и, первым делом грамотно отсекли их пехоту от танков – и тут они не придумали ничего лучше, чем пойти напролом.
С. – Сергей Гаврилович, вы хотите сказать, что японские танки просто пошли на нашу неподавленную оборону? Легкие танки – на сидящую в окопах морскую пехоту, с РПГ? Почти слепые ночью, и без пехотного сопровождения?
Т. – Именно так. Только не спрашивайте, почему они так сделали – я не знаю ответа. Мы потом с ребятами гадали, почему они сделали такую глупость. Ну не могли же они всерьез рассчитывать, что мы испугаемся танков и побежим – союзники-немцы должны были рассказать про Зеелов? Про РПГ они тоже знали – уже позже, на Урупе, мы сталкивались с японскими копиями «фаустпатронов». Не могли они не понимать, чем кончится такая атака – и все-таки пошли в нее.
С. – Сергей Гаврилович, мне встречалось в трудах японских историков – поскольку подполковник Икеда был фанатиком, он хотел умереть за своего императора, вот и повел своих подчиненных в самоубийственную атаку.
Т. – Ну хорошо, давайте разберем подробно эту версию. Вот у вас есть хоть и плохонький, укомплектованный вконец устаревшей техникой, но все же танковый полк. Ни отбиться, ни уйти с Шумшу никак не получится – можно либо сдаться, либо погибнуть в бою. Сдаваться не будем, значит, остается одно – продать жизнь подороже. Я, конечно, не танкист, – но я бы приказал подчиненным работать из засад, чтобы подловить нашу легкую технику, или постарался бы прорваться в наши тылы, например, к позициям тяжелой артиллерии. При некотором везении четыре десятка легких танков там такого бы могли наворотить, что мало бы нам не показалось. Логично я рассуждаю?
С. – Да, Сергей Гаврилович, – но японцы считают, что Икеда хотел погибнуть за императора, что и сделал.
Т. – Но это же глупость! Наши ребята тоже, бывало, шли на верную смерть за Родину, за товарища Сталина, – но всегда старались прихватить с собой как можно больше фрицев. Умирать за Родину надо не просто так, а с пользой для Родины, – а тут получается, что кадровый офицер не только не погиб за Отечество с толком, а нанес ему немалый вред, попусту угробив технику и подготовленных бойцов. Не верю я в такое – Икеда все же был не сопливым мальчишкой-прапорщиком с бреднями в пустой голове, а целым подполковником, прослужившим, наверное, лет двадцать, до своего чина?
Так вот, японцы прибавили газу и пошли на высоты. Стреляли «в белый свет как в копеечку», поскольку танковые пушки на подъеме смотрели в небо. Мы спокойно дождались, когда они подошли на 30–50 метров и прицельно ударили из РПГ. Цели распределили заранее – по каждому танку било несколько гранатометов, с короткой дистанции, попали почти все. Тут и «тиграм» бы хватило, а японские легкие жестянки с противопульным бронированием просто рвало на части! Настолько, что даже на выставку трофеев нельзя, по причине нетоварного вида.
Упорство у японцев было, это да. Немецкая пехота в подобной обстановке, когда мы всю их броню сожгли, однозначно откатилась бы на исходные и вызвала бы артподдержку. А тут японцы из танкового десанта, залегшие под нашим огнем, воспользовались тем, что мы к ним внимание ослабили, сжигая их коробки, и бросились к нашим окопам. И даже успели проскочить почти половину расстояния, прежде чем мы открыли огонь. И вступить с нами в ближний бой – те, кто уцелел. Но эта часть сражения была для нас намного легче, чем первая атака – теперь нас было примерно поровну с японцами, так что перебили мы их куда быстрее и с намного меньшими потерями, чем предыдущих. На некоторых участках даже не дошло до штыков – гранатами и пулеметно-автоматным огнем всех положили. А вот от огня танков у нас потери все же были – два трофейных «ганомага» подбили, и четыре МТ-ЛБ. Разменяли на свой танковый полк!
С. – Сергей Гаврилович, а сколько всего японских танков сожгли, вы знаете?
Т. – Я это точно знаю – у меня приятель их считал: 14 танков уничтожили ребята из группы поддержки, это «ганомаги» с зенитками, и машины с КПВТ, а 25 машин разнесли мы. Мы потом шутили, что трижды «чертова дюжина» оказалась для самураев чистым несчастьем.
С. – Японцы пишут, что в атаке участвовал 41 танк – значит, что два танка все же уцелели; может быть, они спаслись бегством?
Т. – Не думаю – вот чего за японцами точно не водилось, так это трусости. Дрались они насмерть, это – правда. Другое дело, что храбрость не заменяет воинского умения и не может компенсировать отсутствие необходимого вооружения, это да. Но если бы они были обучены и вооружены наравне с нами или отборными немецкими дивизиями, то стали бы страшным врагом для кого угодно – храбрости, самоотверженности, дисциплинированности, стойкости самураям не занимать, они по праву считаются настоящими бойцами и отменными солдатами. Так что в бегство японских танкистов верится плохо – не бегали самураи с поля боя, не было такого.
Могло быть другое – танки сломались по дороге, командир приказал экипажам ремонтироваться своими силами. До утра не успели – а после угодили на прицел нашим летчикам или танкистам. Вот этим и может объясняться нестыковка.
А японцев там положили много. Помню картину утром – их трупы лежали так, что местами земли не видно. И я не представляю, что с ними после сделали, чтобы не было санитарных проблем, обычно ведь пленных этим заниматься заставляют, но мало их мы взяли на Шумшу. Слышал, что там просто танковым бульдозером все сгребали в яму и засыпали. Это к теме «японских воинских захоронений», о чем их политики сейчас кричат.
С. – А гражданское японское население на Курильских островах было?
Т. – Когда мы на следующий день вошли в Катаоку, это главный поселок на Шумшу, там вообще никого не было, кто живой остался, на Парамушир сбежали. А дальше – вот встречались нам иногда какие-то отряды в штатском, по выучке и вооружению (вернее, их отсутствию) на ополчение похожи. Били мы их, что еще делать. А вот чтобы женщины, дети – лично я не видел. Хотя, наверное, были, хотя бы семьи офицеров, не монахи же там служили?
С. – Спасибо вам, Сергей Гаврилович, за подробный рассказ и разъяснения.
5 июня 1945 года. о. Шумшу, Катаока
Трупы по полю. Враг торжествует. Напрасной была наша смерть.
Лишь теперь майор Инукаи понял, «русский стальной каток» это не преувеличение. А самый реальный взгляд со стороны тех, кто имел несчастье оказаться на его пути. «Банзай-атака» была проведена четко по плану, всеми выбранными силами, в намеченный срок. И – немногие выжившие, презренные трусы, бежавшие с поля боя, повторяли, это был ужас! Нас просто убивали, резали как овец. Солдаты Ямато не посрамили Божественного, но против нас были истинные демоны, русская морская пехота. Может, и прав был тот германский гайдзин, с которым довелось говорить Инукаи перед назначением сюда – про страшных русских «шварце тодт», ближнего боя с которыми немецким солдатам предписывалось всячески избегать, даже при своем численном превосходстве?
От 73-й бригады (половины 91-й дивизии) остались ошметки. Где-то сгинул Икеда со всеми уцелевшими танками. Авиации больше нет. Сопротивляются опорные пункты на побережье, но это уже агония – тем более оборона там развернута в сторону моря, и слаба против штурма с тыла. Отбиваться некем и нечем, через час или даже меньше русские будут здесь. И нам еще дьявольски повезет, если сумеем доплыть до Парамушира, пролив узкий, но в воздухе русская авиация, гоняется даже за шлюпками и катерами. Генерал Фусаки решил остаться на КП дивизии до конца – что ж, еще до заката этот достойный воин увидит сады Аматерасу! Ну а ему, майору Инукаи, генерал сам приказал, жить дальше! И после рассказать в Токио о том, что видел. С севера идет цунами – и пусть боги помогут нам остановить его прежде, чем оно докатится до Метрополии!
Пора было уходить. Катер покачивался на волне у причала. Но тут солдаты подвели какого-то человека. Инукаи узнал Андрея Селедко. Интересно, куда делись остальные трое – в последний раз майор видел их сутки назад.
– Оказался на том берегу, среди эвакуированных гражданских, – доложил лейтенант из 74-й бригады, – не похож на японца, не имел при себе никаких документов, не смог сначала сказать внятно, кто и откуда. Лишь когда его уже хотели расстрелять как шпиона, стал кричать, что он из ваших людей. Поскольку связь с двенадцати часов отсутствует, то было приказано доставить его сюда.
Доставить? То есть, ради того, чтобы удостоверить личность этого гайдзина, этот достойный офицер с солдатами плыли сюда через пролив под русским огнем? Те, кого Инукаи сам отбирал в батальон разведки, и комендант-фельдфебель, и его люди, сейчас занимают оборону на окраине Катаоки, с одними винтовками против русских танков, им сейчас придется отбивать натиск русских дьяволов, только что вырезавших пять тысяч солдат императора, не сильно при этом утомившись? Воины Ямато должны умирать ради того, чтобы вот такие жили?!
– Этот человек дезертир, – сухо сказал Инукаи (придумать бы какую-то особо изощренную казнь, но времени не было), – убить его!
Солдаты поставили визжащего Селедко на колени, лейтенант обнажил меч.
– Подождите, – сказал майор, – где остальные трое?
– Гарцман с Ромштейном уже там, – заорал Селедко, со злостью смотря на тот берег, – жиды проклятые, из любой задницы вывернутся, ненавижу, мразь!! Я слышал, они меж собой сговаривались из канцелярии документы украсть и себя вписать, что они командированные! А где Бородинский, не знаю, у него вроде где-то тут заначка была спрятана, которую он еще в Харбине у расстрелянных взял, так он, наверное, за ней откололся. Господин майор, я вам как раб служить буду, по гроб жизни, ненькой Украиной клянусь, только не убивайте!
Инукаи брезгливо поморщился, махнул рукой. Оценил стиль лейтенанта – удар вышел безупречно, несмотря на откровенно плохой баланс син-гунто (стандартного армейского клинка). Хотя сам Инукаи приказал бы солдатам отпустить приговоренного, «полет ласточки» по телу, стоящему в полный рост, выглядел бы красивее банального отрубания головы.