Ответной мерой северокорейцев было массовое применение крытых траншей, ходов сообщения. Хотя и в этом случае личный состав нес потери от высокой температуры и отравления продуктами горения. Решением проблемы было рытье газонепроницаемых блиндажей-убежищ».
С небольшой высоты при отсутствии ПВО. А вот сколько напалма можно залить в 240-миллиметровый минометный боеприпас? Или хотя бы в 160-миллиметровый?
Утро 19 ноября 1942 года. Волховский фронт, возле станции Погостье (к востоку от Мги)
Сто граммов наркомовских налей! Я только с переднего края. А там такое!
С тех пор как месяц назад того гауптмана штабного притащили, фрицы озверели совсем. Днем дрыхнут – ночью солдат в траншее держат в полной готовности, какой тут, к чертям, «язык»! Маленькой группе делать нечего, а большой просто не пройти – какая тут местность, сам знаешь… Да еще мины, проволока – в общем, Верден натуральный! Пока до траншей их дойдем, ляжем все.
А штаб орет и трибуналом грозит. Что я им, на крыльях туда перелечу? Или, в самом деле, в траншею вдесятером на полный батальон фрицев, чтобы хоть погибнуть не позорно? В обход? Как же, думали уже! Так тут всюду – где не болота, так фрицы. И так же ночью бдят! Сунулись, еле ноги унесли. Ефрейтора Митяева похоронили, осколок он поймал, сержанта Орехова – в госпиталь. Что делать? А я почем знаю? А штаб орет: где «язык»?
И вдруг позавчера, ну ты помнишь, те двое с приказом из дивизии. Перед тем как пойти на передовую, в пехотное переодевались, но у одного синие петлички были, летун значит, а второй особист, уж этих-то я отличу! Все осмотрели, нас расспросили и отбыли. А вчера к вечеру приказ: к полуночи за нашей линией зажечь костры, неяркие, но чтоб сверху было видно. И по сигналу начать стрельбу в сторону немцев – плевать, как попадать будете, но чтоб шум был. И лишних с передовой вон, а то не дай бог, прилетит по ошибке!
Костры приготовили. Пулеметчики тоже ждут. Туляков с Пилютиным, снайперы наши, тут же, авось и им чего перепадет. Ну и я на НП – уж командир разведроты по должности знать обязан, что на участке творится. Ждем.
До траншей фрицевских метров триста. Когда тихо, слышно, как фрицы там гогочут: эй, рус сдавайс, и все такое. Даже не прячутся уже – слышно, как в полный голос там у себя переговариваются, и не один. Выспались, значит, сидят в траншее толпой.
Сигнал – начали. Стреляем, фрицы тоже переполошились, отвечают. В белый свет что в копейку, и мы, и они (ну, может, снайперы кого ущучили). Темно ведь, не видать ни хрена! Но приказано, стреляем, слава богу, патроны жалеть не приходится, не сорок первый!
Если б вверх не взглянул, чисто случайно, так не увидел бы! Как ангелы небесные или филины ночные, четыре У-2, прямо над нами, низко совсем! У них мотор вообще тихий, а когда они на боевом заходе в планировании его на малый газ, так ничего не слышно, тем более за нашей стрельбой. От нас до фрицев в секунды, скорость у них все-таки побольше автомобильной, там развернулись, пара вправо, пара влево, фрицы ведь сами им цели указывали, что у них за манера, из пулеметов трассирующими бить? Так развернулись бесшумно наши соколы-филины, и…
Нет, это видеть надо было! Знаю я, как фосфор горит и КС, но это что-то совсем другое! Как попы ад рисуют – что-то багрово-красное и течет, как вода. И по траншее фрицевской – огненная река, в обе стороны! И на правом фланге, вдали, то же самое, насколько глазом видно. Слева болото, но за ним – тоже зарево. Целый авиаполк одновременно работал, по всей полосе дивизии, и соседей тоже.
А как там заорали в сотню глоток, это вообще! Десятка два из траншеи выскочили, факелами – горят живьем, пометались чуть и попадали дохлые. А несколько штук, ошалев до одури, к нам побежали. Нет, эти не паленые были, просто мозги сдвинулись от такого. И на свои же мины – капец!
А один как-то умудрился проскочить. Почти до наших окопов – полста шагов не добежал. Да нет, мы испугались просто, что «язык» ценный уже на наши мины влетит, он же проходов не знает. И Пилютин ему аккуратно в ногу. Тут уж я не зевал: а ну, орлы, быстро вытянуть, пока фрицы не спохватились! Так пока мы туда добежали, пока того сгребли, пока назад тащили – от фрицев ни одна собака в нашу сторону не стрельнула!
Зато вонь… В передней траншее хоть в противогазе сиди! Хотя фашисты, чего их жалеть! Несколько сотен, наверное, сразу. Там долго еще горело. Комбат наш локти кусал: знать бы заранее, можно было ту траншею без выстрела занять; если вообще там кто-то живой остался – так, наверное, на голову ударенный и с обмоченными штанами. Так мины же – и приказа нет.
Дадут ли нам награды за «языка»? Под трибунал не отдадут, как грозили, и то ладно. Да и в чем наш труд был? Ошалелого и безоружного – хотя и унтер, как после выяснилось, он даже шмайсер свой бросил – за пятьдесят шагов в наш окоп втащить?
Ну теперь живем, разведка! Ведь фрицы отныне точно будут в первой траншее лишь наблюдателей и пулеметчиков дежурных оставлять.
А нам это и надо – «языки» готовые. Значит, завтра ночью и пойдем.
От Советского Информбюро, 19 ноября 1942 года (альт-история)
В районе Сталинграда наши войска вели бои с противником. В северной части города немцы атаковали наши позиции крупными силами пехоты и танков, пытаясь прорваться к территории Тракторного завода. Наши пехотинцы, артиллеристы и минометчики отбили шесть атак гитлеровцев, подбито 11 немецких танков, уничтожено до 800 солдат и офицеров противника, захвачены трофеи и пленные[37].
Восход Сатурна
От Советского Информбюро. 21 ноября 1942 года
В течение 21 ноября наши войска вели успешное наступление с северо-запада и с юга от города Сталинграда.
Нашими войсками заняты город Калач на восточном берегу Дона, станция Кривомузгинская[38] и город Абганерово.
Северо-западнее Сталинграда наши войска продолжали успешно продвигаться вперёд. На одном участке советские части в течение дня разгромили два полка румынской пехоты, уничтожили 18 танков, 12 орудий, разрушили 30 дзотов противника. Захвачено много пленных. На другом участке наши бойцы выбили противника из сильно укреплённого пункта. B этом бою погибло 1002 вражеских солдата и офицера. Захвачены 23 пулемёта, 14 миномётов, 2 склада с боеприпасами, 2 склада с инженерным имуществом, склад с продовольствием и другие трофеи.
Южнее Сталинграда наши войска, преодолевая сопротивление противника, успешно продвигаются вперёд. Заняты десятки населённых пунктов. Бойцы Н-ской части разгромили румынскую пехотную дивизию и захватили в плен 4300 солдат и 704 офицера. Целиком сдался в плен вместе с командиром артиллерийский полк этой дивизии. За день боя захвачены 3 танка, 36 орудий, 22 миномёта, 100 противотанковых ружей, 2 миллиона винтовочных патронов и другие трофеи.
Контр-адмирал Лазарев Михаил Петрович. Северодвинск
Снится мне город, которого нет. Не помню я такого в нашем мире.
Синее небо, серые волны… И я отчего-то знаю, что это Север. Город большой, спускается к морю. Дома высокие, как башни… и в то же время простор вокруг. Много воздуха и света, зелень бульваров. Набережная длинная, до горизонта, и широкая, как проспект, открытая всем ветрам.
Солнце, лето. Много людей – веселых, красивых, нарядных. И я одновременно и там, и смотрю на все это со стороны. Седой уже, но не сгорбившийся, без палочки, хожу легко. На мне парадный мундир с кортиком и золотыми погонами. Рядом со мной женщина, красивая, в светлом шелковом платье, похожа на Ирочку. И молодой капитан-лейтенант, похожий на меня молодого. Сын? И юноша лет семнадцати, в курсантской форме, а рядом с ним стройная девушка, русоволосая и синеглазая, в летящем по ветру платье, – второй сын и дочь.
Ветер, запах моря, крики чаек. Мы разговариваем о чем-то, смеемся, но я не слышу голосов. Мы идем по набережной, вдаль.
Там стоит наш «Воронеж». Бухту забетонировали, превратив в сухой док: завели корабль, откачали воду, и намертво заделали вход. Атомарина – на вечной стоянке, как памятник и музей. На гранитной стеле выбит рисунок: военно-морской флаг и цифры: 1941–1944. Война здесь закончилась раньше. День Победы – тоже девятое, но не май, а июль. Каждый год, в белые ночи, сюда приносят цветы – в память моряков-североморцев, и павших, и живых, – тех, кто честно выполнил свой долг.
На рубке «Воронежа» красная звезда и трехзначная цифра побед.
– Михаил Петрович! Командир!
Здесь все наши – постаревшие, седые… Сан Саныч, Петрович, Григорьич, Серега Сирый, Бурый, ТриЭс, Мамаев, Самусин, Князь, Логачев, Большаков, Гаврилов, Смоленцев – все-все. Каждый год, девятого июля, мы собираемся здесь, возле нашего бывшего корабля. Вспомним былое, узнаем, у кого как дела и не нужна ли помощь. И чтобы дети и внуки наши не забыли, чем было уплачено за Победу.
– Михаил Петрович! Товарищ контр-адмирал!
Стук в дверь каюты. Тьфу ты! Проснулся…
Сегодня двадцать первое ноября сорок второго года. Пятый месяц как атомная подводная лодка Северного флота К-119 «Воронеж», выйдя в поход в 2012 году, непонятным образом провалилась на семьдесят лет назад. Идет война, немцы под Сталинградом – но история здесь уже ложится на новый курс, сделав поворот оверштаг. Арктического флота у немцев больше нет – покоятся на дне линкор «Тирпиц», ужас всего британского флота; броненосец «Лютцов» крейсера «Эйген», «Кельн», «Нюрнберг», девять эсминцев, два десятка подлодок. Корабли этой войны не противники для атомарины. А «Адмирал Шеер» с нашей подачи стал трофеем Северного флота и носит теперь имя «Диксон». И еще были два разгромленных конвоя с эскортно-противолодочной мелочью, три ракетных удара по немецким авиабазам. В результате – наше господство на море, что для Заполярья, весьма бедного сухопутными дорогами, имеет решающую роль. Наше наступление на Петсамо-Киркенес с превосходящим результатом было здесь на два года раньше, чем в знакомой нам истории, в ноябре сорок второго