Блеф. Не находили мы никаких обломков, но вот знать, что этого нет, русские не могут! И не проверить им это, по крайней мере быстро. Покер – это не карточная игра. Это игра с оппонентом, ну а карты лишь анту– раж.
– Вы гордитесь, что не прощаете крови своих, особенно беззащитных, пленных или гражданских. Тогда отчего вы убили наших пленных в Синьчжуне? Причем убивали с особой жестокостью.
Райан с удовлетворением заметил, как у Сталина чуть дернулся ус. Если в посольстве располагали лишь пересказом донесения представителя при ставке генерала Мо – переданным сначала в Шанхай в штаб Макартура, оттуда в Вашингтон, и лишь после сюда, «для ознакомления», то русский диктатор должен был владеть более полной информацией! Вот только теперь он не уверен, что ему сообщили всю правду – а еще вернее, правда оказалась именно такой. Если русские шли на прорыв, что им было делать с пленными? В то же время в донесении было: никого из них живым найти не удалось. Джек Райан не был войсковым разведчиком, но за время своей службы в Корпусе морской пехоты достаточно общался и с этой публикой, чтоб знать: диверсионный отряд в тылу врага и регулярная армия на фронте – это очень большая разница в отношении к пленным.
– Вы сказали в речи по московскому радио, что готовы к компромиссу, но никогда не пойдете на односторонние уступки. То же самое относится и к Соединенным Штатам. То, что вы требуете от нас – нуждается и в вашем шаге навстречу.
– Какие шаги вы хотите от нас? – спросил Сталин. – Это просто несерьезно: пошутили возле поста, охраняемого вооруженным часовым. У вас на стратегических бомбардировщиках мальчишки-хулиганы летают? Шпана, по своей прихоти способная спровоцировать атомную войну? Эти свое получили – ладно, можете их тела забрать, пришлите в Порт-Артур корабль, но не самолет, во избежание подобных недоразумений. Что же касается норвежцев – то не мы были зачинщиками этого конфликта. И теперь Его Величество должен официально извиниться за свои слова, если он и самом деле поступил так исключительно по собственной воле. Вы предлагаете посредничество – так пожалуйста, объясните королю пагубность его заблуждений. Или все-таки Хокон Седьмой в своем заявлении оглашал общую волю Атлантического Союза – и тогда это следует понимать как объявление от общего лица войны СССР.
– Нарвик и Шпицберген не вернете законным хозяевам?
– Скажите, мистер Райан, при покупке товара сделка считается завершенной, когда покупатель не только получил товар, но и уплатил деньги продавцу? – прищурился Сталин. – В таком случае я хотел бы спросить, где деньги, следующие нам за Аляску по подписанному договору? Утонули на английском судне «Оркли» по пути в Петербург – то есть будучи еще не нашей собственностью, тогда мы тут при чем? Вам не кажется, что тогда вам следует или уплатить нам семь миллионов двести тысяч долларов 1867 года, в пересчете на сегодняшний курс и с накопившимися процентами – или вернуть нам наш товар?[155]
– Генералиссимус, надеюсь, вы не станете требовать, чтобы мы немедленно убрались с Аляски?
– Так же как и мы – со Шпицбергена. Который был освоен русскими задолго до норвежцев.
– Ну а Нарвик и три северные провинции тут при чем? Вам не кажется, что ваше владение этими территориями прямо противоречит порядку, установленному ООН, – что любые изменения границ государств могут происходить лишь с одобрения этой организации?
– Порядок, который был принят уже после того, как мы вошли в Нарвик. Да, а как тогда быть с подмандатными территориями Лиги Наций – в Африке, на Тихом океане? Следует ли тогда понимать, что ГДР должна вернуть себе Юго-Западную Африку, Танганьику и острова Палау?
– Ну, если вспоминать, когда и какая территория принадлежала какой стране…
– Однако же сейчас именно вы напоминаете нам, у кого законные права на Нарвик. Что ж, если Его Величество Хокон Седьмой так озабочен соблюдением международной законности – то пусть официально признает, что Шпицберген, Медвежий, Финнмарк, Тромсе и половина Нурланна отныне и навеки принадлежат СССР. И это будет столь же законно, как, например, включение Гавайев в состав США всего полвека назад[156].
– Его Величество на это не пойдет никогда.
– А разве мы с ним сейчас ведем переговоры? – спросил Сталин с наигранным удивлением. – Вопрос стоит так: или Хокон Седьмой выступает от лица всего Атлантического Союза – и тогда договаривающимися сторонами должны быть только мы и вы; или это его собственная инициатива – ну тогда мы сами разъясним Его Величеству всю глубину его ошибки.
– На территории Норвегии находятся американские и английские войска. Если они будут атакованы вами – войны не избежать.
– Это означает вашу поддержку норвежской стороны в этом конфликте? После того как король фактически объявил нам войну? Вы понимаете, что сейчас между СССР и Норвегией фактически состояние войны – пусть и такой, как была на Западе осенью тридцать девятого? И развитие ситуации – или начало военных действий уже по-настоящему, или заключение мира.
– Я прошу, дайте нам срок, пусть это будут трое суток, отсчетом с 12 часов этого дня. За это время мы беремся повлиять на короля, чтобы он подписал мир, приемлемый для всех. Пусть ваши войска не пересекают норвежских границ – ну а наши будут отведены от линии соприкосновения, из Южного Нурланна.
– Трое суток. Начиная с 12 часов московского времени, то есть через полтора часа. По истечении этого срока если мы не увидим мирных инициатив, то оставляем за собой право на любые действия.
– Хорошо. Это будет полезный шаг. И последнее. Отдайте нам Ли Юншена и его банду. Просто не мешайте нам вершить правосудие – на своей территории. За кровь американцев, убитых в Синьчжуне.
Вопрос скорее престижа, чем политики. Но русский диктатор должен был уступить – Райан достаточно изучил его прежние поступки, чтобы сделать однозначный вывод: Сталин никогда не был азартен, не рисковал всем, у русских есть уместная пословица про синицу в руках и журавля в небе. Русские выиграли этот раунд – теперь им разумно взять передышку для закрепления позиций. И они полезли драку за своих в Сиани, но никогда не протестовали всерьез против многочисленных китайских жертв.
– Нет.
– Простите, но наши предложения идут в пакете, – заявил Райан, – тогда и Соединенные Штаты не могут принять ваши условия.
– Мне очень жаль. Тогда продолжим переговоры, когда товарищ Ли Юншен выйдет на нашу территорию.
И Сталин чуть заметно покосился в угол кабинета. Где сидел некто, так и не произнесший ни единого слова. Внимательно слушал, чуть наклонив голову. И пил кофе. Держа себя ну совершенно не как технический специалист!
Кто в этом мире и в этой стране мог бы вот так, не вставая, сидеть в кабинете советского диктатора, присутствуя при переговорах такого уровня? Подобно тому, как сам Райан шесть лет назад на переговорах в Токийском заливе играл роль «адъютанта» адмирала Нимица. Когда Лазарев так же скучающе-равнодушно смотрел на величайший и сильнейший в мире флот США во главе с «Монтаной», как доктор Ливингстон в Африке на скопление туземных пирог.
В чем Сталин никогда не был замечен – это в склонности к розыгрышам. И русским, по общей психологии, просто не пришло бы в голову шутить с всесильным диктатором и даже предложить ему что-то подобное. Так кто мог здесь, в присутствии Сталина, вести себя минимум как равный?
Контролер, наблюдатель оттуда. Из-за Двери. Нет, была еще вероятность, что Вождь преемника натаскивает, но хотя лицо сидевшего было плохо различимо, Райан мог сказать, что он не был похож ни на одного из членов Политбюро, чьи портреты можно было видеть во всех русских учреждениях. Но отчего тогда он открыто сидит – ведь у тех точно есть аппаратура для прослушивания, намного превосходящая нашу? Или это знак уже нам? Если предположить, что они знают, что мы знаем о Двери – вернее, рассматриваем эту версию всерьез! – тогда они должны были и понять, что мы догадаемся. А если они высокомерно презирают нас, как янки у Марка Твена – англичан времен короля Артура?
И что делать – продолжать как ни в чем не бывало? Или все же попробовать переломить игру? Читать мораль – наподобие того, как еще сам Фрэнки упрекнул Джо в присвоении того, что принадлежит всему миру, а не одной стране – Сталин лишь усмехнется в усы и будет прав. А вот если по-другому…
– Могу я спросить, за что вы так ненавидите мою страну? – обратился Райан, к человеку в углу. – Догадываюсь, что там, откуда вы пришли, наши страны воевали. Но ведь здесь пока еще ничего не случилось, и мы вовсе не враги! Мы могли бы, как единственные державы, оставшиеся в этом мире, прийти к соглашению, разделить сферы влияния, выгодно торговать. А в дальнейшем – чтобы не жить под угрозой еще более страшной войны – договориться о разоружении, открыть границы, вести политику добрососедства и терпимости. Отчего вы хотите воевать? Разве мир и торговля для вас не лучше?
И тут незнакомец заговорил. Судя по голосу, это был человек уже в возрасте, хотя и младше Сталина.
– Не вариант. Так как джентльмен – хозяин своего слова: всегда может взять его обратно.
Елезаров Валентин Григорьевич.
Ранее – замполит (зам по восп. работе) АПЛ «Воронеж». В настоящий момент – на службе в «инквизиции»
Или местные товарищи воспринимают наше влияние ударными темпами – или мы их изначально недооценивали!
Мне бы и в голову не пришло – предложить такое самому Вождю! Ну не по чину это. А вот Пантелеймон Кондратьевич – решился! И придумать, и предложить.
После он говорил, что в основе идеи был прием с допросов НКВД, когда сидит в углу, кроме следователя и допрашиваемого, еще кто-то третий, молчит, и лица не видать. А у подследственного сразу мандраж, а вдруг это кто-то из тех, кто уже «раскололся»? Или свидетель, кто помнит, что я там и тогда говорил? Или кто-то из начальства мою судьбу решает? Ну а кто нервничает, тот обязательно сделает ошибку!