тогда, по поводу этого же наступления, не удавшегося там. Оттого чуть больше артиллерии, собранной нами сейчас на участке прорыва, не оказало бы решающего влияния. Но сработало другое.
– И что же это, Борис Михайлович?
– У нас иные умные головы призывают «догнать и перегнать немцев в искусстве ведения войны», тем самым молчаливо признавая их за эталон и совершенно упуская из виду, что это искусство не стоит на месте.
Артиллерия бьет, пехота занимает, ну еще броню ей придать для устойчивости – вот что считалось основным принципом военной науки победителей той, прошлой войны. При этом гораздо меньшее внимание уделялось побежденным. Но сейчас танки без пехоты становятся легкой добычей противотанкистов, а артиллерия по-прежнему не может подавить всех. И тактика немецких штурмовых групп оказалась неожиданно сильной их стороной. На поле боя – штурмовые группы в тесном взаимодействии с танками и артиллерией. Теперь эта тактика появилась и у нас.
– А разве раньше ее не было? Такие инженерно-саперные подразделения применялись нами еще на финской.
– Именно подразделения, и саперные. А если говорить об основной массе пехоты… Отчего-то было принято считать, что из всех родов войск пехота заслуживает меньше всего внимания в том, что касается подготовки. В результате в сорок первом мы имели огромное количество солдат при низком качестве подготовки. И войска надо было научить самому элементарному. Отчего и казалось, что «немцы умеют все, надо научиться, как они». Но сейчас считать так будет большой ошибкой. И мы, и противник в военном искусстве идем вперед по новому, неизведанному полю. И наши пути у каждого свой, совсем не в затылок. Но в выигрыше будет тот, кто сумеет идти быстрее, учиться успешнее.
– Но ведь штурмовая группа, как вы сказали, – это именно немецкая тактика? И значит, может быть принята нами за образец?
– Нет, Иосиф Виссарионович. Например, более тесное включение в состав штурмовых групп бронетехники – это будет уже нашей особенностью. Немцы допустили ошибку, собрав все танки в составе танковых дивизий. У нас же было так: танковые армии на фронтовом уровне, отдельные танковые корпуса – на армейском, отдельные бригады и полки – на корпусном и дивизионном. Было два эшелона – непосредственной поддержки пехоты и развития успеха. Так же с артиллерией: у немцев уровень был не выше артиллерийских полков в дивизиях и немногочисленных полков же РГК. У нас же появятся артиллерийские бригады, дивизии, даже корпуса – масса орудий под единым управлением, способные проламывать, «размягчать» самую мощную оборону. И так далее – подробнее в моей докладной записке. Потомки очень нам помогли: теперь по новому полю военной науки мы идем не вслепую, а зная, что там впереди.
– То есть вы хотите сказать, что на тактическом уровне в последнем наступлении на Сталинград мы сравнялись с немцами?
– Точно так, Иосиф Виссарионович. Например, в 252-й дивизии, сыгравшей в этом наступлении важнейшую роль, первый батальон в каждом полку был подготовлен как штурмовой. Небольшие, но хорошо подготовленные и вооруженные автоматическим оружием группы бойцов уничтожали узлы сопротивления, открывая дорогу танкам и основной массе пехоты. Этого не было в той истории – но оказалось решающим здесь.
– Но сколько я помню, практика штурмовых частей была признана порочной по опыту той войны? Даже для самой Германии…
– Во-первых, признана победителями. Во-вторых, Германия была уже тогда на издыхании, подорвавшая силы. В-третьих, и это тоже важно, мы совсем не стремимся сделать штурмовой всю пехоту. Это, скорее, «клинья» впереди основной массы, раздробить наиболее опасных, зацепиться за бреши, позволить войти в контакт на более выгодных условиях.
– Что ж, вы убедили меня, Борис Михайлович. Хотя записку вашу я еще прочту еще раз и очень внимательно.
– Следует лишь отметить, что нам сильно мешает отсутствие надежной связи. Легкие и компактные радиостанции становятся так же важны, как пулеметы.
– С января получите радиостанции нового поколения модульной сборки, частично на полупроводниковых элементах. По образцу той, что у потомков называется Р-126. Пока мелкосерийный выпуск, но и то хлеб. С апреля обещали массово и улучшенной модели. Посмотрим, как они сдержат слово.
– И вооружение. Все-таки такое оружие, как АК, было бы просто великолепно именно для штурмовых. Насколько мне известно, с выпуском боеприпасов сейчас стало легче, помогли роторно-конвейерные линии Льва Кошкина (кстати, надо бы товарища достойно наградить и дать ему свое ЦКБ, как в той истории в сорок четвертом). Так вот, эти линии дали просто скачок вперед в производстве патронов. Может быть, имеет смысл одну линию сделать под патрон АК? И запустить, хотя бы небольшой серией, этот автомат?
– На заседании ГКО я подниму этот вопрос. Поставлю перед товарищем Ванниковым. Теперь что у нас по Сталинграду?
– Непосредственно на фронте отрицательных изменений, по сравнению с той историей, не замечено. Насколько удалось установить разведке, дивизии все те же, причем в благоприятной для нас диспозиции. Немцы еще больше сконцентрировали свои войска в Сталинграде в отчаянных попытках прорвать нашу оборону, при этом снимая части с флангов, увеличивая участки под ответственностью румын и итальянцев. В то же время наше положение намного устойчивее, а потери меньше.
– Допустим, прорвем. И замкнем. Что дальше? Контрудар Манштейна в декабре?
– Под моим началом проведена командно-штабная игра, где действия немцев примерно соответствовали той истории. Разработаны меры. В конце концов, не прорвались тогда – не прорвутся и сейчас.
– Время. И наши потери. Наша задача, Борис Михайлович, не просто выиграть войну, мы и так знаем, что победим, но сделать это быстрее и легче. Что же касается тактики «штурмовых групп», то есть мнение, что ее необходимо проверить в полной мере. На участке фронта, который не привлечет внимание и где наличествует ряд очень благоприятных для нас обстоятельств. Накопить опыт, чтобы быстрее внедрялось в войска.
И товарищ Сталин внимательно посмотрел на большую карту на стене. На самый северный участок фронта.
Лейтенант Юрий Смоленцев, «Брюс».
Немецкий тыл, близ аэродрома Луостари
Это правда, что в Заполярье конец октября – начало ноября – лучшее время для разведчиков-диверсантов! Ночи уже темные, день короткий, а снега еще нет и болота успели замерзнуть. Ну а если у тебя имеются ПНВ (прибор ночного видения) и абсолютно точные и подробные карты местности (по здешним меркам, круче некуда – предки как карты наши увидели, так не успокоились, пока не растиражировали в самом срочном порядке), так это вообще! Самое главное – местность насквозь знакомая. Нас тут учили, нас тут гоняли, по этим сопкам и болотам, в любое время года – и ловить пытались со всем старанием и на простых учениях, и на президентских маневрах. Причем так, как егерям фрицевским и не снилось: чуть зазеваешься, и над тобой уже вертолеты, из них спецназ горохом – и ночью не скрыться, аппаратура все видит, те же ПНВ, тепловизоры, датчики движения на тропах, да еще и беспилотники могут в небе висеть, вот насчет спутников не знаю. Ну а здесь же, как кто-то там сказал, если тебя не видно по прямой директрисе в цейсовскую оптику, то значит не видно никак. Красота!
Ну и опять же все тут привычно. В том, будущем нашем, ходили ли мы на сопредельную территорию, до Киркенеса? Это, простите, военная тайна, но Луостари – это уже была наша территория, кто помнит, довоенная Финляндия имела выход к Баренцеву морю, утраченный в сорок пятом, когда область Печенга-Петсамо, с портом и никелевыми рудниками, отошла к СССР. На этом самом аэродроме в конце пятидесятых в 169-м истребительном полку 122-й авиадивизии СФ служил Юрий Гагарин, летал на МиГ-15, в память о чем сохранился дом с мемориальной доской. А не так далеко от него будет стоять огромный черный крест над могилами немецких летчиков с этой самой войны. А уж мы постараемся, чтобы могила эта была побольше.
Сюда мы шли, как в песне Высоцкого: «держась, чтоб не резать их сонных». Положим, сонных фрицев мы не видели, но вот тот патруль, что мимо нас в десятке метров прошел, стопроцентно можно было весь и по-тихому! Но нельзя было шуметь – и мы лишь смотрели вслед фрицам, которым сегодня неслыханно повезло.
Мы – это кроме меня еще Андрей-второй и Влад, вернувшийся из Москвы (с самим Сталиным встречался!). А вот Андрей-первый так и остался в «столичном округе» тренировать местный осназ. И еще двенадцать местных, разведчики десятой гвардейской. Причем их командир, старшина Бородулин, уже ходил к этому самому аэродрому весной.
Нас за своих приняли не сразу. Без обид: у разведчиков надо в каждом товарище уверенным быть стопроцентно, от оплошности, неумения или малодушия одного нередко зависит жизнь всех. Так что, невзирая на звания, экзамен нам устроили по полной, как новичкам. И в тылу своем провели учебный поиск и захват (причем тот, кого мы должны были брать, был предупрежден и настороже – ошиблись бы, прикладом можно было получить реально). И тренировка по рукопашке – ох, только не покалечить бы мне вас, мужики, ну куда же вас трое на меня одного, да еще с ножами? Хорошо хоть ватник старый дали, жалко было бы свое драть, из тех времен. Кстати, голыми руками против клинка работать, вопреки Голливуду, это действительно сложно, если против тебя профи, а не дворовый хулиган, но вот любой длинномер в руке шансы очень уравнивает, палка эта сойдет, ничего что размером с ментовский демократизатор, тут главное достать оппонента чуть раньше. Так, первому руку заблокировать, и ногой – черт, если действовать, как меня учили, я ему коленную чашечку выбью, придется просто подсечку делать, и вот так – оп-па! Понял, встает и больше не участвует: «условно убит». Резвые, никак вас в линию не выстроить, а если обманкой, вот так, руку блокировать, ногой в бок, вполсилы, чтоб почки не отбить – о, наземь летит, подскакиваю, условно добиваю. Так, ну один на один можно и по-простому, палку в сторону – иди сюда! Ох, е, чуть не достал, от ватника клочья, но я все ж быстрее! Еще раз – блок, и «полочка», руку в захват, «никке». Блин, ты ж сейчас сам себе руку сломаешь! Вот так, мордой вниз, а теперь, перехват с «никке» на «санке», обыск и конвоирование. Довольны?