рой стояли бочонки с порохом. Один из них был открыт, так как канонирам понадобился порох. Снятая с него крышка лежала поверх бочонка. Сакр-эл-Бар сбросил крышку, поднял одно из стекол фонаря и наклонил огонь прямо над порохом. Кто-то из наблюдавших за ним издал крик ужаса. Но крик был заглушен его громкой командой. – Перестаньте грести. Азад, отдай им приказ, или я немедленно кину вас всех в объятия шайтана. И он опустил фонарь так, что тот пришелся у самого края порохового бочонка. Рабы немедленно перестали грести. Корсары, офицеры и сам Азад стояли, как парализованные, и смотрели на освещенную фонарем фигуру, угрожавшую им гибелью. Многим приходило на ум броситься на него, но никто не решался, боясь этим ускорить взрыв, который должен был отправить их всех на тот свет. Азад обратился к нему, задыхаясь от гнева: – Да поразит тебя аллах! Не вошел ли в тебя злой дух? Марзак стоял рядом с отцом, вставляя стрелу в лук. – Что вы все стоите и смотрите? – воскликнул он. – Выпустите в него стрелу. – И он поднял лук. Но отец остановил его, зная, каков будет результат. – Если кто-нибудь сделает шаг, чтобы приблизиться ко мне, то я брошу фонарь в порох, – сказал Сакр-эл-Бар. – А если Марзак или кто-нибудь другой выстрелит в меня, это случится само собою. – Сакр-эл-Бар! – воскликнул Азад, и в его гневном голосе прозвучала нотка мольбы. – Умоляю тебя во имя хлеба и соли, которые мы делили с тобой, – приди в себя, сын мой. – Я в своем уме, – был ответ, – и потому не хочу той судьбы, которая уготована мне в Алжире. Я не хочу возвращаться с тобой, чтобы меня повесили или снова посадили на весла. – Клянусь тебе, что ничего этого не случится. – Я не верю тебе, Азад, так как ты показал себя глупцом, а в своей жизни я никогда не видел от глупцов ничего хорошего и никогда не верил им, – поверил только одному, и тот обманул меня. Вчера я предлагал тебе выход. Пожертвовав немногим, ты получил бы меня и мог бы меня повесить в свое удовольствие. Я предлагал тебе свою жизнь, и ты знал это, но не думал, что и я это знаю. Твоя алчность погубила тебя. Твои руки хотели схватить больше, чем могли удержать, теперь ты видишь последствия – это медленно, но верно приближающееся судно. Азад в отчаянии ломал руки. Команда стояла молча, не решаясь сделать ни одного движения, которое могло бы ускорить конец. – Назови свою цену, – воскликнул, наконец, паша, – и я клянусь бородой пророка, что она будет тебе выплачена. – Я назвал ее тебе вчера, но ты отказал. Я предлагал тебе свою жизнь и свободу за свободу другого человека. – Я сделаю тебя богатым и знатным, Сакр-эл-Бар, – ты будешь мне вместо сына, пашалык после моей смерти перейдет к тебе, и люди будут воздавать тебе почести. – Меня нельзя купить, о, могущественный Азад, и никогда нельзя было. Ты можешь располагать теперь моей жизнью при одном условии, что ты выпьешь эту чашу со мной. Мы потопили вместе много судов, и сегодня, если ты этого пожелаешь, мы утонем вместе. – Пусть ты вечно будешь гореть в аду, подлый предатель! – проклял Азад. И тут, видя поражение своего паши, команда дико завопила. Морские ястребы Сакр-эл-Бара взывали к нему, напоминая ему об их верности и любви, и спрашивали, почему он хочет отплатить им теперь гибелью. – Верьте мне, – ответил он, – я никогда не вел вас ни к чему, кроме победы. Поверьте, что и теперь я не поведу вас к гибели. – Но галеон уже около нас! – воскликнул Виджителло. Так оно и было. Огромный корпус галеона уже надвигался на них. Еще мгновение, и судно было уже рядом с ними, и английские матросы уже цеплялись железными крючьями за перила, чтобы захватить судно корсаров. Как только им это удалось, поток людей в латах и шлемах полез через перила, и теперь даже страх перед занесенным над пороховым бочонком фонарем не мог помешать корсарам достойно встретить неверных. В одну минуту боевая палуба на носу галеаса превратилась в настоящий ад, освещенный красными огнями с «Серебряной цапли». Первыми из тех, кто влез, были Лайонель и сэр Джон Киллигрю. Первым из тех, кто встретил их, был Джеспер Лей, который проткнул саблей Лайонеля, в тот момент, когда нога его была занесена на палубу, даже еще до начала боя. С обеих сторон свалилось уже несколько человек, когда раздалась команда Сакр-эл-Бара. – Остановитесь, – крикнул он своим морским ястребам, обращаясь к ним на лингва франка. – Остановитесь и предоставьте все мне. Я избавлю вас от врагов. – Потом он обратился по-английски к своим землякам. – Сэр Джон Киллигрю, – крикнул он громким голосом. – Подождите, пока не выслушаете меня. Удержите своих людей и прикажите другим не перебираться сюда. Сэр Джон увидел его у мачты рядом с Розамундой и, придя к заключению, что ей грозит смерть, если они двинутся дальше, бросился к своим людям, чтобы остановить их. Таким образом бой приостановился так же внезапно, как начался. – Что вы хотите сказать, вы, собака, ренегат? – Если вы не прикажете вашим людям покинуть судно, то я заберу вас в ад вместе с нами. Я брошу этот фонарь в порох, и вы пойдете ко дну вместе с нами. Послушайтесь меня, и вы получите то, за чем пришли на это судно. Мисс Розамунда будет выдана вам. Сэр Джон минуту размышлял, потом заявил: – Хотя я и не собирался вступать с вами в переговоры, я приму ваши условия, если я получу то за чем я в сущности явился. На этом судне есть подлая собака – ренегат, и я обязался своим рыцарским словом захватить его и повесить. Он тоже должен быть выдан мне. Имя его было раньше Оливер Трессилиан. Тотчас же, без всякого колебания, послышался ответ. – Его я тоже выдам вам, если вы дадите клятву, что после этого уйдете отсюда и никому не причините вреда. У Розамунды захватило дыхание, и она схватила руку Сакр-эл-Бара, державшую фонарь. – Будьте осторожны, – резко сказал он, – или вы погубите нас всех. – Я предпочитаю это, – ответила она. Тогда сэр Джон дал ему слово, что, если он и Розамунда будут выданы ему, он удалится, не причинив никому вреда. Сакр-эл-Бар повернулся к своим корсарам и сказал им о предложенных им условиях. Он потребовал от Азада слова, что эти условия будут соблюдены и из-за него не прольется крови. Азад ответил ему, и его слова были выражением общего гнева против него за его измену. – Раз он требует тебя, чтобы повесить, пусть он и возьмет тебя и избавит нас от этого, так как твое предательство ничего иного не заслуживает. – В таком случае, я сдаюсь, – заявил он сэру Джону и бросил фонарь за борт. Только один голос раздался в его защиту, и это был голос Розамунды. Но и этот голос умолк, так как лишившись сил от всего пережитого, она почти без сознания упала на руки Сакр-эл-Бара в то время, как сэр Джон Киллигрю с горстью людей подходил, чтобы освободить ее и взять в плен Оливера. Корсары стояли молча, глядя на все происходившее. Их лояльность по отношению к предводителю, которая заставила бы их пролить свою кровь до последней капли в его защиту, была убита его предательством. Но когда они увидели, как его связали и потащили на палубу «Серебряной цапли», в их рядах произошла мгновенная реакция. Поднялись сабли, и раздались угрожающие крики. Если он и обманул их, то он же и устроил так, чтобы они не пострадали от этой измены. И этот поступок был достоин Сакр-эл-Бар, которого они знали и любили. Но голос Азада напомнил им, что он обещал от их имени, а снизу донесся голос Сакр-эл-Бара, дававшего свой последний приказ: – Помните и исполняйте то слово, которое я дал за вас. Мектуб, такова судьба! Да благословит вас аллах. Стенания были ему ответом, и они показали ему, что любовь их провожает его. После этого веревки были перерезаны, и галеон тихо двинулся в ночную тьму. На галере под тентом сидел Азад, как человек, проснувшийся после тяжелого сна. Он закрыл лицо и плакал о том, который был его сыном и которого он потерял из-за собственного безумия. Он проклинал всех женщин и проклинал судьбу, но больше всего проклинал он самого себя.
Глава XXIIIСудьи
Сакр-эл-Бара заперли в черную дыру на баке «Серебряной цапли», где он должен был дождаться зари и готовиться к тому, что его ожидало. Он долго лежал на том месте, где свалился, думая, что он там один. Легкий шорох в его темной тюрьме вывел его из задумчивости. Он предположил, что это крыса, сел и стал бить туфлей по полу, чтобы прогнать отвратительное животное…Но внезапно он услышал голос. – Кто там? – Здесь темно, как в аду. Где я? Он узнал голос Джеспера Лея и удивился, как он попал сюда, чтобы разделить с ним тюрьму. – Вы на баке «Серебряной цапли», хотя я и не могу сказать, как вы сюда попали. – А кто вы? – спросил голос. – В Берберии меня знали под именем Сакр-эл-Бара. – Сэр Оливер! – Думаю, что так меня будут называть теперь. Может быть к лучшему, что меня похоронят в море, иначе они затруднились бы, какую надпись сделать на моей могиле. Но как вы попали сюда? Ведь я условился с сэром Джоном, что никого не тронут и я не думаю, что сэр Джон не сдержал своего обещания. – В бою я пал без сознания, после того, как проткнул своей шпагой вашего милого братца. Вот все, что я знаю. У сэра Оливера захватило дыхание. – Вы убили Лайонеля? – По-видимому, – был спокойный ответ. – По крайней мере, я вогнал в него несколько футов стали. – По-видимому они решили отомстить вам за него и притащили вас сюда. Вы будете повешены в лучшей компании, чем вы заслужили, так как я буду повешен вместе с вами. Джеспер задрожал и, обратившись к сэру Оливеру в страхе спросил: – Не помолитесь ли вы вместе со мной? – Я сделаю лучше. Я попрошу сэра Джона Киллигрю сохранить вам жизнь. – Но он не послушает вас. – Нет, послушает. Здесь затронута его честь. Условием моей выдачи было то, что никто на галере не пострадает. – Но я убил мастера Лайонеля.
– Да, это верно! Но это было до того, как я поставил свои условия. Сэр Джон дал мне свое честное слово. Тяжесть упала с души шкипера. Он был тронут тем, что в такой момент сэр Оливер мог думать о нем. Он был тем более растроган, что знал, как сам он был виноват во всем, что случилось с сэром Оливером. В нем пробудилось героическое желание помочь сэру Оливеру искренним признанием во всем. Но судьба, казалось, была против его намерения, так как, когда на рассвете пришли, чтобы отвести сэра Оливера на суд; на просьбы Джеспера Лея, чтобы его тоже повели к сэру Джону, не обратили никакого внимания.