Она не ответила на высказанные им сожаления – хотя они были искренни – во всяком случае по отношению к ней, так как он уже жалел о своем поступке – и даже ничем не выказала, что она их слышит. Сбитый с толку, стоял он перед ней, покусывая губу и гневом наполнялось его сердце. Он повернулся и вышел. После этого он пошел к своему брату и несколько секунд рассматривал исхудавшего, небритого, с блуждающим взором негодяя, подло съежившегося перед ним в сознании своей вины. Потом он снова вернулся на палубу и там, греясь на солнце, старался набраться силы под его палящими лучами.
Ночью по трапу поднялась какая-то тень и тихонько назвала его английским именем.
– Сэр Оливер!
Это был Джеспер Лей.
– Сэр Оливер, – повторил он, – вы обещали отослать меня домой. – Но беда в том, что я не знаю, где мой дом, после всех этих лет. Если вы отошлете меня, я превращусь в бездомного странника. Правду сказать, я так уже устал от христиан и христианства, как вы успели устать к том времени, когда мусульмане овладели галерой, на которой вы надрывались над работой. Я человек способный. Не было лучше меня капитана ни в одном английском порту, и я принимал участие во многих битвах на море. Не можете ли вы использовать меня здесь?
– Вы хотите сделаться таким же ренегатом, как я? – Голос был полон горечи.
– Я думаю, что слово ренегат можно рассматривать разно.
Сакр-эл-Бар погрузился в раздумье. Просьба негодяя нашла отклик в его сердце. Хорошо будет иметь около себя человека своей расы, хотя бы и мерзавца.
– Пусть будет по-вашему, – наконец сказал он. – Вы заслуживаете быть повешенным, несмотря на мои обещания. Но пусть. Если вы сделаетесь мусульманином, я возьму вас к себе и сделаю, для начала, одним из своих помощников. Пока вы будете верны мне, Джеспер, все будет хорошо. Но при первой попытке измены – веревка, друг мой.
Взволнованный негодяй-капитан нагнулся и поцеловал руку Сакр-эл-Бара.
– Я согласен, – сказал он. – Вы были милосердны ко мне, хотя я и не заслужил этого. Не опасайтесь за мою верность. Жизнь моя принадлежит вам и, хотя она ничего не стоит, делайте с ней, что хотите.
Глава VIIМарзак-бен-Азад
Потребовалось не менее сорока верблюдов, чтобы доставить груз с голландского судна с мола в Казбу, и процессия, заботливо составленная Сакр-эл-Баром, знавшим, что такие зрелища влияют на толпу, была такая, какую никогда не видели в Алжире при возвращении корсара.
Во главе шла сотня его пиратов в коротких кафтанах всевозможных цветов, талии их были обвязаны шарфами, за которые были заткнуты целые арсеналы оружия. На некоторых из них были кольчуги, и из тюрбанов высовывалось острие касок. За ними унылые и в цепях шли пять рядов пленников, снятых с голландца, подгоняемых плетьми корсаров. После этого шествовал новый взвод корсаров и потом длинный ряд величественных верблюдов, ведомых громко кричащими жителями Сахары. Затем снова корсары, а за ними, на белом арабском коне, с головой, обмотанной золотистого цвета тюрбаном, ехал Сакр-эл-Бар. В более узких улицах, окаймленных белыми и желтыми домами, пропускавшими только немного света и воздуха узкими окнами, любопытные должны были скучиваться в дверях, чтобы не быть раздавленными верблюдами, поклажа которых, привязанная с двух сторон, заполнила всю улицу. Открытые места, как например берег, площадь перед рынком и подступы к крепости Азада были полны шумящей, вопящей толпой. Тут были и стройные мавры в своих развевающихся одеждах, и полуголые чернокожие из Сузана и Драа, и худощавые выносливые арабы в безукоризненно белых джеллабах. Берберийцы с далеких гор – в черных плащах из верблюжьей шерсти. Левантийские турки и еврейские беглецы из Испании, одетые в европейские костюмы, которых здесь терпели, так как они были связаны с маврами узами общих страданий и общего изгнания.
Под жгучим африканским солнцем эта изумительная толпа зевак собралась приветствовать Сакр-эл-Бара и делала это с таким неистовым шумом, что отголоски доносились до Казбы, расположенной на самой вершине холма.
У рынка процессия разделилась: часть корсаров под предводительством Отмани повела пленных в баньо, а верблюды продолжали подыматься в гору. Через большие ворота Казбы их ввели во двор и погонщики расставили их по обе стороны. Там они тяжело опустились на колени. За ними шли два ряда корсаров, вставших у ворот после земного поклона Азад-эд-Дину. Паша сидел на диване под тентом, возле него стояли визирь Тсаманни, Марзак и охрана из полудюжины янычаров, черные одежды которых были эффектным фоном для его зеленого с золотом одеяния, залитого драгоценностями. На его белом тюрбане сверкал изумрудный полумесяц. У паши был хмурый и задумчивый вид. Он все еще был полон сомнений относительно Сакр-эл-Бара, вызванных в нем злыми речами Фензиле. Но при виде самого предводителя корсаров лицо его прояснилось, глаза засверкали, и он поднялся с места, чтобы приветствовать его, как отец сына.
Сакр-эл-Бар, спешившись, вошел во двор. Огромный и представительный, высоко подняв голову и выставив вперед свою раздвоенную бороду, он с достоинством подошел к дивану в сопровождении Али и человека в тюрбане с лицом цвета красного дерева и с рыжей бородой, в котором не легко было узнать негодяя Джеспера Лей, ставшего теперь ренегатом.
Сакр-эл-Бар опустился на колени и простерся ниц перед своим властелином.
– Благословение аллаха и мир его с тобой, господин мой, – таков был его привет.
Азад наклонившись, чтобы приподнять эту величественную фигуру и заключить ее в свои объятия, так приветствовал его, что Фензиле, подсматривающая из-за решетчатого окна, стиснула зубы.
– Хвала аллаху и нашему властелину Магомету, что ты вернулся в добром здоровье, сын мой. Мое старое сердце уже возрадовалось вестями о твоих победах во славу веры.
После этого разложили все сокровища с голландца и, хотя Азад после рассказов Отмани ждал многого, но то, что он увидел, бесконечно превзошло его ожидания.
Потом все отнесли в сокровищницу, и Тсаманни было предложено подсчитать и определить, сколько причитается каждому, так как в этих предприятиях все были участниками, начиная от паши, представителя государства, до самого последнего корсара, обслуживающего магометанские суда, и каждый получал часть добычи соответственно своему рангу, а одна двадцатая часть всегда доставалась Сакр-эл-Бару.
Во дворе остались только Азад, Марзак, янычары и Сакр-эл-Бар с Али и Джеспером. Тогда Сакр-эл-Бар представил своего нового офицера паше, говоря, что на него сошла благодать аллаха, что он хороший боец и искусный мореплаватель, предоставивший свою жизнь и свои способности на служение исламу, и что его предложение было принято Сакр-эл-Баром и теперь ждало подтверждения Азада.
Марзак стремительно вмешался, воскликнув, что и так уже в рядах мусульманских воинов достаточно еретиков, и Сакр-эл-Бар слишком много взял на себя, решившись на этот шаг.
Сакр-эл-Бар смерил его взглядом, в котором сочетались удивление и гнев.
– Значит, по-твоему предосудительно привести вновь обращенного под знамена нашего владыки Магомета? – спросил он. – Почитай великую книгу и посмотри, что там сказано о долге каждого истинно верующего.
Разгневанный, но побежденный и приведенный к молчанию Марзак отступил на шаг и стоял, кусая губы и глядя на корсара, а Азад кивнул, улыбаясь, головой.
– Ты хорошо знаешь истинную веру, Сакр-эл-Бар, – сказал он, – ты настоящий отец мудрости. – И он приветствовал мастера Лея, принимая его в ряды верных под именем Джеспера Рейса.
После этого он отпустил ренегата и Али так же, как и янычаров. Паша хлопнул в ладоши и дал приказ вошедшим рабам принести еду и пригласил Сакр-эл-Бара сесть рядом с ним на диван.
Была принесена вода для омовения, после чего рабы поставили перед ними вкусное рагу из мяса и яиц с оливками, лимонами и пряностями.
Азад преломил хлеб, набожно произнося «Бисмилла», и погрузил пальцы в глиняный кувшин, Сакр-эл-Бар и Марзак сделали то же самое. За едой Азад попросил корсара рассказать о своих приключениях.
После того, как он исполнил это и Азад снова стал его расхваливать, Марзак задал вопрос:
– Ты предпринял это опасное путешествие, чтобы получить этих двух рабов-англичан?
– Это было только частью моего намерения, – спокойно ответил тот. – Я отправился, чтобы грабить морские суда во славу пророка, что доказывают результаты моего путешествия.
– Ты ведь не мог знать, что эта голландская галера попадется на твое пути, – сказал Марзак, наученный матерью.
– Разве я не верю в аллаха всемудрого, всезнающего? – был ответ.
– Клянусь Кораном, ты хорошо ответил, – от всего сердца воскликнул Азад, так как эти слова опровергали инсинуации.
Но Марзак не унимался.
– Скажи мне, о могущественный Сакр-эл-Бар, как это случилось, что, достигнув того далекого берега, ты удовлетворился двумя ничтожными пленными, когда с твоими воинами и с помощью всевидящего ты мог взять в пятьдесят раз больше?
И он дерзко взглянул на загорелое лицо корсара, в то время как Азад нахмурился, так как ему и самому уже являлась эта мысль.
– Что касается этого, – сказал он, – эти пленники были взяты из первого дома, и это вызвало некоторое волнение. Кроме того, это произошло ночью, и я не хотел рисковать жизнью своих воинов, отводя их еще дальше от берега и нападая на деревню, где могли нам отрезать отступление.
– Но Отмани говорил, что он советовал тебе напасть на спящую деревню, а ты отказался.
– Верно ли это? – спросил Азад.
– А если бы и так?
– Я спрашиваю тебя, верно ли это?
– Зная твою мудрость, я не верю своим ушам, – сказал, поднявшись во весь рост, Сакр-эл-Бар. – Разве я должен подчиняться Отмани? Если так, то поставь Отмани на мое место, передай ему команду и ответственность за жизнь правоверных. Если б дело окончилось несчастливо, на кого пал бы позор, разве на Отмани! Нет, клянусь аллахом, на меня.