Это звучало страшно. Слишком страшно для Азад-эд-Дина. Сзади него стояли его янычары, словно гончие на привязи, и ждали его приказания. Но Азад стоял, тяжело дыша, слегка покачиваясь и то бледнея, то краснея в этой борьбе между гневом и досадой с одной стороны и между свим глубоким благочестием с другой.
– Теперь ты понимаешь, почему я не уступил ее тебе, о могущественный Азад, – сказал Сакр-эл-Бар. – Ты сам неоднократно и совершенно правильно упрекал меня в том, что я остаюсь холостым, напоминая мне, что это неугодно аллаху и недостойно хорошего мусульманина. Наконец, пророку угодно было послать мне девушку, которую я мог взять себе в жены.
Азад наклонил голову. – Что написано в книге судеб, то написано – сказал он голосом человека, уговаривавшего самого себя. Потом он воздел руки к небу. – Аллах всезнающ! – заявил он. – Да будет воля его.
– Аминь, – сказал торжественно Сакр-эл-Бар, мысленно обращаясь с благодарственной молитвой к своему давно забытому богу.
Паша помедлил еще секунду, словно собираясь что-то сказать. Потом резко повернулся и, махнув рукой своим янычарам, вышел вслед за ними.
Глава XIVЗнак
Из своего решетчатого окна Фензиле видела первое возвращение разгневанного Сакр-эл-Баром Азада. Она видела, как янычары вышли во двор и стали в два ряда и как появился паша с опущенной на грудь головой и заложенными за спину руками. И она была также свидетельницей его второго возвращения. Она ожидала, что увидит за ним рабов, несущих или ведущих девушку, но ожидания не оправдались. Что случилось? Не убил ли он их обоих? Может быть, девушка так сопротивлялась, что он потерял терпение и в гневе покончил с ней.
Фензиле позвала Аюба и велела ему выспросить, что случилось. Сам ненавидящий Сакр-эл-Бара Аюб охотно пошел, надеясь на худшее. Он вернулся разочарованный, и рассказ его раздосадовал Фензиле и Марзака.
Но Фензиле быстро успокоилась. В сущности это лучшее, что могло случиться; теперь нетрудно будет превратить недовольство Азада в ярость против Сакр-эл-Бара. Фензиле отлично знала, что надо делать. Накинув легкое шелковое покрывало она отправилась к Азаду. Она, как кошка, подползла к нему изящным движением и сидела некоторое время, прислонив голову к его плечу. – Господин души моей, – вдруг сказала она, – у тебя горе. – Голос ее звучал нежной лаской. Он вздрогнул и посмотрел на нее.
– Кто тебе это сказал? – подозрительно спросил он.
– Мое сердце, – ответила она, голосом мелодичным, как виола. – Неужели я могу быть спокойна, когда ты горюешь? Неужели счастье возможно для меня, когда ты удручен? Я почувствовала, что ты грустен и нуждаешься во мне, и пришла, чтобы разделить твое горе или взять его на себя.
Он посмотрел на нее, и лицо его смягчилось. Он нуждался в утешении, и никогда она не была ему так необходима.
Постепенно и бесконечно тонко она вытянула из него все, что произошло. Потом дала волю своему негодованию.
– Собака! – воскликнула она. – Вероломный неблагодарный пес! Я же предупреждала тебя относительно него, о свет моих бедных очей, а ты сердился на меня. Теперь, наконец, ты узнал его, и он не будет больше досаждать тебе. Ты бросишь его снова в ту грязь, откуда ты поднял его.
Но Азад не отвечал. Он сидел и безучастным взором глядел перед собой.
– В том, что произошло, – задумчиво сказал он, – нет ничего такого, что могло бы оправдать изгнание лучшего воина ислама. Мой долг перед аллахом не сделать этого. Неужели мое себялюбие победит мой долг правоверного? Неужели вопрос о рабыне заставит меня пожертвовать храбрейшим воином ислама – самым надежным столпом закона пророка? Неужели я призову на свою голову месть единого?
– Ангелы радуются твоему всепрощению, – ответила она, – но нашелся низкий человек, что воспользовался этим твоим благочестием, о Азад.
– Довольно, – сказал он, – я молю аллаха послать мне ночью совет, – и он, поднявшись по ступеням, прошел внутрь дома.
Она последовала за ним. Всю ночь она лежала у его ног, и в то время, как он крепко спал, она с широко открытыми глазами бодрствовала и размышляла.
При первом звуке голоса муэдзина Азад вскочил, послушный его призыву, и не успела последняя нота замолкнуть, как он был уже на ногах, хлопая в ладоши, призывая рабов и давая им приказания, из которых она заключила, что он собирается немедленно отправиться в гавань.
– Надеюсь, что аллах вдохновил тебя, господин мой! – воскликнула она и спросила его. – Что ты решил?
– Я поищу знак, – сказал он и ушел, оставив ее в беспокойстве.
Великолепная галера была пришвартована к берегу, и на борту шумно готовились к отплытию. Носильщики ходили взад и вперед по сходням, соединяющим ее с берегом, таскали тюки с провизией, бочки с водой, бочонки с порохом и все необходимое в путешествии. В тот момент, когда Азад и его приближенные добрались до сходен – по ним перебирались четыре негра, неся тяжелую пальмовую корзину, висевшую на палках, которые лежали у них на плечах.
На палубе стоял Сакр-эл-Бар с Отмани, Али, Джеспером Рейсом и другими офицерами. По сходням взад и вперед ходили два боцмана – ренегаты Ларок и Виджителло, один француз, а другой итальянец, которые за последние два года сопутствовали ему во всех путешествиях. Ларок наблюдал за погрузкой, отдавая приказы, куда поместить провизию, воду и порох. Виджителло в последний раз проверял рабов, сидящих на веслах. Когда внесли пальмовую корзину, Ларок крикнул неграм, чтобы они поставили ее у главной мачты. Но тут вмешался Сакр-эл-Бар, приказав наоборот – внести ее на корму и поставить в кормовую каюту.
Азад спешился и стал у сходен рядом с Марзаком. Юноша стал умолять отца взять на себя командование судном и разрешить ему ехать в качестве своего лейтенанта.
Азад с любопытством взглянул на него, но ничего не ответил. Он вошел на судно. Марзак и другие последовали за ним. В эту минуту Сакр-эл-Бар заметил присутствие паши и сейчас же подошел, чтобы приветствовать его на своей галере. Взгляд его был так же надменен и тверд, как всегда.
– Да осенит мир аллаха тебя и твой дом, о великий Азад, – был его привет. – Мы готовы к отплытию, и я спокойнее уйду в море с твоим благословением.
Азад смотрел на него удивленными глазами – так много было в корсаре смелости, так много спокойствия и уверенности после их последней встречи – это казалось паше совершенно невероятным, разве только совесть его была совершенно чиста.
– Мне советуют не только благословить эту экспедицию, но командовать ею, – ответил он, пристально смотря на Сакр-эл-Бара. Он видел, как глаза корсара внезапно вспыхнули – это было единственным признаком внутренней досады.
– Командовать ею? – переспросил Сакр-эл-Бар. – Тебе советуют? – И он весело рассмеялся, словно не придавал этому значения.
Смех этот был тактической ошибкой. Он подхлестнул Азада. Тот медленно прошел по палубе и подошел к главной мачте, там он остановился и снова посмотрел в лицо Сакр-эл-Бара, который шел следом за ним.
– Почему ты засмеялся? – коротко спросил он.
Сакр-эл-Бар поторопился исправить свою ошибку.
– Предположить, что такая жалкая добыча, как та, что ожидает нас, может быть достойна твоего участия, это значит недооценивать могучие когти льва правоверных. Ты, – продолжал он, и голос его звенел от сдерживаемого презрения, – ты, вдохновитель сотни славных битв, в которых принимали участие целые флотилии, отправишься в море по такому ничтожному поводу, когда один галеас нападает на одну испанскую галеру? Это недостойно твоего великого имени, это ниже твоего достоинства.
Он сделал презрительный жест, как бы отказываясь дальше говорить об этом.
Но Азад продолжал наблюдать за ним холодным взглядом. Лицо его ничего не выражало.
– Со вчерашнего дня в тебе произошла перемена.
– Какая перемена, господин мой?
– Вчера на рынке ты сам уговаривал меня принять участие в этой экспедиции и взять на себя командование, – напомнил ему Азад, – а теперь, – он развел руками и в глазах его промелькнул гнев, – почему ты переменил свое мнение? – сурово спросил он.
Сакр-эл-Бар колебался, он запутался в собственных сетях. На мгновение он отвернулся от Азада и увидел красивое разгоревшееся лицо Марзака, стоявшего рядом с отцом.
Он улыбнулся, стараясь внешне казаться совершенно спокойным.
– Почему?.. Потому, что я понял причину твоего отказа, – сказал он.
Марзак тихо, но язвительно рассмеялся, словно ему была известна истинная причина поведения корсара. Азад в этот момент решил взять на себя командование.
– Мне почти кажется, что мое присутствие нежелательно тебе, – медленно сказал он, – в таком случае это мне очень неприятно. Я долго пренебрегал своим долгом по отношению к сыну и решил исправить эту ошибку. Мы поедем с тобой в экспедицию, Сакр-эл-Бар. Я приму командование, а Марзак будет моим учеником в морском деле.
Сакр-эл-Бар больше ни одним словом не возражал против этого решения. Он поклонился и, когда снова заговорил, в голосе его звучало что-то радостное.
– Хвала аллаху, если ты решился. Не мне говорить о том, что добыча недостойна тебя, раз, благодаря твоему решению, я только выигрываю.
Глава XVПутешествие
Приняв решение, Азад отвел Тсаманни в сторону и дал ему указания как вести дела на берегу во время его отсутствия. Затем сам отдал приказ к отплытию. Сходни втащили на берег, боцман свистнул, рулевые бросились к своим местам на корме и схватились за огромные рулевые весла. Раздался второй свисток, и на среднюю палубу вышли Виджителло и два его помощника, вооруженные длинными плетьми из воловьей кожи, и отдали приказ рабам приготовиться. По третьему свистку Ларока пятьдесят четыре весла опустились в воду, двести пятьдесят тел нагнулись, как одно, и, когда снова выпрямились, огромный галеас двинулся вперед, отправляясь в свой, полный приключений путь. Ветер, дувший из пустыни, сослужил в этот день Лайонелю большую службу, так как, если бы не он, его пребывание у весла было бы весьма не долгим. Он, как и все, почти голый, только с опоясанными чреслами, был прикреплен цепью к ближайшему от прохода месту, и прежде чем галеас прошел короткое расстояние между молом и островом, плеть боцмана уже опустилась на его белые плечи, чтобы заставить его лучше работать. Он вскрикнул под жестоким ударом, но никто не обратил на него внимания. Чтобы наказа