– Нет, нет, – запротестовал сэр Джон, – не обращайте на нее внимания, Генри. Она…
– Принимая во внимание, что главные обвинения против него касаются меня, без сомнения, необходимо меня выслушать.
– Конечно, – сказал лорд Генри, – если вы уверены, что это не превысит ваши силы и не слишком расстроит вас. Может бы, мы могли бы обойтись без ваших показаний…
– В этом вы ошибаетесь, милорд, уверяю вас, вы не можете обойтись без них.
– Пусть будет так, – мрачно сказал сэр Джон, направляясь к столу и собираясь сесть.
Прищуренные глаза лорда Генри все еще удивленно рассматривали Розамунду, а пальцы перебирали короткую пепельного цвета бороду. Потом он повернулся к двери: – Войдите, джентльмены, и прикажите ввести пленника.
На палубе послышались шаги, и явились три офицера сэра Джона, чтобы пополнить состав суда над ренегатом-корсаром – суда, исход которого был предопределен заранее.
Глава XXIVЗащитник
Вокруг длинного коричневого стола из массивного дуба были расставлены стулья, и на них расселись офицеры. Среднее место было предоставлено сэру Генри Год в качестве лейтенанта королевы, и теперь стало понятно значение его цепи. Он должен был быть председателем этого случайного суда. Справа от него сидел сэр Джон Киллигрю.
Для Розамунды был поставлен стул на правом конце стола. Она сидела, положив локти на полированный стол; глаза ее рассматривали пятерых джентльменов, членов суда.
На трапе послышались шаги, и в дверь упала тень. С бака слышались голоса и смех. В дверях показался сэр Оливер под охраной двух матросов в латах, в шлемах и с обнаженными саблями.
Он на секунду остановился в дверях, и веки его затрепетали, когда он увидел Розамунду. Потом, понукаемый часовыми, он переступил порог и остановился. Руки его все еще были связаны за спиной. Он небрежно поклонился суду. Лицо его было совершенно спокойно.
– Доброе утро, господа, – сказал он.
Все пятеро молча смотрели на него, но лицо лорда Генри, когда он смотрел на мусульманское одеяние корсара, выражало гнев, переполнявший, по его словам, его сердце.
– Вам, вероятно, понятно, – сказал сэр Джон после долгой паузы, – для чего вас привели сюда?
– Не совсем, – ответил пленник, – но мне будет совершенно понятно, для чего меня уведут отсюда, хотя, – прибавил он холодно и критически, – я вижу по вас, что вы собираетесь почему-то издеваться надо мной. Если это делается для вашей забавы, то я не сержусь на вас, я только хотел сказать вам, чтобы вы избавили миссис Розамунду от этого мучительного и неприятного дела. – Миссис Розамунда сама пожелала присутствовать здесь, – сказал сэр Джон. – Может быть, – ответил сэр Оливер, – она не отдает себе отчета… – Я объяснил ей все, – прервал его сэр Джон. Пленник посмотрел на нее почти с удивлением. Потом он снова обратился к своим судьям. – В таком случае, – сказал он, – больше не о чем говорить. Но прежде, чем мы начнем, я хотел бы выяснить одно обстоятельство. Условием моей сдачи было то, что всех других оставят на свободе; вы поручились мне в этом своим рыцарским словом, сэр Джон, но я нашел здесь одного человека, который был со мной на галере, бывшего английского моряка, по имени Джеспер Лей, которого вы арестовали. – Он убил мастера Лайонеля Трессилиана, – холодно сказал сэр Джон. – Очень возможно, но удар был нанесен раньше, чем я заключил с вами условие, и вы не можете нарушить его не поступившись своей честью. – Не вам говорить о чести, – сказал лорд Генри. – О чести сэра Джона, милорд, – сказал пленник с насмешливой скромностью. – Я считал, что достаточно мне будет упомянуть о мастере Лее, чтобы вы его освободили. Сэр Джон опустил глаза. Не было сомнения в том, что честь обязывала его отпустить мастера Лея, что бы ни совершил этот человек; и, действительно, сэр Джон узнал об его аресте после того, как это случилось. – Что я буду с ним делать? – проворчал он. – Это вам самому надлежит решить, сэр Джон, а я могу только указать, чего вам не следует с ним делать. Вы не должны держать его в плену или увозить в Англию, или каким-нибудь образом причинять ему вред. Так как его арест был недоразумением, вы должны исправить это недоразумение. Я уверен, что вы это сделаете, и больше ничего не скажу… К вашим услугам, сэры, – добавил он, чтобы показать, что он в их распоряжении, и остался спокойно стоять, ожидая дальнейшего. Наступила небольшая пауза, и лорд Генри с невозмутимым лицом обратился к пленнику: – Мы привели вас сюда, чтобы выслушать, что вы можете сказать в свое оправдание. Сэр Оливер посмотрел на него с почти веселым удивлением. – Я никогда не имел обыкновения терять время. Я мог бы только возразить, что у меня нет желания быть повешенным на открытом воздухе, – был легкомысленный ответ. Лорд Генри наклонился вперед. – Позвольте мне, сэр, в ваших собственных интересах попросить вас быть серьезным! – Я согласен с вами, милорд, и могу только сказать, что если вы меня собираетесь судить за пиратство, то я не мог бы пожелать более опытного судьи, чем сэр Джон Киллигрю. – Очень рад, что заслужил ваше одобрение, – кисло ответил сэр Джон. – Пиратство, это – самое ничтожное из обвинений. Брови сэра Оливера поднялись, и он посмотрел на ряд торжественных лиц. – В таком случае ваши обвинения должны быть очень серьезны, иначе ваши надежды увидеть меня на виселице потерпят крушение. Перейдем, сэры, к вашим другим обвинениям; я вижу, что вы с каждой минутой становитесь интереснее. – Можете ли вы отрицать пиратство? – спросил лорд Генри. – Отрицать пиратство? Нет, но я отрицаю ваше право судить меня за это в английском суде, так как я не пиратствовал в английских водах. – Разве вы не явились в Арвенак и не увезли оттуда насильно?.. – Ну, уж нет, – добродушно возразил корсар, – вернитесь в школу, сэр Джон, и научитесь там, что похищение не есть пиратство. – Пусть это будет похищение, – согласился сэр Джон, – но вы не можете не знать, что по английским законам похищение карается смертью. – Он повернулся к судьям. – В таком случае, с вашего разрешения, мы не будем больше говорить о пиратстве. – Да, – сказал лорд Генри, – в этом отношении пленник прав; мы не имеем права судить его за это, раз он не занимался пиратством в английских водах и, сколько нам известно, не нападал на суда, идущие под английским флагом. Розамунда медленно сняла локти со стола и положила руки на край стола. Наклонившись вперед, она внимательно слушала. В глазах ее был какой-то странный блеск, и щеки ее разрумянились. Сэр Оливер, мельком взглянув на нее, заметил это. Он никак не мог угадать, каково было ее отношение к нему теперь, когда она была в безопасности, среди друзей и покровителей. – Пусть так, – сказал нетерпеливо сэр Джон. – Мы будем обвинять его в убийстве и похищении. Вы имеете что-нибудь возразить? – Ничего, что имело бы для вас значение, – сказал он вдруг, бросив свой насмешливый тон, и страстно воскликнул: – Прекратите эту комедию суда. Повесьте меня – и конец. – Сэр, – сказал лорд Генри, – эти слова недостойны вас, человека, который, несмотря на все свои преступления, пользуется славой храброго воина. Ваши поступки, особенно тот, который заставил вас бежать из Англии и заняться разбоем, а также ваше возвращение в Арвенак, так ужасны, что ваш приговор в английском суде – дело, без сомнения, предрешенное, хотя, если вы захотите, то это будет исполнено. Но, – прибавил он, и голос его стал тих и серьезен, – если бы я был вашим другом, сэр Оливер, я посоветовал бы вам лучше согласиться на этот быстрый суд здесь, в море. – Сэры, – ответил Оливер, – я не оспариваю вашего права повесить меня. Больше мне нечего сказать. – Но у меня есть. Это был резкий голос Розамунды, поразивший суд. Все повернули головы, чтобы взглянуть на нее, когда она поднялась и, выпрямившись во весь рост, встала у конца стола. – Розамунда! – воскликнул сэр Джон и тоже встал. – Позвольте мне умолять вас… Она повелительно, почти презрительно, махнула ему, чтобы он замолчал. – Так как в том похищении, в котором вы обвиняете сэра Оливера, я то лицо, которое он будто бы похитил, то может быть, прежде чем вы продолжите разбор этого дела, вы пожелаете услышать то, что я буду, может быть, говорить в английском суде? Сэр Джон пожал плечами и сел. Он понял, что она настоит на своем, он знал, что она только протянет время и продолжит агонию приговоренного человека. Лорд Генри почтительно повернулся к ней. – Раз пленник не отрицает обвинения, и раз он мудро решил не требовать предания к суду, не стоит беспокоить и вас, миссис Розамунда. Вам ничего не придется говорить в английском суде. – В этом вы ошибаетесь, милорд, – сказала она спокойным, ровным голосом. – Мне придется говорить об этом, когда я буду обвинять вас в убийстве в открытом море, если вы будете настаивать на своем намерении. – Розамунда! – удивленно воскликнул Оливер, и в этом крике были радость и восхищение. Она посмотрела на него и улыбнулась. В этой улыбке было мужество и дружелюбие и нечто большее, и он почувствовал, что грозящая ему виселица – небольшая цена за эту улыбку. Потом она снова повернулась к суду, ошеломленному ее словами. – Раз он не желает опровергать обвинения, – сказала она, – то я вынуждена это сделать за него. Он не похитил меня, как вы говорите. Я люблю Оливера Трессилиана, я – совершеннолетняя, и сама распоряжаюсь собой, и я по собственному желанию отправилась с ним в Алжир, где и сделалась его женой. Если бы она бросила между ними бомбу, она не могла бы больше смутить их. Они отшатнулись и с побледневшими лицами смотрели на нее, что-то бормоча. – Его… его женой… – лепетал лорд Генри, – вы его жена… Тогда сэр Джон гневно вмешался: – Ложь, ложь. Розамунда наклонилась к нему, и ее улыбка почти превратилась в усмешку. – У вас всегда был неповоротливый ум, сэр Джон, – сказала она. – Иначе мне не было бы необходимости напомнить вам, что если бы он причинил мне то зло, в котором вы его обвиняете, то я не стала бы лгать для его спасения. – Потом, глядя на других, она сказала: – Я думаю, господа, что в каком угодно суде в этом случае мой голос значит больше, чем голос сэра Джона или чей бы то ни было. – Это правильно, – воскликнул лорд Генри. – Подождите, Киллигрю. – И он снова заставил замолчать пылкого сэра Джона. – Что вы скажете на это, сэр? – обратился он к сэру Оливеру, который из всего общества казался более всех удивленным. – Что я скажу на это? – повторил корсар, – Что же я могу сказать? – постарался он избежать ответа. – Это все ложь, – снова воскликнул сэр Джон. – Мы были свидетелями этого происшествия. Вы, Генри, и я – мы видели… – Вы видели, – прервала его Розамунда, – но вы не знали, что все это было оговорено. На мгновение это заставило их замолчать. Они были похожи на людей, у которых земля уходит из под ног тем скорее, чем больше они стараются удержаться. Потом сэр Джон презрительно усмехнулся и возразил: – Вероятно, она поклянется и в том, что ее жених, мастер Лайонель Трессилиан, по доброй воле последовал за ней. – Нет, – ответила она. – Что касается Лайонеля Трессилиана, он был увезен, чтобы он мог искупить свои грехи – грехи, которые он совершил против своего брата и которые служат причиной вашего второго обвинения против него. – Что вы хотите сказать? – спросил лорд Генри. – Что история о том, будто сэр Оливер убил моего брата – клевета; убийцей был Лайонель Трессилиан, который боясь, что это обнаружится, и довершил свое злодеяние, велев захватить сэра Оливера и продать его в рабство. – Это уже слишком, – заревел сэр Джон, – она хочет нам доказать, что белое- черное, а черное – белое. Ее околдовал этот него