тебя. Ты мой сотрудник и можешь со временем достичь еще большего. В Алжире выше тебя не стоит никто, кроме меня. Неужели ты так неблагодарен, что откажешь мне в первом, о чем я прошу тебя?
– Будь милосерден, господин мой, и забудь, что ты когда-нибудь просил ее у меня.
– Неужели ты все еще отказываешь мне? Берегись истощить мое терпение. Как я поднял тебя из грязи, так я одним словом могу снова сбросить тебя. Так же, как я разбил цепи, приковывавшие тебя к скамье гребцов, так же я снова могу надеть их на тебя.
– Все это ты можешь сделать, – подтвердил Сакр-эл-Бар. – И если я все же держусь за то, что вдвойне принадлежит мне – и по праву пленения и по праву покупки – ты можешь понять, как важны причины этого. Будь милостив, Азад.
– Неужели я должен взять ее силой? – заревел Азад.
Сакр-эл-Бар высоко поднял голову и взглянул паше прямо в глаза.
– Пока я жив, ты даже этого не сможешь сделать, – ответил он.
– Неверный, мятежный раб, ты противишься мне, мне. Это твое последнее слово?
– Кроме того, что во всем другом я твой раб, о Азад.
Одну секунду паша мрачно смотрел на него, потом, словно приняв решение, направился к двери. На пороге он остановился и снова обернулся.
– Подожди же, – сказал он и, произнеся эту угрозу, вышел.
Сакр-эл-Бар несколько мгновений простоял неподвижно на том же месте, потом пожав плечами, обернулся. Он встретил взгляд Розамунды, который он не мог прочесть и отвернулся. Отчаяние охватило его. Он сознавал, что он совершил ужасный поступок, казавшийся ему теперь совершенно непоправимым. Он понял, что ошибся в своих чувствах к Розамунде, что он не только не ненавидел ее, как он это предполагал, но что любовь его к ней не убита, иначе он теперь не мучился бы так при мысли, что она достанется Азаду.
– Вдруг раздался ее голос, приглушенный, но спокойный.
– Почему вы отказали ему?
Он удивленно обернулся и в ужасе взглянул на нее.
– Разве вы поняли?
– Я поняла достаточно, – сказала она. – Лингва франка не особенно отличается от французского языка. – И она снова спросила:
– Почему вы отказали ему?
Он подошел к ней и стоял, смотря на нее сверху вниз.
– Вы спрашиваете, почему я это сделал?
– Конечно, – сказала она, – хотя это в сущности ни к чему. Или же ваше желание мести так ненасытно, что вы не хотите уступить ни одной унции ее и скорее готовы пожертвовать своей головой?
Лицо его снова сделалось мрачным.
– Да, конечно, – усмехнулся он, – вы только так и могли истолковать.
– Нет, я спросила, потому что я сомневаюсь.
– Понимаете ли вы, что значит сделаться добычей Азад-эд-Дина?
Она вздрогнула, но голос ее был спокоен, когда она ответила:
– Разве это хуже, чем сделаться добычей Оливера Рейса, или Сакр-эл-Бара, или как они вас там называют?
– Если для вас это безразлично, то я больше не буду ему противоречить, – холодно сказал он. – Если я противился ему, то совсем не из чувства мести, а потому, что эта мысль наполняет меня ужасом.
– В таком случае и мысль о вас тоже должна наполнять вас ужасом.
Ее ответ поразил его.
– Может быть, так оно и есть, – сказал он почти шепотом.
Она посмотрела на него, точно собираясь заговорить. Но он возбужденно продолжал, не давая ей перебить себя.
– Бог мой, не хватало только этого, чтобы показать мне какую низость я совершил. У Азада нет тех мотивов, которыми руководствовался я. Я хотел вас, чтобы наказать вас. Но он, о бог мой, – простонал он, закрывая лицо руками.
Она медленно поднялась. Ее охватило страшное волнение. Грудь ее поднималась. Но он не обратил на это внимания. И вдруг, точно луч надежды, мелькнул перед ним совет Фензиле.
– Есть возможность спасения, – воскликнул он. – Спасение в том, чтобы последовать совету Фензиле, продиктованному ей ее хитростью. – Секунду он колебался, смотря в сторону, потом быстро сказал: – Вы должны выйти за меня замуж.
Она отшатнулась, словно он ударил ее. В ней вдруг проснулась подозрительность; может быть, он просто обманул ее показным раскаянием.
– Выйти за вас замуж? – повторила она.
– Да, – настаивал он и стал объяснять ей, что, когда она будет его женой, она станет священна и недостижима для всякого правоверного мусульманина, что никто не тронет ее пальцем, боясь оскорбить закон пророка, и во всяком случае Азад никогда не сделает этого, так как он крайне благочестив.
Но она гневно протестовала.
– Это отчаянный способ спасения даже для такого отчаянного положения, – сказала она.
– Вы должны, – говорю я, – почти гневно настаивал он, – или же вам придется покориться тому, что вас этой же ночью унесут в гарем Азада и даже не как его жену, а как его рабыню. Вы должны верить мне для вашего собственного блага – вы должны.
– Верить вам! – воскликнула она, почти смеясь от гнева, – верить вам, как я могу верить вам, ренегату и еще хуже того?
Он сдержался, стараясь холодной логикой вынудить ее согласие.
– Вы очень безжалостны, – сказал он. – Судя меня, вы забываете о всех страданиях, которые я перенес, и о том, что вы сами этому поспособствовали. Зная теперь, что меня оклеветали, подумайте о том, что и мужчина и женщина, которых я любил больше всего на свете, предали меня. Я потерял веру в бога и людей и сделался ренегатом, корсаром, потому что иначе я не мог освободиться от весла, к которому я был прикован. Неужели, – спросил он мрачно смотря на нее, – вы не можете во всем этом найти для меня оправдание?
– Никакие страдания, – ответила она, – не могут оправдать того, что вы оскорбили свое рыцарское достоинство, обесчестили себя, воспользовались вашей силой, чтобы преследовать женщину. Какие бы ни были для этого причины, вы пали слишком низко для того, чтобы я могла вам поверить.
– Я знаю это, но я прошу вас поверить мне не ради меня, а ради себя. Я только в ваших интересах прошу об этом. – Вдруг, по какому-то наитию, он вынул из-за пояса кинжал и протянул его ей, рукояткой вперед, со словами: – Вот вам порука мой честности – возьмите этот кинжал и, если я обману вас, пустите его в ход, как пожелаете, против вас, или против меня.
Она удивленно посмотрела на него, потом медленно протянула руку, чтобы взять оружие.
– А вы не боитесь, что я пущу его в ход сейчас и этим положу конец всему?
– Я доверяю вам, чтобы вы могли верить мне – кроме того, я вооружаю вас против самого худшего, потому что, если придется выбирать между смертью и Азадом, то я предпочел бы, чтобы вы выбрали смерть, но раз есть возможность жить, то глупо выбирать смерть.
– Какая возможность! Возможность жить с вами? – спросила она, снова разгораясь гневом.
– Нет, – твердо сказал он, – если вы доверитесь мне, то я клянусь, что постараюсь исправить содеянное мною зло. Послушайте. Наутро мои галеры отправляются в набег. Я тайно перенесу вас на судно и отвезу в какую-нибудь христианскую страну – Италию или Францию – откуда вы сможете вернуться домой.
– Но до тех пор я стану вашей женой! – напомнила она.
Он грустно усмехнулся.
– Вы все еще боитесь ловушки. Неужели ничто не может вас убедить в моей искренности? Мусульманский брак не обязателен для христиан – он будет просто предлогом защитить вас до отъезда.
– Как могу я поверить вам?
– У вас есть кинжал.
– А этот брак? – спросила она. – Каким образом он совершится?
Он объяснил ей, что по мусульманскому закону требуется только объявить об этом судье или кому-нибудь, кто выше его, и сделать это при свидетелях. Он еще продолжал объяснять, когда снизу послышался шум шагов и показался свет факелов.
– Вот вернулся Азад с вооруженным отрядом! – воскликнул он и голос его задрожал. – Согласны ли вы?
– А судья? – спросила она, и по ее вопросу он понял, что она согласна на этот способ спасения.
– Я сказал судья, или тот, кто выше его. – Азад сам будет этим лицом, а его приближенные – нашими свидетелями.
– А если он откажется? Ведь он откажется, – воскликнула она, ломая руки от возбуждения.
– Я не буду его спрашивать, я застигну его врасплох.
– Это…это рассердит его. – Он отомстит за эту уловку.
– Я уже думал об этом, но мы должны пойти на этот риск. Если мы не одержим верх, то…
– У меня есть кинжал, – бесстрашно воскликнула она.
– А для меня останется веревка или меч! – ответил он. – Будьте спокойны. Они идут.
Шаги по лестнице были шагами Али.
– Господин мой, господин мой, – в страхе закричал он. – Азад-эд-Дин пришел с вооруженным отрядом.
– Бояться нечего, – сказал Сакр-эл-Бар, стараясь казаться спокойным, – все кончится хорошо.
Азад вбежал по лестнице на террасу и предстал перед своим мятежным помощником. За ним шло около дюжины одетых в черное янычар, на обнаженных саблях которых пламя факелов отражалось, как пятна крови.
Паша остановился перед Сакр-эл-Баром.
– Я пришел, чтобы употребить силу там, где ничего нельзя сделать добротой. Но я все же прошу аллаха, чтобы он просветил тебя.
– Он сделал это, о мой господин, – ответил Сакр-эл-Бар.
– Хвала ему, – воскликнул Азад, и в голосе его звучала радость. – И так, давай сюда девушку, – и он протянул руку.
Сакр-эл-Бар подошел к ней и, взяв ее за руку, словно для того, чтобы подвести ее вперед, произнес следующие многозначительные слова.
– Во имя аллаха и перед его всевидящим оком, перед тобою Азад-эд-Дин и в присутствии этих свидетелей, я беру эту женщину в жены по милостивому закону пророка аллаха, всемудрого, всемилостивого.
Слова эти были произнесены, и все совершилось, прежде чем Азад понял намерение корсара. У него вырвался стон, потом его глаза сверкнули, а лицо залилось краской.
Но Сакр-эл-Бар, холодный и невозмутимый перед его гневом, взял шарф, лежавший на плечах Розамунды, и набросил его ей на лицо.
– Да поразит аллах руку того, кто презирая святой закон нашего господина Магомета, дерзнет отдернуть покрывало с этого лица, и да благословить аллах этот союз и бросит в геенну всех, кто захочет разорвать эти узы, связанные перед его всевидящими очами.