Флаг подняли. Косой синий крест на белом фоне – Андреевский? Ведь давно уже империи Российской нет! А на рубке спереди, хорошо различимый в бинокль, нарисован щит с двуглавым орлом над триколором. С двуглавым орлом?!!
Ясно теперь, что значит наши, но не совсем. Все-таки белоэмигранты. Но как они построили это втайне от всего мира?
– Мля! Все, как я думал. Точно так и есть. Ох, е-е-е! – сказал старший майор, обалдев, по-моему, еще больше, чем я. – И что же мне теперь со всем этим делать? И с вами что: вас же всех теперь, кто видел, дальше Полярного выпускать нельзя!
А громадная подлодка все ближе. На палубе там выстроились матросы в оранжевых спасжилетах. И голос сверху рубки – по-русски:
– Эй, на «Щуке»! Швартуйся давай!
Хорошо хоть, море спокойное! Пришвартоваться борт к борту, когда они заметно выше нас – задача еще та. Наконец, сцепились.
– Кто у вас майор Кириллов? Наш командир приглашает к себе на борт! Вокруг все спокойно – мы смотрим и слушаем. Лодок боеспособных у фрицев здесь не осталось, «Шеер» далеко на норд-ост.
– За мной, Федор Алексеевич! – говорит старший майор. – Будешь моим военно-морским консультантом: смотри, слушай и запоминай!
Там раскатывают шторм-трап. Он не висит, а лежит на покатом борту, но от этого не легче. Особенно Кириллову. Нам помогают матросы – и наши, и те. Они в черных куртках и оранжевых жилетах – но если переодеть, от наших не отличишь. По старшему майору молча скользят взглядами, а на меня смотрят как-то странно! Поднимаясь, слышу шепот за спиной:
– Похож.
– Да не, вроде не очень…
– Что б ты понимал, салага.
И от наших кто-то спрашивает:
– Кто похож?
– Да командир ваш. На памятник.
– Какой памятник? Где?
– Где-где. В Видяево, понятно. Откуда мы вышли полтора месяца как…
Капитан первого ранга Лазарев Михаил Петрович.
Подводная лодка «Морской волк». Карское море.
21 августа 1942 года
На встречу с предками мы шли, тщательно подготовившись. Очень жаль, что не получилось прийти на место заранее – за сутки или двое.
Подходили с предельной осторожностью – слушая шумы, на случай если в игре были подлодки. Ничего не обнаружив, просканировали дно в активном режиме на предмет обнаружения залегших там. Всплыли на перископную, подняли антенну, проверили воздух радаром. И стали ждать.
Оставалась, хоть и малая, вероятность, что Сталин решит «во избежание» просто снять с доски неподконтрольную фигуру. Паранойя? Да – но способствующая выживанию.
Никаких подлянок, однако, не было. Не крутились в небе противолодочные самолеты, не лежала на дне еще одна подлодка «для подстраховки, если что-то не так». Конечно, со стороны Сталина это было бы полным идиотизмом – но ведь писали о нем в наше время.
Предки пришли, как договорились. «Щука», одна, шла в надводном положении, не скрываясь, полным ходом. Выждав, мы всплыли у нее за кормой, но не в кильватер – вне сектора стрельбы ее аппаратов. Предки не проявили никакой враждебности. Наверное, они смотрели на нас с любопытством и ждали, что будет дальше.
Петрович по моему приказу остался в ЦП. А на мостике возле меня как-то незаметно оказался Большаков, и с ним четверо его ребят в полной боевой. Мы смотрели с высоты рубки, как «Щука» пытается пришвартоваться к нашему борту. Развернули штормтрап.
Блин, флаг мы подняли какой?! Черт с белоэмигрантами – но ведь под ним уже в эту войну власовцы против наших воевали! Хотя вроде бы это было в сорок третьем – сорок четвертом, сейчас же предатель Власов только месяц как сдался и ничего пока еще не достиг; сам факт его измены у нас пока малоизвестен. Так что пусть пока будет Андреевский.
– Кто у вас майор Кириллов?
С мостика «Щуки» поспешно спустились двое. Перепрыгнули на наш борт и стали подниматься по штормтрапу. Если идущий впереди то и дело оступался, и двое наших его подстраховывали, то второй двигался уверенно. Лицо его, когда гости поднялись наконец на мостик, показалось мне знакомым. Е-мое! Я помнил, конечно, кто был в нашей истории командиром Щ-422 – но никак не ожидал вот так встретить живую легенду Северного флота. В честь которого в нашем времени названы и база Видяево и корабль «Федор Видяев». И памятник в Полярном, к которому цветы в День Победы каждый год возлагают.
И я, капитан первого ранга, командир атомного подводного крейсера, вытянулся и первым отдал честь – ему, тогда еще тридцатилетнему капитан-лейтенанту. За которым пока числились один командирский поход на Щ-421, в котором лодка погибла, и один на Щ-422 – где он утопил один транспорт с нашей подачи. И моему примеру последовали все наши, бывшие рядом.
Первый из гостей чуть заметно поморщился. Внешне он был похож на артиста Шукшина, такой рабоче-крестьянский мужичок. Ну, да Мюллер, которого мы по «Семнадцати мгновениям весны» знаем, по жизни тоже был происхождения крестьянского, что не мешало ему успешно руководить гестапо. Дураков и простаков в органах не держат.
– Майор Кириллов?
– Так точно. Старший майор государственной безопасности. А вы, простите… да, кстати, как к вам следует обращаться, «господин» или «товарищ»?
Вежливо, доброжелательным тоном – а на место поставил. Кто не понял, армейский майор и он же из ГБ – это разница в два чина в те времена; ну а старший майор был равен довоенному комбригу, а сейчас, наверное, генерал-майору. И судя по вопросу вкупе с ударением на «старший», пытается прощупать нашу принадлежность: слышал, что в старорежимной армии в разговоре приставки опускались – штабс-капитана именовали капитаном, а подпола полным полканом. Ну, я тебе тоже сейчас загадку подкину.
– Командир подводного крейсера К-119 «Воронеж», капитан первого ранга Лазарев Михаил Петрович. А насчет обращения – второе привычнее, товарищ старший майор. Так и не укоренились у нас «господа», ну разве только когда очень официально. А в боевых подразделениях только «товарищи» – были, есть и будут, насколько я знаю.
Сделал короткую паузу – интересно, ответит что? Молчит, информацию осмысливая.
– А отчего мы обязаны были капитан-лейтенанта Видяева Федора Алексеевича первым приветствовать, так это вы внизу, в кают-компании, поймете – почему так, не иначе. Прошу за мной.
Спускаемся вниз через главный рубочный люк, сквозь спаскамеру, в центральный пост. Гости удивлены интерьером – старший майор оглядывается, а Видяев, тот вообще головой вертит, видно, что хочет о чем-то меня спросить, но не решается. Конечно – на лодках тех времен, да и в пятидесятые на дизельных центральный был больше на водомерный узел похож – трубы, клапаны, маховики, манометры, аж переборок за всем этим не видно. А у нас – как центр космической связи, кресла мягкие у пультов с мигающими разноцветными лампочками, люди в легкой синей форме РБ, светло, воздух чистый.
– Товарищи офицеры!
Петрович спешит навстречу с докладом. Ну приколист, мля! Нет, это не по поводу «товарищей» – хотя вкупе с «офицерами» в сорок втором звучало примерно как в двадцать первом веке «товарищ царь». А оттого, что доклад свой адресует не мне, а Видяеву! А тот вообще ничего не понимает. В присутствии командира рапортовать другому лицу принято на флоте, только если лицо в адмиральском чине! Или же – прямое начальство командира.
Причем все присутствующие предельно серьезны. Молодые смотрят даже восторженно. И шепот слышен:
– Тот самый.
– Да не совсем похож…
– Так фотки старые были.
– А памятник?
– Так лепили его когда?
А ведь Кириллов сориентировался – отступил Видяеву за плечо, смотрит с интересом, ожидая, что будет дальше.
– Это вот наш ЦП, – говорю, – и чтобы не мешать товарищам, вахту несущим, пройдем в кают-компанию.
С нашей стороны, кроме меня, были: Петрович, как моя правая рука, лицо особо доверенное и зам мой в случае чего, и Сан Саныч, как знаток истории и также лицо особо надежное. При первой встрече много народу не нужно, будут лишь мешать; хотя, конечно, если кто-то вдруг потребуется, вызовем по «Лиственнице». Ну, и Григорич внаглую просочился явочным порядком и уже присутствовал в кают-компании, когда мы все вошли. Я ему кивнул: оставайся. Пожалуй, не лишним будет и спец по идеологии и научному коммунизму.
Ведь, как я понимаю, товарищ старший майор у нас остается? Успеет еще со всеми перезнакомиться. А пока – к делу. Только сначала закончим с протоколом.
Указываю гостям на переборку, где у нас «уголок памяти и боевой славы». Сами поймут.
За стеклом – советский военно-морской флаг с гвардейской лентой. Фотография – Щ-422, из нашей истории, в Полярном. Портрет самого Видяева. Фото памятников ему же, в Видяево и в Полярном. История этого вот гвардейского флага – который в реальности Щ-422 так и не носила: указ вышел через два дня после того, как она из того, последнего своего похода в июне сорок третьего, не вернулась. Флаг приготовленный так и не был вручен и переходил «по наследству» для сохранения традиций – сначала к ракетной К-116, 675-го проекта, а как ее на слом, то к нам. И модели здесь же на полке – Щ-422, «сто шестнадцатой» и, наконец, нашего «Воронежа».
Или у старшего майора железные нервы – или он уже что-то знал или догадывался. Точно, смотрит – как будто ждал чего-то подобного. А вот у Видяева вид – как по голове мешком. Хотя, пожалуй, узнай я, что через год погибну героем и гвардейцем, чтобы «воплотиться в пароходы, в строчки и в другие долгие дела», наверное, выглядел бы так же.
– Товарищ капитан первого ранга! – не выдержал, наконец, Федор Алексеевич. – Да что это такое? Откуда вы?
– А это вам товарищ старший майор расскажет, – отвечаю. – Похоже, у него это получится не хуже, чем у меня. Убедительнее – точно. Ведь так?
– Откуда вы? – спрашивает Кириллов. – Год какой?
– Две тысячи двенадцатый, – отвечаю. – И чтоб быстрее закончить с нашей историей, сделаем так. Вот вам наша «летопись» – подробный отчет, специально составили для этой встречи (ох, сколько Саныч с Петровичем возились, компонуя «выжимки» из журналов – навигационного, вахтенного ЦП, БИП, ГА с кальками маневрирования и фотоснимками). Там все о том, как мы сюда попали и что здесь делали. Читайте – мы на вопросы ответим, что непонятно. А после будем решать, что нам делать дальше.