Вот только куда деть пистолеты? Один, так же, как у Анны, в кобуру под юбку, на пояс от подвязок – поскольку «беретта» была крупнее, чем браунинг Анны, то пришлось отпустить почти до колена, а чтобы не болтался, еще и прикрепить к ноге. Ну, а парабеллум придется класть в карман моего старого жакета, хотя он к платью категорически не подходит! Но я утешала себя тем, что так одеваться придется лишь на улице, а внутри дворца я могу себе позволить быть принцессой.
Анна, оглядев меня, согласилась, что это платье очень мне идет. И пообещала, что как только приедем домой, «в место постоянной дислокации», она подберет мне все остальное, «оденет меня с ног до головы». А пока мы отправились по кабинетам – Анна не слишком любила собирать заседания штаба у себя, а предпочитала присутствовать и смотреть, как работают другие, каждый на своем участке. В тот день мне запомнилось, что кроме пропаганды мы занимались еще «заброской невода», как назвал это мой муж. Создать по всему городу сеть наблюдательных постов со связью, рациями или телефоном (поскольку АТС на Крещатике была еще наша, там засели курсанты НКВД, отбивая атаки бандитов), и непрерывно давать войскам информацию о положении и действиях врага, чтобы действовать не вслепую! Вплоть до того, чтобы просить у военных самолеты, чтобы низко летали и радировали, что видят. И собрать воедино сведения от наших добровольных помощников – все узнанное в итоге наносилось на огромную карту, расстеленную на столе. Пока сплошь почти утыканную булавками с синими флажками – но красный цвет господствовал по краям, словно сжимая вражескую территорию в тиски.
А затем мы зашли в туалетную комнату – довольно большое помещение, белые умывальники, зеркала, ну и все прочее. Какая-то женщина стояла и приводила в порядок прическу – увидев нас, поспешила исчезнуть. А когда мы уже собирались выходить, она вошла, и с ней ворвались трое военных, двое оттеснили Анну к стенке, один подступил ко мне, и в руке у него был нож.
Я поняла, что это бандиты – такие же, как были в «Национале», тоже переодетые в нашу форму. И уже после я узнала, что им было указано, как узнать Анну: «фифа в нарядном платье, она там одна такая». И будь я одета как прежде, все было бы кончено, меня бы убили сразу, а Лазареву увели бы с собой – и наверное, кроме платья у негодяев был и словесный портрет Анны, раз на нее набросились сразу двое, но возникла все же и неясность, и женщина-главарь решила, что секунда ничего не изменит.
И это дало нам шанс. Всего одна секунда – вот странно, мы с Анной не проходили совместных тренировок, но начали действовать одновременно. Сдавленный крик одного из бандитов, что были возле Анны, и тот, кто напал на меня… нет, не отвернулся, но скосил взгляд. Я даже не видела, что там произошло, но знала, что другого шанса не будет. И Мадонна хранила меня и вела мою руку – потому что этот прием даже у моего мужа выходил в восьми случаях из десяти! Когда на тебя вплотную наставляют пистолет или нож, поднять руки, будто сдаваясь, и очень быстро хлопнуть в ладоши. Так, чтобы (если оружие врага в его правой руке) твоя правая ладонь бьет по его стволу или клинку плашмя, а левая по его кисти снаружи – и оружие мгновенно выворачивается из чужой руки и переходит в твою, причем острием или стволом на врага!
– Учти, галчонок, что опытный боец никогда не сжимает оружие, как тонущий протянутое весло. А держит расслабленным хватом для лучшей подвижности – и при таком приеме должен удержать рукоятку одним большим пальцем против твоих двух рук и еще рычага.
По пальцам потекла кровь, я все же порезалась о лезвие. Но враг этого вовсе не ожидал, и мне удалось! Перехватив нож, я следующим движением резко дослала его вперед, в горло бандита! Он захрипел и стал валиться на пол, нож так и остался торчать в его шее. В руке женщины блеснул пистолет, но я тоже не стояла столбом – приседая, какое-то мгновение прячась за падающим телом, бросила руку вниз, затем одним движением задрать подол платья и схватить свое оружие. Я никогда не делала это в юбке, – но мой муж учил меня выполнять такое с застегнутой кобурой, когда таким же движением снизу вверх в долю секунды срывается клапан, выхватывается пистолет и еще пальцем отводится предохранитель. И как хорошо, что это был не парабеллум, а «беретта», которую, в отличие от люггера, можно носить с патроном в стволе – именно это сказал мне муж, когда я выбирала что-то для мгновенного и внезапного применения!
Анна Лазарева
Они не собирались стрелять, по крайней мере в первый момент, и это дало мне шанс. Короткий удар носком в голень, в кость тому, кто подступал справа, с тряпкой, смоченной хлороформом. Юрка говорил, что так можно сломать противнику ногу. У меня так не вышло, но было, наверное, очень болезненно, потому что рослый мужик согнулся и охнул. И сразу же захват левой за руку второго, с ножом, уйти с линии атаки влево, разворотом на пятках продернуть его руку вперед… эх, не получилось дотянуться этим же ножом, еще зажатым в чужой руке, до первого бандеровца. Зато успела подхватить кисть на болевой[53], и враг не только достать меня не может, но и своим телом закрывает меня от остальных. Теперь как можно резче, это не тренировка, противника не надо щадить, пусть будет перелом или разрыв связок! Он воет, это очень больно. Теперь его можно было бы положить мордой вниз, как Федьку Троля тогда – но тут еще один хромает, пытаясь вмешаться, да и женщину из виду упускать нельзя, потому поступаю проще. Выламываю из ослабевших пальцев врага нож и без всяких сантиментов втыкаю ему в печень. А затем с силой толкаю тушку прямо на хромого. Тот все же успевает отшатнуться в сторону – и закрывает собой меня от женщины, уже успевшей выхватить пистолет. Надвигается на меня, широко расставив руки – и получает ногой в живот (этот прием и стойку Смоленцев называл «кошка»), отбрасывается назад.
Я получаю мгновение – достаточное, чтобы выхватить из-под платья браунинг. Женщина тоже успевает обойти последнего оставшегося на ногах бандита. Это как дуэль, всего с пяти шагов! Я не успеваю нажать на спуск, у женщины разлетается голова от девятимиллиметровой пули. Позади нее Лючия держит «беретту». Хромой лезет в карман – стреляю сразу, увидев, что у него там даже не пистолет, а граната, после Юркиного спектакля в ресторане я подобных вещей очень не люблю. Четыре трупа и лужи крови на полу. А мы – живые и целые!
В коридоре шаги и голоса, выстрелы услышали. Я боялась, что там будет еще кто-то из бандеровцев на подстраховке – но с облегчением узнала Юрку и Валентина. И тут только мне стало страшно – так, что даже на миг потемнело в глазах. Я же не только собой рискую, но и сыном моим и моего адмирала – который не родился еще! Бандеры проклятые, ненавижу – а эта дрянь жаль, что сдохла так быстро, что даже понять ничего не успела!
Много позже мне сказали, что это опаснейшая была тварь, бандеровская «мата хари», агент Апрельская, втершаяся в доверие к нашему замнаркома ГБ Украины Карину-Даниленко, числилась нашим сотрудником, а наших людей сдавала бандеровцам, была самым ценным их шпионом. Именно она провела в горком группу боевиков СБ, сославшись на того же Карина-Даниленко – организовала охоту на нас, хорошо зная внутренний распорядок советских учреждений.
Вот только интересно, зачем им нужно было меня живой захватывать? Неужели Кук решил, что просто удавки для меня мало? Когда поймаем, обязательно его спрошу.
Людмила Фоя Перелесник
За ридну Украину? Да хоть за черта. Важно лишь, что она есть – идея, за которую не грех и умереть.
Но в двадцать лет о том как-то не думаешь. Первое увлечение не забывается – к идеям это относится тоже. В Киеве «под немцем» выбрать сторону – советские или ОУН. Она, студентка мединститута (работавшего и в оккупацию – немецким хозяевам был нужен местный персонал), выбрала второе. Отчего у одних панов может быть мечта «от можа до можа», чем Украина хуже?
Ей везло. И была, конечно, увлеченность идеей – родись она восточнее, вполне могла бы стать советской партизанкой-героиней. Ее заметил Микола Козак, тогда еще референт СБ, и выбрал для особого задания. Якобы сдаться москальским, выдать им какие-то секреты и не слишком ценных людей – ради того, чтобы войти в доверие. Ей это блистательно удалось, самые большие начальники киевской госбезопасности верили ей, даже выдали удостоверение полноценного сотрудника ГБ.
Ее ценили и берегли. Именно благодаря ей удалось раскрыть целую сеть москальских агентов в ОУН. А она осталась вне подозрений – информация, которую она давала, была гораздо ценнее, чем личное участие в акциях, на то хватало расходного материала. Она была своим человеком в ЦК, обкоме, горкоме, знала там многих, а также внутренний распорядок. Именно она узнала и донесла Козаку, какую подлинную роль сыграла Ольховская в измене Кириченко. Потому она не удивилась, получив приказ, выполнить который могла лишь она. В боивке СБ не было тупых селюков, туда набирались люди с образованием, умеющие, если надо, сыграть роль советского или немецкого офицера. Но лишь она была своей – там, где предстояло работать.
Войти в горком было просто – ее там знали, а значит, и трое боевиков, переодетых в мундиры НКГБ и могущих показать удостоверения (подделка, но различимая лишь экспертизой – для проверки на глаз сойдет), были вне подозрений, главное тут – это идти с уверенным деловым видом. Она сама выбрала место засады – кто упрекнет даму за то, что она слишком задерживается перед зеркалом в туалетной комнате? А при появлении объекта достаточно времени, чтобы сбегать за боевиками, курящими на лестнице в ожидании отлучившегося командира.
«Женщина в нарядном платье – не ошибетесь, она в горкоме одна». Сведения были свежие, вчерашние. И был словесный портрет Ольховской – жаль что не удалось взглянуть на фото, оно должно ведь быть у Карина-Даниленко. И все вышло так, как задумано – оставалось лишь упаковать объект и аккуратно вынести наружу.