Теперь я начал бояться за себя. Открытый люк находился прямо на его дороге и, обнаружив, что крышка поднята, Вольф Ларсен тотчас узнал бы о моем присутствии. Я не хотел, чтобы он нашел меня в такой трусливой роли, притаившегося на корточках на полу. Но у меня оставалось еще время. Я быстро встал и совершенно бессознательно принял вызывающую позу. Но Вольф Ларсен не видел меня. Не заметил он и открытого люка. Прежде чем я мог вмешаться, он занес ногу над отверстием. Но, почувствовав под собой пустоту, он мгновенно превратился в прежнего Вольфа Ларсена, и его мускулы тигра могучим прыжком перенесли его тело через люк. Широко раскинув руки, он грудью упал на пол. В следующий миг он подтянул ноги и откатился в сторону, прямо на приготовленные мною мармелад и белье.
По лицу его видно было, что он что-то соображает. Но прежде, чем я догадался, что у него на уме, он задвинул люк, закрыв таким образом кладовую. Очевидно, он думал, что я нахожусь там. Он был слеп, слеп, как летучая мышь! Я следил за ним, затаив дыхание, чтобы он не услышал меня. Он быстро направился в свою каюту. Его рука не сразу нащупала дверную ручку. Пока он шарил, отыскивая ее, я поспешил на цыпочках перейти через каюту и подняться по трапу. Вскоре Вольф Ларсен вернулся, таща за собой тяжелый сундук, который он надвинул на крышку люка. Не удовольствовавшись этим, он приволок второй сундук и взгромоздил его на первый. Подобрав с полу банки с мармеладом и белье, он положил все это на стол. Когда он направился к трапу, я отступил, тихонько перекатившись через крышу каюты.
Капитан отодвинул дверцу и, облокотившись о край трапа, поднял над ним голову. Немигающим взором он смотрел вдоль палубы. Я был всего в нескольких шагах от него и прямо на линии его зрения. Мне стало жутко. Я чувствовал себя каким-то призраком-невидимкой. Я помахал рукой, но без всякого результата. Однако, когда тень от моей руки упала ему на лицо, я сразу заметил, что он это почувствовал. По-видимому, его кожа была так чувствительна, что реагировала на разницу температуры между светом и тенью.
Наконец, отказавшись от попыток определить, откуда именно падает тень, он поднялся на палубу и пошел по ней, с поразившими меня быстротой и уверенностью. И все же заметно было, что это идет слепой.
К моей забаве и огорчению, он нашел мои сапоги и унес их на кухню. Там он развел огонь и начал варить себе пищу. Я же прокрался назад в каюту за моим мармеладом и бельем, потом проскользнул мимо кухни и, сойдя на берег, отправился отдавать отчет о своей экспедиции.
Глава XXXIV
– Какое несчастье, что «Призрак» потерял мачты. Ведь мы могли бы уехать на нем. Не правда ли, Гэмфри?
В волнении я вскочил с места.
– Надо подумать, надо подумать, – повторял я, шагая взад и вперед.
Глаза Мод с ожиданием следили за мной. Она верила в меня, и сознание этого придавало мне новые силы. Мод была для меня всем, неисчерпаемым источником смелости и силы. Стоило мне взглянуть на нее или подумать о ней, и я снова чувствовал себя сильным.
– Это можно, безусловно можно сделать, – рассуждал я вслух. – Раз люди делают это, могу сделать и я; могу, даже и в том случае, если никто раньше этого не делал.
– Ради создателя, о чем вы говорите? – спросила Мод. – Что такое вы можете сделать?
– Мы можем, – поправился я. – Не более, не менее, как поставить мачты на место и уехать на «Призраке».
– Гэмфри! – воскликнула она.
Я так гордился своим планом, как будто уже осуществил его.
– Но возможно ли это? – спросила она.
– Не знаю, – ответил я, – я только знаю, что теперь я способен сдвинуть горы.
Я самоуверенно улыбнулся ей – даже слишком самоуверенно, так как она потупилась и на миг умолкла.
– Но капитан Ларсен… – возразила она.
– Он слеп и беспомощен, – поспешно перебил я, отбрасывая его, точно соломинку.
– Но его ужасные руки! Его сила! Вспомните, как он перескочил через люк кладовой.
– А вы вспомните, как я проскользнул мимо него и благополучно улизнул, – весело подхватил я.
– И потеряли при этом башмаки.
– Ну, понятно, они-то не могли улизнуть от Вольфа Ларсена без моего содействия!
Мы посмеялись, а потом принялись серьезно обсуждать, как восстановить мачты «Призрака» и вернуться в населенный мир. Физику я изучал только в школе и помнил ее смутно, но в последние месяцы мне приходилось немало иметь дела с механическими приборами. Должен сказать, что, когда мы ближе осмотрели «Призрак», вид свесившихся в воду огромных мачт чуть не привел меня в отчаяние. С чего начать? Если бы уцелела хоть одна мачта, мы могли бы к вершине ее прикрепить блоки. А так как у нас не было точки опоры, это было равносильно задаче поднять самого себя за волосы.
Грот-мачта имела пятнадцать дюймов в диаметре у места своего перелома, но длина ее все-таки достигала шестидесяти пяти футов, а вес, по грубому расчету, около трех с половиной тысяч фунтов. Фок-мачта была еще больше и тяжелее.
Я не знал, как приступить к делу. Мод молча стояла возле меня, в то время как я старался вспомнить устройство приспособления, которое матросы называли «стрелами». Связав два длинных бруса, я мог бы установить их на палубе в виде перевернутой ижицы и, таким образом, получить желанную точку опоры. К этому сооружению я мог бы прикрепить блок. Кроме того, в нашем распоряжении был ворот!
Мод видела, что я пришел к определенному решению, и ободряюще смотрела на меня.
– Что вы собираетесь делать? – спросила она.
– Разобрать этот хлам, – сказал я, указывая на перепутавшиеся обломки за бортом.
В моем голосе была, вероятно, мелодраматическая нотка, так как Мод улыбнулась. Она всегда подмечала в людях их смешные стороны и безошибочно улавливала малейший оттенок преувеличения или хвастовства. Это и придавало уверенность и глубину ее мысли и составляло достоинство ее литературных трудов. Серьезный критик, обладающий чувством юмора и сильным слогом, всегда заставит себя слушать.
Поняв, над чем она смеется, я страшно сконфузился. Но она живо протянула мне руку.
– Простите, – сказала она.
– Нет, мне это поделом, – ответил я. – Во мне слишком много мальчишества. Но не в этом дело. Мы действительно должны разобрать этот хлам. Если вы подъедете со мной в лодке, мы попробуем справиться с этой задачей.
В ближайшие часы мы мирно работали. Она удерживала лодку на месте, а я возился со снастями. Какая это была путаница! Гардели, шкоты, бурундук-тали, ниралы, ванты, штаги, запутываясь все больше и больше, раскачивались от ветра и волн. Я перерезал только там, где это было необходимо. Подводил длинные канаты под реи и мачты, вытягивал гардели и шкоты, складывая их на дне лодки. При этой работе я скоро промок до костей.
Освободив паруса, я разложил их на берегу для просушки. Мод и я оба страшно устали. Мы успели сделать много, хотя результаты нашей работы казались малозаметными.
Когда на следующее утро мы возобновили работу, стук моего молотка вызвал наверх Ларсена.
– Кто там? – крикнул он.
При звуке его голоса Мод, словно ища защиты, придвинулась ко мне и положила руку мне на плечо.
– Добрый день, – ответил я.
– Что вы там делаете? – спросил Вольф Ларсен. – Собираетесь потопить мою шхуну?
– Наоборот, я чиню ее, – ответил я.
– Но, черт возьми, что вы там чините? – озадаченно спросил он.
– Приготовляю все, что нужно, чтобы поставить на место мачты, – небрежно ответил я, как будто это была самая простая вещь на свете.
– Вы положительно стали на ноги, Горб, – произнес Вольф Ларсен и на некоторое время умолк.
– А знаете ли, Горб, – снова окликнул он меня, – вам этого не сделать.
– Нет, сделаю, – возразил я, – я уже начал.
– Но это мой корабль, моя частная собственность. Что, если я вам не позволю?
– Вы забываете, что вы уже не прежний большой кусок жизненной закваски, – ответил я. – Когда-то вы были им и могли меня сожрать, как вы любили выражаться. Но обстоятельства переменились, и теперь я могу сожрать вас. Закваска перестоялась.
Он рассмеялся отрывистым, неприятным смехом.
– Вы пользуетесь против меня моей же философией. Но смотрите, не ошибитесь, недооценивая меня. Предупреждаю вас для вашего же блага.
– С каких это пор вы стали филантропом? – спросил я. – Согласитесь, что вы непоследовательны, предостерегая меня для моего блага.
Он пропустил мимо ушей мою насмешку и сказал:
– А если я сейчас захлопну люк? Вы не проведете меня, как тот раз в кладовой.
– Вольф Ларсен, – внушительно произнес я, впервые называя его по имени, – я не способен застрелить беспомощного безоружного человека. Вы доказали мне это, к моему и к вашему удовольствию. Но теперь я предупреждаю вас, и не столько для вашего, как для собственного блага, что при первой враждебной попытке с вашей стороны, я вас застрелю.
– Тем не менее я запрещаю вам, категорически запрещаю, хозяйничать на моем корабле.
– Что с вами? – воскликнул я. – Вы подчеркиваете, что судно это ваше, как будто это дает вам какие-то моральные права. Между тем, вы сами никогда не считались с чужими моральными правами. Неужели же вы думаете, что я поступлю иначе в отношении вас.
Я вышел из люка, чтобы лучше видеть капитана. Его лицо лишено было всякого выражения, остановившиеся, неморгающие глаза уставились в одну точку. Неприятно было смотреть на это лицо.
– Даже Горб отказывает мне в уважении! – насмешливо произнес он, но лицо его осталось неподвижным. – Здравствуйте, мисс Брюстер! – помолчав, неожиданно проговорил он.
Я вздрогнул. Она не произвела ни малейшего шума и даже не пошевелилась. Нужели у него сохранился слабый остаток зрения? Или, может быть, оно возвращается?
– Здравствуйте, капитан Ларсен, – ответила она. – Как вы узнали, что я здесь?
– Просто услыхал ваше дыхание. А Горб-то совершенствуется, как вы находите?
– Не знаю, – ответила она, с улыбкой взглянув на меня, – я никогда не знала его другим.