– Меня там не было, – сказал Джимми, – но думаю, что если наш президент решил, что те, кто там, представляют угрозу для Америки, и отдал приказ, то нельзя было не подчиниться? Если честно, то я не знаю, за что в Китае воюют Мао с Чан Кай Ши, и почему вы поддерживаете одного, а мы другого. Но я думал, что великие державы всегда могут договориться, чтобы спор местных вождей не перерастал в большую войну?
– Ну что вы за подлая нация? – спросил русский. – В голову вам не приходит, что у тех же китайцев может быть свое мнение? Нет – только так, как хотите вы!
– Отчего же: наверное, будет по демократическому закону, – предположил Джимми. – Как у нас две партии, так и тут. Устроить выборы, спросить всех, за кого они, за Мао или за Чана? За кого большинство – тот президент. Так же сенаторы, губернаторы, министры – как эти чины зовутся в Китае, мандарины?
– Ой, уморил! – расхохотался русский. – Я тут, на китайской границе, с самой войны. Которая с японцами. И что по ту сторону творится, наслушался, знаю! Как представлю – маовцы и чановцы послушно подчиняются воле кого-то, кто будет организовывать и считать голоса! А после стройными рядами и колоннами расходятся по местам – раз этого выбрали, подчиняемся ему! Знаешь, как на самом деле будет? Всеобщая бойня – у тех большинство, сейчас это исправим! И так, пока не надоест, или всех не перебьют.
– Вижу, вы тоже не слишком уважаете своего Мао? – спросил Джимми.
– Он был нашим, – ответил русский, – а оказался тот еще фрукт! На наши земли рот разевает. А наш сейчас – Гао Ган. У которого сейчас покой, порядок, заводы и шахты работают, КВЖД наша.
– Ясно, – сказал Джимми, – у вас с ним бизнес. А на нашу территорию, чтоб конкурента не было, напустили Мао, чтоб война шла и никакого бизнеса быть не могло. Когда же мы захотели это прекратить, то и вы вмешались, не дали. Так же как в Чикаго, я щенком был, территорию делили – банды с «томми-ганами» друг друга крошили, а в итоге решалось, какой босс с этого района дань берет.
– Ну ты сказал! – возмутился русский. – У вас организованная преступность. А у нас – целый народ к лучшей жизни. И конечно, промышленность, чтобы это обеспечило!
– Я и говорю, выгодный бизнес, – кивнул Джимми, – работает что-то, прибыль дает, это называется бизнес. А у каждого бизнеса должен быть хозяин. Если как у вас, все общее, ну значит это ваши федералы… как это по-русски, власть в целом? И ни один хозяин свой бизнес разорять не даст. Вы свой защищаете, мы свой. Конкуренция.
– Давно учил я политэкономию, – сказал русский. – Слушай, а все-таки, откуда ты по-нашему знаешь? На потомка эмигрантов-белогвардейцев точно не похож!
Делать было все равно нечего, и Джимми рассказал – про Португалию сорок третьего, про своего механика Стива, про «счастливые» цвета, про концерт с Гленом Миллером, это ведь не могло составлять никакой тайны? В ответ русский спросил, уж не тот ли он американец, чьи песни «Ya – istrebitel» и подобные ей исполняли как-то раз по московскому радио, поет на смеси русского с английским?
– Так вы крутили мои песни без моего ведома? – спросил Джимми. – А мои авторские отчисления? Пользуетесь, что в Москве нет моего агента.
– А песни чьи? – ответил русский. – У нас их еще в сорок втором исполняли, сам слышал. Тогда и ты нам плати!
– Паритет, – заметил Джимми. – Хотя, знаешь, когда эта война закончится, и если я с авиацией прекращу, пойду в джазмены, то может быть, приеду к вам с гастролями.
– Не могу обещать того же, – сказал русский, – мне до отставки еще долго. И вряд ли к вам в Америку выпустят, да и не тянет совсем.
Разговор плавно переместился опять на тему прошлой войны. Русский с интересом слушал, как Стив в Португалии подкручивал мотор «уорхока» Джимми. И какие там, и после во Франции, были воздушные бои.
– А в общем, Р-40 самолет не очень. Даже подкрученный, был с «мессом» на равных, ну может, чуть лучше. Як-9У был гораздо сильней!
– Ну ты скажешь! – обиделся Джимми. – У вас же самолеты из фанеры.
– Так и у англичан были, – сказал русский, – видел, наверное, вблизи их «москито»? Вот честно скажу, я на «Яке» делал то, что на «хоке» никогда бы не смог! Да и наши новые, на которых войну заканчивал. Ла-9 от Ла-7 в бою собственно почти не отличается. Разница лишь – что его без ангара хранить можно, а дерево быстро гниет. Но на войне, где истребитель живет два-три месяца, это вполне терпимо. Зато – проще и дешевле.
– Виски? – предложил Джимми, откупоривая флягу. – Подгребай, угощаю. Слушай, вот не пойму, а с чего нам воевать?
– Так вам акулы капитализма приказали, вы и пошли, – ответил русский. – Слушай, а сам-то ты из пролетариев? Или у вас бывает и черная буржуазия?
– Владельцы своего бизнеса? – переспросил Джимми. – Бывают, а как же? Кто-то лавку держит, кто-то мастерскую. А больше, конечно, на заработке. Это у вас своего ничего нет, все федералам принадлежит.
– Ну ты сказал! – возмутился русский. – Кто ж у меня мою личную собственность отнимет? А-а, ты имеешь в виду, если прибыль и в оборот, вот плохо политэкономию помню? Так и такая есть – артели, это когда несколько человек объединяются и строят мастерскую, или даже маленький заводик. А колхозы, по-твоему, это что – налог и обязательные поставки сдал, остальное твое! Есть и одиночки, что-то чинить-клепать, никто их не запрещает. Вот большое что-то иметь это нельзя – завод, банк, пароход, железную дорогу. Это все – государственное! Так у вас что, много хозяев?
Джимми подумал, загибая пальцы.
– Да, пожалуй, что мало, – ответил он, – из тех, кого я знал. Но это наша, американская мечта. Вот я сейчас на заработке у кого-то, а хочу на свой собственный бизнес накопить, и оттого работаю, лучше, старательнее.
– Ага, нам рассказывали: чистильщик обуви может стать миллионером, – расхохотался русский. – И сколько таких было, один на миллион? Сказки это всё!
– А ваши сказки другие, – ответил Джимми, вспоминая, что когда-то рассказывал Стив, – как лежал Иван-дурак на печи и ждал, что ему с неба свалится.
– Сам ты дурак, – ответил русский, – вот я сам не граф, не буржуй, а из деревни под Черкассами, это от Киева недалеко. А теперь вот подполковник авиации, в тридцать один год – и может, еще до генерала дослужусь! У нас говорят, за тобой служба, а за товарищем Сталиным награда не пропадет.
Джимми взглянул с уважением. Подполковник – очень большой чин![111] Выше, чем командир эскадрильи. Командир группы, не ниже!
– Все равно у нас лучше, – упрямо сказал Джимми, – все по-честному. Вот я заработаю десять тысяч долларов и сам могу открыть свое дело. А у вас то ли заметят тебя, то ли нет.
– У вас какой-нибудь Рокфеллер прибыль получит и в свой карман, – ответил русский, – и мое: хочу, пропью, проиграю, прогуляю. Или как помру, сыну оставлю – а если сын дурак? У нас справедливее: все идет в общее, всему народу. Потому скоро мы вас обгоним и перегоним, и по промышленности, как товарищ Сталин обещал.
– А мы по-вашему не хотим, – ответил Джимми, – вот мечтаю свой бизнес начать. И думаю, что в Америке большинство парней меня поддержит.
– Дались вы нам! – ответил русский. – Идея мировой революции уже неактуальна, как Троцкий подох. А товарищ Сталин говорит – будем строить социализм в одной стране. Ну и в тех, кто с нами.
– Понятно, – заметил Джимми, – решили не навязывать свои правила бизнеса всем, а расширять территорию своего. Это как у нас война была сто лет назад – из-за спора, такие, как я, собственность белых или работают на белых? И как тогда спорили, какой-то штат за Север или за Юг, нам учитель рассказывал – так сейчас воюем, чей Китай, ваш или наш.
– Чушь! – заявил русский. – Мы Китай присоединять не собираемся.
– А какая разница, – заметил Джимми, – как у нас, что южнее Рио-Гранде, то наше. Хоть там правят такие же макаки, как Мао или Чан.
– Летят, – вдруг сказал русский, – слышишь, летят!
И стал доставать ракетницу. Джимми тоже вынул свою. Красная ракета – сигнал бедствия, одинаковый во всех странах.
И чуть в стороне прошла пара «мигов». Видели или нет, непонятно! Быстро ушли куда-то на юго-восток.
Через четверть часа с северо-востока показался еще один самолет, двухмоторная летающая лодка «каталина». Заметив плотики – так как изменила курс, шла прямо к терпящим бедствие. Стала заходить на посадку.
Джимми и русский прекратили разговор. Кому из них домой с победой?
Сел, подруливает. Видны красные звезды на хвосте.
– Ну что, погребли? – сказал русский. – Или хочешь остаться? Может, и тебя твои подберут!
Джимми отрицательно качнул головой. Перспектива провести на плоту посреди моря еще бог знает сколько времени и, возможно, стать ненайденным мумифицированным трупом, как рассказывал инструктор, пугала его куда больше, чем русский плен.
На борту русского гидроплана уже были, кроме экипажа, один подобранный русский пилот (бывший спутник Джимми оживился: «Лешка, хорошо, что живой!»), и двое американцев (Джимми никого не узнал в лицо, ну а те, если и узнали, то не подали вида). Кольт у Джимми отобрали, но относились вполне пристойно, без оскорблений. Где-то через час «каталина»-амфибия приземлилась на русском аэродроме, выгрузила пассажиров и, даже не дозаправляясь, снова пошла на взлет, искать сбитых. Спасенные русские здесь были явно хорошо знакомы всем – ну а пленных отвели в сторону. Джимми встревожился, а вдруг сейчас их всех расстреляют, и никто никогда не узнает об их судьбе? Но появился врач с санитарной сумкой, стал спрашивать, нужна ли кому-то помощь.
– Эй! – окликнул Джимми русского подполковника на прощание. – Ладно, сейчас тебе повезло. В следующий раз, возможно, повезет мне!
– Ты даже не представляешь, как тебе повезло, артист, что тебя подобрал наш самолет, а не ваш, – был ответ. – У нас ведь правило: русские не сдаются!
И Михаил Гриб достал из кармана гранату-лимонку с вставленным запалом. Усмехнулся, глянув на вытянувшееся лицо Джимми. Повернулся и зашагал куда-то через летное поле.