Поскольку штаб Квантунской армии во главе с генералом Ямадой успел прибыть в Сеул, то я оказался старшим воинским начальником над группировкой на Ляодунском полуострове. И первым моим действием было обращение к солдатам:
– Сорок один год назад двадцать пять тысяч русских гайдзинов обороняли эту крепость, тогда носящую имя Порт-Артур, против пятикратно превосходящей японской армии. И поскольку тогда они держались одиннадцать месяцев, то наши предки будут огорчены и оскорблены, если пятьдесят тысяч истинных сынов Ямато не будут стоять здесь насмерть столько, сколько укажет им божественная воля микадо! Помните, что Япония не проиграла еще ни одной войны – в отличие от русских, которые тогда были нами разбиты! Так будьте же достойны своих предков!
Нас было пятьдесят тысяч – и еще столько же успели уйти в Корею. А всего три недели назад в строю Квантунской армии было больше миллиона солдат!
Токио, Императорский дворец. 18 июня 1945 года
Раньше в Токио говорили: если вы хотите узнать последние внешнеполитические намерения, идите не в Министерство иностранных дел, а прямо в штабы Армии или Флота. Поскольку хотя формально военный и морской министры были подотчетны премьеру, реально же, состоя на действительной военной службе, прежде всего подчинялись императору, как верховному главнокомандующему, и имели право непосредственного доклада ему. А прочему кабинету, во главе с премьером, часто оставалось лишь выслушать решение, принятое на таких закрытых заседаниях Ставки.
Если только премьером не был сам военный министр, как совсем недавно, генерал Тодзио. Но после поражения у Марианских островов, когда в высших кругах империи всерьез задумались о желательности скорейшего мира, было решено заменить этого бешеного фанатика войны на кого-то более умеренного. Проблема была в том, что этот знак вовне, в обстановке военного времени остался не замечен державами, – а интриговавшие против Тодзио «миротворцы» не имели ни конкретного плана действий, ни желания брать на себя ответственность. Новым премьером стал генерал Коисо, военным министром – генерал Анами. И война продолжалась – ведь даже заключать мир желательно с позиции силы?
Но побед не было. В ходе ожесточенного трехмесячного сражения были потеряны Филиппины. Янки высадились на остров Иводзима – что означало резкое усиление бомбежек Метрополии. Даже успехи оказывались в конечном счете «пирровыми» – так, большое наступление в Китае летом и осенью сорок четвертого хотя и привело к захвату обширной территории и истреблению нескольких миллионов китайцев, солдат и гражданских, совершенно не склонило Чан-Кай-Ши к миру, зато съело значительные ресурсы, с которыми в империи и так было плохо.
Самым слабым местом оказался, как ни странно, торговый флот. Не линкоры и авианосцы, а скромные транспорта были жизненно необходимы, чтобы везти в Метрополию богатства с захваченных обширных территорий. Но того, что было на начало войны, не хватало, – а чрезвычайная программа 1943 года была принята слишком поздно, не была обеспечена ни ресурсами, ни судостроительными мощностями, а главное, к этому времени англо-американцы, после кампаний в Атлантике, в полной мере оценили, что такое «неограниченная подводная война», и накопили богатый опыт. С конца сорок третьего потери японского торгфлота резко пошли вверх, перекрыв весь прирост по «чрезвычайной программе». Причем приоритетными целями считались танкеры – и настало время, когда в Ост-Индии качали нефть миллионами тонн, перекрыв довоенный уровень, а в Метрополии был топливный голод. И не только топливный – рис из Бирмы и Вьетнама не доходил тоже. До недавнего времени большим подспорьем были уголь и продовольствие из Маньчжурии – теперь не стало и их. И было очевидно, что победы в этой войне ждать не придется – значит, надо заключать мир, переходя от разговоров за чаепитием к реальным шагам.
Присутствовали – премьер Коисо, военный министр Анами, морской министр адмирал Енаи, оба начальника генеральных штабов. Вошел император, сопровождаемый адъютантом, все встали и согнулись в глубоком придворном поклоне, затем заняли свои места.
– Империя в опасности, – сказал божественный микадо, – в большей, чем была во время вторжения монголов. Что Армия и Флот могут сделать для отражения этой угрозы?
– Какие вести из Маньчжурии? – тут же вставил Коисо. – Есть ли надежда, что наши войска перейдут в решающее наступление, разбив русских, как китайцев год назад?
– Надежды нет, – ответил Анами, – в отличие от китайцев, у русских подавляющее превосходство в танках и артиллерии. Лучшие дивизии Квантунской армии если не уничтожены, то отрезаны в приамурском «Сталинграде» и обречены. Они еще могут какое-то время связывать некоторую часть советских войск, до своего полного уничтожения – и это всё. Их положение безнадежно, тем более что русские штурмуют наши укрепрайоны с тыла, из Маньчжурии. Единственно, я могу вам поклясться, они не сдадутся – потому что я приказал им умереть за Японию.
– У вас еще есть войска в Китае, – сказал Коисо, – свыше тридцати дивизий, закаленных в боях! Прикажите им выдвинуться на север, атаковать и разбить русских гайдзинов, связанных битвой с нашими маньчжурскими героями!
– Пехотные дивизии, – ответил Анами, – две из них уже разбиты возле Чанчуня, попав под удар Шестой танковой армии русских. И мы не можем быстро собрать и двинуть на север всю армию из Китая, – а по две, по три дивизии положения не исправят, они будут уничтожаться русскими точно так же, как погибла вся Квантунская армия. В настоящий момент то, что от нее осталось, отступает на Ляодунский полуостров и в Корею, преследуемое русскими танками.
– Какие шансы, что нам удастся стабилизировать фронт? Хотя бы в Корее?
– Очень малые – если русские так быстро и легко сокрушили укрепрайоны, которые мы строили десять лет. Это те же войска, что прорывали рубежи, объявленные немцами «непробиваемыми», – Днепр, Висла, Одер. Утратив же Корею, мы потеряем все завоевания на континенте, поскольку связь и снабжение наших войск в Китае и Индокитае станут чрезвычайно затрудненными. Мой вердикт – еще две недели, максимум месяц, и катастрофа неизбежна.
– Что на севере?
– Курилы – русские высадились на острове Уруп, идут бои, острова севернее уже потеряны. Большую тревогу вызывает Карафуто – вернее, тот факт, что заняв его полностью, русские еще усиливают там группировку своих войск и авиации. Что позволяет предположить: Хоккайдо тоже под угрозой вторжения. Сейчас туда срочно перебрасываются дивизии из Армии обороны Метрополии, и формируются на месте резервные части, общей численностью в полмиллиона солдат. Также на Хоккайдо дислоцирован тяжелый танковый батальон «тигров». И почти все самолеты, что успели передать нам немцы – «фокке-вульфы» и Ме-109. Потому есть надежда, что этот рубеж мы удержим.
– Вы ничего не сказали о положении в Южных морях. Индокитай, Ост-Индия?
– Эти девятнадцать дивизий никак не смогут принять участие в битве за Метрополию. А именно здесь будет решаться исход этой войны!
Император молчал, внимательно слушая и дозволяя вместо себя говорить своему премьеру. Впрочем, божественный микадо, вопреки заблуждению, возникающему у европейцев при слове «император», никогда не был вождем нации, а скорее, духовным авторитетом, своим словом как печатью скрепляющий решение большинства. Коисо же нервничал: сменив Тодзио, он обещал императору, что с честью выведет Японию из тайфуна войны. Но аристократы не учли инерцию военной власти, слепо надеясь, что бюрократическая машина послушно развернется на новый курс. Реально же почти никто из чинов Армии и Флота не решался признать, что «война проиграна», – а потому все кивали, соглашаясь с волей премьера, но никто не совершал никаких конкретных шагов. Коисо приходил в ярость, сражаясь с мнимым заговором, требовал себе все больших полномочий. А все шло как прежде, по колее, ведущей в пропасть, – война неотвратимо приближалась к берегам Японии, поглощая корабли и дивизии, территории и людей.
– Достаточно, генерал. Я услышал от вас все, что хотел. Что скажет Флот?
– После битвы за Филиппины во флоте осталось меньше половины списочного состава, – начал Енаи, – избежать еще большего урона удалось лишь за счет отвода уцелевших кораблей в Метрополию, фактически отказа от борьбы. Альтернативой было лишь полное уничтожение флота, при практически том же продвижении американских войск. К сожалению, вынужден признать – битву за Южные моря мы проиграли, просто потому, что у янки впятеро больше кораблей и вдесятеро – авиации. Подводные лодки несут тяжелые потери при выполнении несвойственной им задачи, снабжения островных гарнизонов. Самое худшее, что с потерей Филиппин мы лишились коммуникации к нефти Ост-Индии. В настоящий момент у Флота есть накопленные запасы мазута на два месяца интенсивных боевых действий, авиабензина – на полтора месяца, и это всё. Пока мы еще можем предотвратить вторжение в Метрополию. Что будет дальше – знают одни лишь боги.
Повисло молчание. Никто из присутствующих не решался сказать слов: мы проиграли эту войну.
– Требования Стокгольмской декларации великих держав, – наконец произнес Коисо, – какое отношение Армии и Флота к возможности, что мы их примем?
– Это конец Японии как мировой державы! – выкрикнул Анами. – Низведение нас до какого-нибудь Сиама. Их газеты не стесняясь пишут, что «небелая раса будет поставлена наконец на то место, где ей и надлежит быть!» От нас требуют отдать все территории, кроме самой Метрополии, даже Формозу и Окинаву – все земли, за которые пролилась кровь воинов страны Ямато! Полное разоружение, с запретом впредь иметь что-то кроме полицейских сил, для внутренней охраны порядка. Запрет на промышленность, «могущую быть использованной в военных целях», – с характерной оговоркой, «за исключением той, что будет находиться в иностранной собственности». Уплата чудовищной контрибуции, «возмещение ущерба, понесенного Соединенными Штатами, Англией, Францией и Голландией», то есть нам придется платить за Перл-Харбор, как и вообще за все потопленное нами, а уж какие счета выставят французские и голландские торгаши? Мы станем чем-то вроде Китая или Индии – без всякой надежды подняться. Если мы сдадимся, – то и наши предки, и наши потомки нам этого не простят. Мы еще можем сражаться, встав насмерть на берегах Метрополии! Армия обороны – сорок дивизий! Гайдзины боятся своих потерь – такая угроза может их остановить.