Мастер Годольфин сел, скрестил ноги и положил шляпу себе на колени. – Я знаю дюжину причин, – ответил он, – но я не буду их высказывать. Довольно, если я вам напомню, что Розамунде только семнадцать лет и что она состоит под моей опекой и под опекой сэра Джона Киллигрю. Ни сэр Джон, ни я не согласимся на этот брак. – Но кто же просит вашего согласия, – прервал его сэр Оливер, – или согласия сэра Джона? Слава богу, ваша сестра скоро будет совершеннолетней, и будет сама располагать собой. Я совсем не тороплюсь со свадьбой, и вообще, как вы, вероятно, заметили, я по природе очень терпелив. Я подожду. – И он снова затянулся из своей трубки. – Это вам не поможет, сэр Оливер. Вы бы лучше сделали, если бы постарались меня понять, И сэр Джон и я непоколебимы. – Вот как. Отлично. Пошлите сэра Джона ко мне, чтоб он объявил мне свое решение, а я ему сообщу свое. Передайте ему от моего имени, мастер Годольфин, что если он потрудится приехать в Пенарроу, я сделаю с ним то, что уже давным-давно должен был бы сделать палач. Вот этими руками я обрежу ему его длинные уши.
– Ну, а до тех пор, – сказал сердито мастер Годольфин, – не испробуете ли вы на мне вашу разбойничью храбрость? – На вас? – спросил сэр Оливер и посмотрел на него с добродушным презрением. – Я не мясник, режущий цыплят, Кроме того, вы брат вашей сестры, и в мои намерения не входит увеличивать стоящие на моей дороге препятствия. – Тут тон его изменился. Он облокотился на стол. – Послушайте, Питер, в чем дело? Не можем ли мы как-нибудь покончить с этим недоразумением? Будьте искренны. Поговорим по душе. – По душе! – презрительно усмехнулся гость. – Наши отцы показали нам в этом пример. – Какое нам дело до того, что делали наши отцы. Пусть им будет стыдно, что, будучи соседями, они не могли жить в дружбе. Неужели мы последуем такому плохому примеру? – Не хотите ли вы сказать, что в этом виноват был мой отец? – воскликнул тот, уже готовый разозлиться. – Я ничего не хочу сказать, мой мальчик, я говорю, что им обоим должно быть стыдно. – В таком случае обвиняйте вашего отца, с которым ни один порядочный человек не мог жить в мире! – Тише, тише, мой дорогой. – Молчать не приходится. Ральф Трессилиан был бесчестен, он был позором всей округи. Нет ни одной деревни отсюда до Труро или до Хелстона, где не было бы людей с носами, как у большого Трессилиана, такими же, как у вас. Глаза сэра Оливера сузились, он улыбнулся. – Интересно было бы знать, откуда вы получили свой нос? Мастер Годольфин сердито вскочил со стула. – Сэр, – воскликнул он, – вы оскорбляете память моей матери.
Сэр Оливер засмеялся.
– Может быть, я слишком много себе позволил в ответ на то, что вы сказали о моем отце. Мастер Годольфии без слов, в бешенстве уставился на него, потом подталкиваемый злобой, перегнулся через стол, поднял свою длинную трость и сильно ударил сэра Оливера по плечу. Сделав это, он величественно направился к двери. На пол-дороге он остановился. – Я буду ожидать ваших секундантов и ударов вашей шпаги. Сэр Оливер снова рассмеялся. – Я вряд ли дам себе труд их посылать, – сказал он. Мастер Годольфии повернулся и взглянул ему прямо в лицо. – Как! Вы снесете это оскорбление? Сэр Оливер пожал плечами. – Никто этого не видел, – сказал он – Но я всюду расскажу об этом. – Вас сочтут за лжеца, никто вам не поверит. – Потом он снова переменил тон. – Послушайте, Питер, мы ведем себя недостойно. Что касается удара, то я сознаюсь, что я заслужил его. Особа матери должна быть более священна для человека, чем особа отца. Поэтому мы теперь квиты. Не можем ли мы расквитаться и во всем другом? Что нам поможет, если мы будем продолжать безумную ссору, возникшую между нашими отцами? – Между нами есть еще кое-что, – ответил мастер Годольфин. – Я не хочу, чтоб моя сестра вышла замуж за пирата. – За пирата? Бог мой. Хорошо, что никто вас не слышит: ее величество даровало мне дворянство за мои подвиги на море, поэтому ваши слова равняются измене. Как-никак, мой мальчик, то, что заслужило одобрение королевы, может также заслужить и одобрение Питера Годольфина и даже вашего ментора, сэра Джона Киллигрю. Это он вас настроил и послал вас сюда. – Я никогда не был ничьим лакеем, – горячо ответил тот, чувствуя себя оскорбленным, тем более, что это была правда. – Называть меня пиратом нелепо. Я думаю, что здесь, в Корнваллисе, я не хуже других. Розамунда делает мне честь своей любовью, я богат и буду еще богаче, прежде чем зазвонят свадебные колокола. – Богат плодами грабежей на морях, богат сокровищами потопленных судов и ценой рабов, взятых в плен в Африке и проданных на плантации, богат, как вампир, насыщенный кровью мертвецов. – Это все говорит сэр Джон? – спросил сэр Оливер тихим беззвучным голосом.
– Это говорю я.
– Я слышу, но спрашиваю вас, где вы выучили этот замечательный урок? Не сэр ли Джон ваш учитель? Он, он. Не стоит этого опровергать. Я разделаюсь с ним. Пока же позвольте мне открыть вам чистый и беспристрастный источник ненависти сэра Джона. – Я не желаю слушать, что вы будете говорить о нем. – Нет, вы должны выслушать меня, раз я выслушал вас. Сэр Джон желает получить лицензию на застройку устья Фаля. Он надеется, что там, у моря, под сенью его усадьбы «Арвенак», вырастет город. Он утверждает, что он лично не заинтересован и заботится только о могуществе родины, но он не говорит, что земля принадлежит ему и его родственникам, которым он покровительствует. Мы, благодаря счастливому случаю, встретились в Лондоне, когда сэр Джон был по этому делу при дворе, И вот случилось, что и я тоже заинтересован в Труро и Пенрине, но, в противоположность сэру Джону, я искренен в этом отношении и прямо заявил об этом. Если Смисик будет отстраиваться, то, как результат преимущества его положения, потеряют Труро и Пенрин, и это так же неинтересно для меня, как обратное положение интересно сэру Джону. Я так и сказал ему, так как умею быть откровенным, и сказал это королеве в форме контр-петиции сэру Джону. – Он помолчал. – Момент для меня был благоприятный. Я был одним из моряков, которые помогли победить Непобедимую Армаду короля Филиппа. Поэтому нельзя было оставить меня без внимания, и сэра Джона послали домой с пустыми руками. Разве удивительно, что он меня ненавидит? Зная его, неужели вы удивляетесь, что он называет меня пиратом и еще хуже. Он выбрал оружием клевету, но это не мое оружие, и я ему докажу это сегодня же. Если вы не верите тому, что я говорю, пойдемте со мною и послушайте, какой разговор я буду иметь с этим скрягой. – Вы забываете, – сказал мастер Годольфин, – что я тоже заинтересован и что вы затрагиваете и мои интересы. – Вот как, – сказал сэр Оливер. – Наконец-то солнце проглядывает из-за туч и освещает негодование происхождением и моими пиратскими склонностями. Вы сам ничто иное, как торгаш! Как я был глуп, считая вас искренним и разговаривая с вами, как с честным человеком. – Эти слова… – сказал мастер Годольфин, выпрямляясь во весь рост. – Говорят меньше, чем вы заслуживаете, – прервал его другой и громко крикнул: – Ник! – Вы ответите за это, – выпалил его гость. – Я отвечаю сейчас, – сурово ответил тот. – Вы приходите сюда, болтаете о развращенности моего отца и о старинной вражде между ним и вашим отцом, обвиняете меня в пиратстве и говорите, что мой образ жизни является препятствием к моему браку с вашей сестрой, в то время как действительная причина вашей злобы – несколько жалких фунтов в год, которых я вас лишил. Идите с богом. – Вы скоро услышите обо мне, сэр Оливер, – сказал тот, бледнея от злобы. – Вы ответите за свои слова! – Я не дерусь с торгашами, – вспыхнул сэр Оливер. – Как вы смеете так называть меня! – Конечно, это позорит класс людей, достойный уважения, я согласен с этим. Ник, откройте дверь мастеру Годольфину.
Глава IIРозамунда
После ухода гостя сэр Оливер успокоился. Теперь он был в состоянии обдумать свое положение, но снова рассердился, вспомнив, как он дал гневу настолько овладеть собой, что еще увеличил препятствия между собой и Розамундой, а их и так уже было не мало. Гнев его обратился на сэра Джона Киллигрю. Он немедленно же разделается с ним. Да, он сделает это, тому свидетель небо. Он позвонил Нику и велел принести свои сапоги. – Где мастер Лайонель? – спросил он, когда ему принесли сапоги.
– Он только-что вернулся, сэр Оливер. – Попросите его сюда. В ответ на его призыв немедленно явился сводный брат сэра Оливера – стройный юноша, похожий на мать, – вторую жену развратного Ральфа Трессилиана. Он ни душой, ни телом не походил на сэра Оливера; он был довольно красив, нежной, почти женской красотой. Цвет лица у него был светлый и нежный, волосы золотые, глаза темно-синие. Он был очень изящен – ему шел только двадцать первый год – и одевался он с изысканностью придворного щеголя. – Этот щенок Годольфин приходил вас навещать? – спросил он входя. – Да, – пробурчал сэр Оливер, – он пришел сообщить мне некоторые вещи и услышать от меня кое-что в ответ. – Я встретил его у ворот, и он не ответил на мое приветствие. Гнусный, несносный щенок. – Ты правильно судишь о людях, Лаль. – Сэр Оливер встал. Сапоги были уже надеты. – Я еду в Арвенак, чтобы обменяться с сэром Джоном несколькими комплиментами. Его плотно сжатые губы и решительный вид подтверждали его слова, так что Лайонель схватил его за руку. – Вы не… вы не… – Да. – И чтоб успокоить брата, он нежно погладил его по плечу. – Сэр Джон, – добавил он, – слишком много болтает. Я хочу научить его добродетели молчания. – Будут неприятности, Оливер. – Да, для него. Если человек говорит про меня, что я пират, что я торгую рабами, что я убийца и вообще бог знает, что еще, то он должен отвечать за последствия. Но отчего вы так запоздали, Лаль? Где вы были? – Я доехал до Мальпаса. – До Мальпаса? – сэр Оливер прищурил глаза, что было его обычной манерой. – Я слышал, какой магнит вас притягивает туда, – сказал он. – Будьте осторожны, дитя, – вы слишком часто туда ездите. – Как так? – холодно спросил Лайонель. – Я хочу сказать, что вы сын моего отца.