нул сэру Оливеру, чтобы тот последовал его примеру, и сэр Оливер, даже не зная, что этот маневр означает, сейчас же послушался. Несколько мгновений спустя весло разбилось, и раньше, чем оно раскололось, оно отскочило назад, прижав одного раба к скамье и смертельно поранив других, но пролетев над головами сэра Оливера и Юзуфа. Когда сэр Оливер поднялся на ноги, битва уже была в полном разгаре. Испанцы несколько раз выстрелили из мушкетов, и палуба окуталась густым облаком дыма; из-за него теперь показались корсары, под предводительством высокого, пожилого человека с развевающейся седой бородой и смуглым гордым лицом. На его белом тюрбане сверкал изумрудный полумесяц, над тюрбаном возвышалось острие стального шлема, а тело его было покрыто кольчугой. Он размахивал огромной турецкой саблей, под ударами которой испанцы падали, как пшеница под серпом хлебопашца. Он бился за десятерых, а за ним несся бесконечный поток мусульман с криком «Дин, Дин, Алла и Алла». Испанцы отступали и отступали перед этим непреодолимым натиском.
Сэр Оливер увидел, что Юзуф тщетно пытается освободиться от цепи, и пришел ему на помощь. Он нагнулся, схватил ее обеими руками, уперся ногами в скамью, собрал все свои силы и оторвал скобу от дерева. Юзуф был свободен, если не считать кусков тяжелой цепи, которая болталась на стальном обруче, надетом на его щиколотке. Со своей стороны он оказал такую же услугу сэру Оливеру, хотя и не с такой быстротой. Наконец, и сэр Оливер также был свободен. Он поставил ногу, на которой висела цепь, на скамью, и скобой, которая все еще висела на ее конце, сбил звено, прикреплявшее ее к его щиколотке.
После этого он приступил к отмщению. Крича «Дин» так же громко, как мусульмане, он бросился в ряды испанцев, потрясая цепью. В его руках она была страшным оружием. Он размахивал ею направо и налево, то разбивая чью-нибудь голову, то разрезая чье-нибудь лицо, пока не пробил себе дорогу через толпу испанцев, которые, испуганные этой внезапной атакой, совсем не сопротивлялись бежавшему рабу. За ним, размахивая оставшимися десятью футами сломанного весла, несся Юзуф.
Сэр Оливер после признавался, что он совсем почти не помнит того, что тогда произошло. Когда он пришел в себя, он увидел, что битва кончена, толпа корсаров в тюрбанах стоит вокруг кучки испанцев, другие взламывают каюту и вытаскивают оттуда сундуки, некоторые, вооружившись молотками и долотами, разбивают цепи оставшихся в живых рабов, большинство которых были детьми ислама. Сэр Оливер очутился лицом к лицу с седобородым предводителем корсаров, который, опершись на свою саблю, глядел на него довольными и в то же время удивленными глазами. Голое тело нашего джентльмена было с головы до ног покрыто кровью, и в правой руке он все еще держал ярд цепи, которой он произвел эту ужасную бойню. Юзуф стоял около предводителя корсаров и что-то быстро говорил ему.
– Клянусь аллахом, видел ли кто-нибудь когда-нибудь такого здоровенного борца, – воскликнул тот.
Сэр Оливер зверски усмехнулся.
– Я возвращал им их плеточные удары с процентами, – сказал он.
Вот при каких обстоятельствах встретился он с грозным Азад-эд-Дином, алжирским пашей, и это были первые слова, которыми они обменялись.
Когда его повезли на собственной галере Азада в Берберию, вымыли, обрили ему голову, оставив только чуб, за который пророк должен был поднять его на небо, когда кончится его земное существование, он не протестовал. Его вымыли, накормили и дали ему отдохнуть, а раз так, то они могли сделать с ним все, что им угодно. Под конец его одели в широкие одежды, непривычные ему, обвили тюрбаном его голову и провели на палубу, где под тентом сидели Азад с Юзуфом. Он понял, что это по приказанию Юзуфа с ним обращались как с правоверным.
Юзуф бен Моктар оказался очень важным лицом, племянником Азад-эд-Дина и фаворитом самого избранника аллаха; взятие его в плен христианами повергло всех в глубокую печаль, и теперь все ликовали по поводу его освобождения. Когда его освободили, он вспомнил о своем товарище по работе, возбудившем любопытство и Азад-эд-Дина.
Когда сэр Оливер, вымытый, надушенный и одетый в белый кафтан и тюрбан, благодаря которому он казался еще выше, предстал перед Азад-эд-Дином, то ему сообщили, что если он вступит в ряды правоверных и посвятит силу и мужество, которые ему дал аллах на поддержку истинной веры и борьбу с врагами ислама, то его ожидают богатство, почести и слава.
Из всего этого предложения, единственно, что осознал его взбудораженный мозг, было уничтожение врагов ислама. Враги ислама были и его собственными врагами. В случае отказа он должен будет снова вернуться к галерным веслам, но на этот раз на мусульманскую галеру, а этого ему было более чем достаточно. Мы уже видели, как легко он отказался от своей веры для католицизма, теперь с такой же легкостью он принял ислам.
Таким образом он был принят в ряды верующих, которых ожидают в раю шатры, окруженные фруктовыми деревьями, молочные, винные и медовые реки. Он стал кайей или лейтенантом Юзуфа на галере, которой командовал этот корсар, и помогал ему в десятке битв так ловко и умело, что скоро его слава разнеслась между всеми пиратами Средиземного моря. Месяцев шесть спустя Юзуф был смертельно ранен во время схватки у берегов Сицилии с одной из галер мальтийских рыцарей. Произошло это как-раз в момент победы над врагом. Час спустя он умер на руках Оливера, назначив его своим преемником по командованию галерой и приказав всем безусловно повиноваться ему до прибытия в Алжир, где паша объявит им свою волю в этом отношении.
Паша утвердил предсмертное распоряжение своего племянника, и сэр Оливер стал командовать галерой. С этого времени он стал называться Оливер-Рейс, но скоро он своим неистовством и своей храбростью заслужил название Сакр-эл-Бар, то есть Морской ястреб. Его слава росла с быстротой молнии, и слухи о нем долетали до берегов христианских стран. Скоро он сделался лейтенантом Азада, вторым по управлению всеми алжирскими галерами, что в сущности означало, что он был главным командиром, так как Азад состарился и все реже и реже выходил в море. Всем было ясно, что на нем почнет милость аллаха и что он должен прославить ислам. Азад, всегда его уважавший, полюбил его. Было решено, что после его смерти, Сакр-эл-Бар должен сделаться алжирским пашой.
Несмотря на некоторых врагов, которых он приобрел благодаря своему быстрому повышению и о которых мы потом поговорим, один только раз его власти угрожала опасность. Придя однажды утром через шесть месяцев после того, как он был назначен начальником, в вонючую темницу галерных невольников в Алжире, он увидел там нескольких своих соотечественников, и приказал, чтобы с них сейчас же были сняты кандалы, и свобода была им возвращена.
Призванный пашой, чтобы дать отчет в своем поступке, он надменно поклялся бородой пророка, что если ему суждено обнажить свою саблю во славу Магомета и служить исламу на морях, то он это будет делать на свой лад, т. е., что острие его сабли не коснется его соотечественников. Ислам, клялся он, не будет в убытке, так как за каждого освобожденного англичанина он доставит двух испанцев, французов, греков или итальянцев.
Он одержал верх, и с ним согласились на том условии, чтобы он выкупал у государства этих рабов. Когда они будут его собственностью, он может поступать с ними, как ему заблагорассудится. Таким образом мудрый Азад разрешил это затруднение, и Оливер-Рейс подчинился этому решению.
После этого он покупал всех англичан- рабов, которых привозили в Алжир, освобождал их и отправлял при случае на родину. Правда, это ему стоило ежегодно довольно большую сумму денег, но он собрал такое огромное богатство, что ему было легко уплачивать этот налог.
Читая хронику лорда Генри Года вы, может быть, придете к заключению, что в своей новой жизни сэр Оливер забыл все, что произошло с ним в его корнваллисском доме, забыл женщину, которую так любил и которая так легко поверила в то, что он убил ее брата. Вы будете это думать только до тех пор, пока не прочитаете, как он однажды встретил между пленными английскими моряками, привезёнными в Алжир Бискайн-эл-Бораком – его помощником – юношу из Хелстона в Корнваллисе, по имени Пит, отца которого он знал.
Он отвез этого юношу в свой роскошный замок около Баб-ел-Уэба, обращался с ним как с почетным гостем и проговорил с ним целую ночь обо всем, что произошло на его родине за два года его отсутствия. В эти часы летней ночи у него явилось безумное желание явиться на родину. Розамунда должна будет открыть ему ту дверь, которую он, в диком горе захлопнул за собой. Она сделает это, если узнает правду, в этом он не сомневался. А он не видел основания теперь скрывать правду и защищать негодяя, сводного брата, которого он теперь ненавидел так же сильно, как прежде любил.
Он тайно написал длинное письмо, в котором изложил все, что с ним произошло. Его хроникер рассказывает, что это письмо могло заставить заплакать камень. Кроме страстных уверений в своей невиновности и обвинений брата, там была ссылка на доказательства, которые должны были рассеять все сомнения. Там говорилось о документе, составленном мастером Бэном и подписанном священником, каковой документ будет ей доставлен вместе с письмом. Пусть она попросит мастера Бэна это подтвердить. Потом он просил ее довести это до сведения королевы и таким образом дать ему возможность вернуться в Англию и получить прощение за свое ренегатство, вызванное невыразимыми мучениями. Он богато одарил корнваллисца и дал ему письмо, которое тот должен был собственноручно передать, и указал ему, где найти нужный документ. Драгоценный документ лежал в библиотеке Пенарроу в книге о соколиной охоте, где, вероятно, лежит и до сих пор, так как его брат не подозревает о его существовании и не особенно интересуется книгами. Питт должен был отыскать в Пенарроу Никласа и добыть этот документ.
Потом Сакр-эл-Бар проводил Питта до Генуи и там посадил его на английское судно. Три месяца спустя он получил ответ – письмо Питта пришло через Геную, которая была в мире с Алжиром и служила средством сообщения с христианами. В этом письме Питт сообщал ему, что он сделал все, что желал сэр Оливер, нашел с помощью Никласа документ и собственноручно вручил его и письмо миссис Розамунде Годольфин, которая теперь жила с сэром Джоном Киллигрю в Арвенаке, но после того, как она узнала, кто его послал, она в его присутствии бросила их, не читая, в огонь и отпустила его, не выслушав его рассказа.