,|ь опасными. Они уже видели десяток взрывов, и еще никто на острове от этого не умер. Сколько они собираются пробыть на Таити? Месяца два, так что в этом году им, к сожалению, уже не придется увидеть атомные грибы. Ну да ничего, им и здесь очень нравится.
Телевизионная передача натолкнула депутатов Территориальной ассамблеи на одну мысль. Почему бы не пригласить военных специалистов-атомников, несколько известных французских исследователей и всех ведущих местных политиков на телевизионную дискуссию, и чтобы зрители могли прислать по почте или задать по телефону свои вопросы? Один голлистский депутат предложил устроить также широкую дискуссию в Территориальной ассамблее. Оба предложения были единодушно одобрены; правда, ни та, ни другая дискуссии так и не состоялись.
Тем временем Теарики и Сэнфорд обнаружили, что упомянутый выше указ 1957 года дает Территориальной ассамблее право запрещать ввоз в колонию вредных для здоровья изделий. И поскольку военные продолжали взрывать одну вредоносную бомбу за другой, депутаты, проявив тонкое чувство черного юмора, выдвинули следующий проект:
«Параграф 1. Настоящим запрещается всякий импорт, перевозка, продажа и складирование, а также распространение в воздухе, на море, в реках и на почве радиоактивных веществ, за исключением используемых строго в медицинских целях.
Параграф 2. Порядок торговли и пользования ручными часами и будильниками со светящимся циферблатом, а также телевизионными приемниками будет определен позднее особым постановлением.
Параграф 3. Все поименованные в параграфе 1 изделия, обнаруженные в пределах территории, подлежат конфискации и возврату в страну, где они произведены.
Параграф 4. Нарушения караются максимальными наказаниями, предусмотренными постановлением № 238/ MI/AA от 19 марта 1958 года, а также соответствующими этому случаю наказаниями, предусмотренными Уголовным кодексом.
Параграф 5. Настоящее постановление надлежит зарегистрировать и довести до всеобщего сведения в установленном порядке».
Учитывая легко предсказуемую реакцию губернатора, вряд ли это постановление вошло бы в силу. Тем временем случилось именно то, чего все опасались: 24 августа 1968 года на атолле Фангатауфа была взорвана первая водородная бомба мощностью 2,5 мегатонны. Министр Робер Галле[43], ведавший научными исследованиями, совершил далекое путешествие из Парижа, чтобы созерцать это научное событие. На другой день он сообщил представителям мировой прессы, что все шло как по маслу: «Радиоактивное облако тотчас взмыло вверх и поплыло на восток между атоллами Актеон и Реао, вдоль биссектрисы клиновидной зоны». Для тех, кто недостаточно хорошо знает острова Туамоту, он мог бы добавить, что Туреиа расположен всего в 40 километрах от этой биссектрисы. Возвратившись в Париж, Галле описал случившееся в газете «Монд» следующим образом: «Чем успешнее будут наши испытания, тем меньше их понадобится проводить. Причину понять нетрудно. Нет никакого смысла проводить множество взрывов и выбрасывать в стратосферу большие количества радиоактивных веществ, если это не дает нам ничего нового». Естественно, что многие на Таити сделали из этой официально объявленной рабочей гипотезы малоутешительный вывод, что французское правительство готово сколько угодно отравлять воздух и среду, лишь бы это сулило новые технические достижения.
В полном соответствуй с этим принципом военное командование всего через две недели взорвало на Моруроа новую водородную бомбу мощностью около одной мегатонны. (Атолл Фангатауфа явно слишком пострадал, чтобы его можно было использовать повторно.) Наконец-то французским специалистам удалось повторить трюк, который их английские коллеги выполнили еще в 1957 году. Теперь оставалось сконструировать ядерное оружие, пригодное для военного применения. Ибо взорванные на Фангатауфа и Моруроа заряды все еще находились на стадии примитивного эксперимента. Предстояло придать им форму не слишком больших бомб, монтируемых на самолетах и ракетах-носителях. По расчетам французских специалистов, на эту сложную задачу должно было уйти по меньшей мере еще четыре года. Что опять-таки означало огромные расходы, хотя французское правительство после месячной остановки всех предприятий во время майских беспорядков 1968 года вынуждено было экономить буквально на всем. Министр обороны Пьер Месмер внес свой посильный вклад в кампанию по экономии. В сообщении, распространенном в октябре 1968 официальным агентством Франс Пресс, говорилось, в частности, о том, что во время намеченных на 1969 год новых испытаний океан в целях экономии больше не будет патрулироваться кораблями французского флота, наблюдающими за безопасностью, кроме того, численность личного состава будет сокращена на одну треть.
Эти меры позволили в 1969 году увеличить ассигнования на производство ядерного оружия и ракет-носителей до 6,5 миллиарда новых франков.
30. ГУМАННЫЙ АКТ
Год 1968-й был памятным. Во-первых, исполнилось 20 лет с тех пор, как Пуванаа впервые выдвинул требование об автономии. Во-вторых, минуло 10 лет, как его схватили и лишили свободы. И наконец, уже пять долгих лет военные беспрепятственно хозяйничали на островах.
Под влиянием этих горьких воспоминаний лидеры полинезийских автономистов удвоили свои усилия для решения трех названных проблем. Как уже говорилось, в начале года они ездили в Париж, чтобы сдвинуть с места процесс деколонизации. Затем два месяца в Территориальной ассамблее принимали резолюции и составляли проекты постановлений, призванных положить конец ядерным взрывам. К сожалению, им не удалось добиться каких-либо результатов. Однако они не падали духом и в дальнейшем сосредоточились на достижении третьей цели — освобождении Пуванаа.
Обстановка выглядела вполне благоприятной после основательной реорганизации правительства, предпринятой де Голлем вслед за его внушительной победой на выборах летом 1968 года. Так, из состава кабинета вышли два наиболее ненавистных автономистам министра — Помпиду и Бийот. Премьер-министром стал профессиональный дипломат Кув де Мюрвилль[44], министром по делам заморских территорий — депутат Эншоспе[45], представлявший баскские провинции у испанской границы. Назначение последнего на этот пост вызывало серьезные сомнения: он не бывал ни в одной из колоний Франции и прежде занимался оптовой торговлей шерстью, что вряд ли могло ему пригодиться в новых заморских сферах деятельности, поскольку там никто не разводил овец и не торговал шерстью.
Все же тот факт, что Эншоспе избрал для своей первой инспекционной поездки Французскую Полинезию, произвел хорошее впечатление. В Папеэте, куда он прибыл в сентябре 1968 года, сразу заметили, что у него добродушное круглое лицо и веселый, общительный нрав; эти черты выгодно отличали его от чопорного и нелюдимого генерала Бийота. Эншоспе нисколько не возражал против встреч с автономистскими лидерами, которых так чурались его предшественники. Напротив, новый министр сам пригласил их на беседу и прямо сказал: «В апреле у вас перед носом захлопнули дверь в Париже. Я приехал сюда чтобы отворить ее». С подкупающей откровенностью он добавил, что никто лучше баска не может понять стремление к независимости, что в душе он сам автономист. Возвратившись в Париж, министр подтвердил на пресс-конференции свою готовность вести переговоры с полинезийскими деятелями.
Такой поворот многим показался неправдоподобным. И неспроста. Фрэнсис Сэнфорд первым проверил искренность Эншоспе. Случай представился 4 ноября, когда в Национальном собрании обсуждались бюджеты заморских территорий на 1969 год. Отлично понимая, что бюджетный проект голлистской финансовой комиссии, как обычно, будет утвержден голлистским большинством без изменений, что бы он ни предлагал, Сэнфорд использовал семь минут, отведенные ему для выступления, в защиту Пуванаа, за автономию и против ядерных испытаний.
О Пуванаа он сказал, в частности:
«Я считаю недостойным для такой великой демократической страны, как Франция, обрекать на пятнадцатилетнее изгнание 72-летнего, наполовину парализованного узника, уже проведшего восемь лет в Бометт, Френе и других тюрьмах».
С не меньшей горечью критиковал он реакционную колониальную политику правительства:
«Как во Французской Полинезии, так и в Новой Каледонии представители партий большинства энергично требуют самоуправления для этих территорий. Я убежден, что правительство обязано незамедлительно начать переговоры с названными территориями».
Наконец, по поводу ядерных испытаний Сэнфорд выдвинул вполне оправданное требование, подкрепленное положениями французской конституции:
«Эти испытания навязаны нам военными, из-за них мы пребываем в постоянной тревоге, опасаясь, что еще больше возрастет число заболеваний лейкемией и раком. Кстати, я лично столкнулся с этой проблемой. Почему власти не устроили референдум? Почему, не считаясь с нашим мнением, обрекли нас на участь подопытных кроликов, приносимых в жертву на алтарь ударных ядерных сил?»
Говоря об опыте, Сэнфорд имел в виду недавнюю трагическую смерть от лейкемии своего четырнадцатилетнего сына.
Новый министр не стал уклоняться от ответа на выступление Сэнфорда. И сообщил, что при недавнем посещении Французской Полинезии сам убедился, «как тепло жители Туамоту относятся к подразделениям ядерных сил, которые часто оказывают им неоценимые услуги». «Вот почему, — продолжил он, — меня удивляет негативная реакция Территориальной ассамблеи. Однако переговоры, которые я намерен начать в январе 1969 года, несомненно помогут развеять все недоразумения».
По поводу Пуванаа Эншоспе высказался еще более оптимистически: «Я лично занимался его делом, когда находился в Папеэте. Хотя для решения этого вопроса необходима прежде всего общая разрядка, правительство продолжает изучать эту проблему в позитивном духе».