили-амфибии были временно изъяты – к сожалению, тогда наш флот еще не имел десантных кораблей-доков, а союзники поставить их нам по ленд-лизу отказались. Был оставлен в бригаде легкий самоходно-артиллерийский полк («барбосы», 21 машина), зенитно-артиллерийский дивизион, дивизион реактивной артиллерии, тяжелый минометный дивизион (12 160-мм буксируемых минометов), моторизованная разведывательная рота, инженерно-саперная рота, рота ПТР (не расформировывалась, учитывая слабую броню японских танков), тыловые подразделения – общая численность, 5600 человек, 55 ед. бронетехники, 12 «катюш», 208 автомашин. На учениях отрабатывалось взаимодействие с придаваемыми в оперативное подчинение полком тяжелых танков, дивизионом минометов «тюльпан» или тяжелых мортир – хотя в штат бригады эти подразделения не входили. Очень много внимания уделялось доведению до совершенства работе артиллерийских и авиационных корректировщиков.
Зиму мы провели на Каспии, что стал полигоном не только для нашей, но и для других дивизий и бригад морской пехоты. Учились высаживаться на берег после перехода морем, и сразу же вступать в бой. По данным разведки был сделан макет Шумшу и Парамушира – и все офицеры до командиров рот самым тщательным образом его изучили. Конечно, что-то могло оказаться неизвестным, самураи хорошо маскировали свои позиции, – но мы знали обо всех японских аэродромах, передовой и главной линиях обороны на острове Шумшу, позициях тяжелой артиллерии на Парамушире и Шумшу, большинстве узлов сопротивления возле морских баз Катаока и Кавасибара, городке танкового полка, позициях большей части зенитной артиллерии. В Петропавловск-Камчатский мы прибыли лишь в конце апреля – не только по соображениям секретности, но и потому, что там были крайне ограничены возможности для полноценного размещения, а особенно тренировок в зимнее время. Месяц ушел на освоение нового театра и внесение последних корректив. Как я уже сказал, с нами не было 10-й ШИСБр, зато в оперативное подчинение был придан дивизион (8 орудий) немецких 210-мм мортир (21 sm Mrs.18).
31 мая мы получили шифровку, состоявшую из одного слова, «Порт-Артур», – это значило, что 3 июня мы начинаем. На следующий день я вылетел на передовой командный пункт, находившийся на мысе Лопатка. Вечером 1 июня из Авачинской бухты вышло десантное соединение.
В 5.00 3 июня я, с НП 945-й береговой батареи, лично видел наши самолеты, заходящие на цели. В состав авиакорпуса Северной Тихоокеанской флотилии входили: 7-я истребительная дивизия (четырехполкового состава, три полка на Ла-11, один на Та-152), 403-й и 422-й штурмовые полки (на Ил-2, сформированы на базе отдельных эскадрилий, ранее входивших в 7-ю, тогда еще смешанную дивизию), 361-й штурм. полк (бывш. армейский, передан флоту), 112-я бомбардировочная дивизия (два полка на Пе-2И, один на Ту-2), 703-й отд. бомб. полк (До-217К). Доклады от летчиков пошли через 10–15 минут, когда отбомбившиеся эскадрильи садились дозаправляться и пополнять боекомплект на аэродром подскока на мысе Лопатка.
– Штурмовики атаковали позиции двух 150-мм осадных орудий на севере Парамушира – группы расчистки накрыли РС позиции зенитчиков, основные группы – отбомбились ФАБ-100, группы зачистки сбросили баки с пирогелем. Подтверждение исполнения пока невозможно, там все горит.
– Пикировщики нанесли удары по аэродромам – на аэродроме Катаока разбомблены обе ВПП, уничтожены 9 ангаров; на втором аэродроме Шумшу разбомблена ВПП, уничтожены на летном поле 5 пикировщиков D4Y; на аэродроме Сурибачи разбомблена ВПП и уничтожены на летном поле 14 Ki-84; на аэродроме Мусаси разбомблена ВПП и уничтожены на летном поле 11 Ki-84.
– Истребители блокировали аэродром Кукумабецу – на летном поле уничтожены 19 Ki-43, три самолета сбиты на взлете; атакован гидроаэродром – пушечным огнем подожжены 7 гидросамолетов разведчиков Е16А.